Давайте ничего не напишем - Алексей Самойлов

– Между тем, – Егор убрал левую ногу с правой, а затем положил правую на левую. – царь Кощей совсем не чахнет! Он постоянно попадается на пути героини под разными личинами. Он соблазняет героиню африканским мороженым и занимается с ней грязным надругательством прямо посреди дороги, парализуя тем самым движение по трассе «Сыктывкар – Тегусигальпа». В результате чего пилот не успевает на рейс, и террористы захватывают не тот самолёт. А в этом самолёте летит вся семья главной героини, включая парализованного любовника и богатенького слесаря.

– Уже идёт пятая глава, и у нас получается слишком нервный и паралитический роман. Наверно, так и стоит его назвать – вполне в духе современных новомодных тенденций, – Даша достала из конопляной сумочки блокнотик и поставила галку напротив правильной тенденции.

– «Нервно-паралитический роман»? – Егор извлёк из кейса ноутбук и вошёл в Интернет. – Пожалуй, я зарегистрирую название в патентном бюро!

Он принялся нажимать кнопки, компьютер при этом попискивал, будто мышь.

– Между тем наступает кульминация, – возникла Даша. – Наша героиня рожает: не подружку, не старушку, а неведому зверушку. Таким образом, предсказуемой развязки не будет. Мы используем запрещённые литературные приёмы-апокрифы, маскируя их под классические шаблоны-догматы. И называем это постмордойвнизмом.

– Если быть эпохально точным, она рожает креветку, – эпохально уточнил Егор. – Креветка растёт быстрее, чем кролики трахаются со швейной машинкой, и вскоре достигает нечеловеческих размеров. Годзилла и Омен в одном теле. Милый папочка смачно потирает руки!

– И как оказывается в тридцать восьмой главе, наша ретивая протагонисточка – латентный учёный-теософ. Изучая этиологию, этимологию и энтомологию слова «Годзилла», она обнаруживает в нём корень «Год», что значит «God», после чего усматривает в своём ребёнке божественное происхождение. И читатель начинает подозревать, что демон вовсе ни при чём.

– Однако, учитывая, что зло всегда косит под добро, наш ангел в бесовском обличии даёт девочке прикурить от адского котла!

– А креветка с рождения нюхала грибы, и только потом научилась ходить в туалет. Она затесалась в клуб анонимных алкоголиков, который состоял из неотёсанных чурбанов с нимбами, величавших себя «Легионом Последней Бутылки».

– Таким образом, сюжет из простой трагедии матери-одиночки превращается в тотальный конфликт бобра и осла, в котором наконец победит кенгуру.

– Развязка произойдёт в обычной советской песочнице, в шестидесятые годы прошлого столетия. Отец и мать встретятся, будучи детьми, и не поделят между собой совок. Герой затаит смертельную обиду на героиню, тщательно выводя палочкой на песке новое сатанинское число – 42.

– А героиня растопчет его куличики и тут же влюбится в злодея, поскольку только дуры любят положительных героев, а имена всех своих подруг-конкуренток она раздаст куклам, а кукол насадит на колья тёмной безлунной ночью, а из их синтетических скальпов сошьёт себе сарафан.

– В нашем эпилоге – разрушенный мир после Армагеддона. Оставшиеся в живых бобры заново отстраивают хатки. Последние ослы кончают жизнь самоубийством, бросаясь в адские котлы с плакатами «жизнь чудесна!». Зловещая морда кенгуру высовывается из-за кулис и показывает язык.

– Тормози… Эй! Кто сказал последнюю фразу?

– А кто сказал «кто сказал последнюю фразу?»

Егор и Даша аккуратно переглянулись, боясь врезаться глазами, выдержали пять минут и… благополучно расхохотались. Егор хохотал звонко и зычно, а Даша – беззвучно и глазами.

– Резюмируй, – шепнула она, когда прошла икота.

– Ну а что? Развязка банальна, концовка логична. Хеппи-энд, и никаких костей. Герой добровольно уничтожает себя, приехав в Сербию и бросившись под перебегающего рельсы осла. Героиня рожает ещё тройню и улетает на каникулы в Сиэтл к любимой собачке. Звучит финальная песня, титры, аплодисменты. Книгу можно закрыть и выбросить на помойку.

– А кстати, милый Егор, ты не заметил, что твой герой слишком хорош для злодея, – прищурилась Даша и перевела стрелки на 15 минут назад.

– А вот ни фига. Он постоянно меняется. Его то жалко, то не жалко. В конечном счёте все его маски сгорают в синем пламени очей твоей героини. И перед нами – чистейшей воды живой труп.

– А я вот что скажу… – Даша подбоченилась, но потом раздумала. – Любой настоящий злодей честен в своих злодеяниях, а значит, честен и со своими врагами. Любой же добряк служит обычно не себе, а доброй идее, или, в лучшем случае, – другим людям, в порядочности которых честный читатель может усомниться. А иногда протагонист просто мстит, и это считается «правильным» поведением. Причём, заметь, милый, что когда мстит злодей, это считается «неправильным» поведением. И вот эти твои выверты с масками – не более чем сюжетные цеплялочки для читателя. В классической драме идёт противостояние двух личностей, но никогда не двух душ. Это доказывается на любом общедоступном примере. Все так называемые духовные метания героев, типа «тварь я ничтожная», типа прыжков в Волгу или кидания под «Аннушек» – не стоят и сопли с твоего носика. Идея борьбы добра со злом…

Вдруг Егор грубо махнул рукой, и Даша от неожиданности всплакнула.

– Стоп, стоп, стоп! Тебе не кажется, женщина, что ты стала слишком много нагонять? Это вообще-то мои обязанности, а не твои!

Егор демонстративно отвернулся в сторону, закурил сигарету ртом и занялся подсчётом нехороших мыслей у проходящих мимо тавтологических прохожих.

Даша высморкалась в пустоту и продолжила:

– Сама идея конфликта подразумевает наличие двух противоположных концепций, суждений или заблуждений, короче говоря, двух несовместимых парадигм. Их носителями служат личности конфликтующих людей, и в результате верная с точки зрения автора концепция – так называемое «добро» побеждает неверную с точки зрения автора концепцию – так называемое «зло». Учитывая, что концепции – это лишь авторские модели мира, не имеющие к реальности никакого отношения, я полагаю любой драматический конфликт глупым в самой основе, и он годится лишь для оболванивания наивных простаков, верящих в честных политиков и любовь до гроба. А что касается твоего слащавого демона, Егор, то разливающий масло Воланд мне много симпатичнее Мастера с его пафосной байкой про Понтия Пилата. По той причине, что Воланд честно служит самому себе, а не притворяется праведником ради ангельских крылышек. Я закончила, Егор, и замолкаю. Можешь курить и делать вид, что меня нет.

Егор машинально обернулся и не заметил Даши рядом с собой. Он тряхнул головой, протёр глаза и даже обжёг пальцы сигаретой. Оказалось, что Даша сидела, как ни в чём не бывало, и потусторонним взглядом созерцала студента, который набирал в бутылку воду из Чистого Пруда, чтобы потом продать её под видом «Боржоми». Губы Даши слегка шевелились под воздействием неслышимых слов.

– Не ожидал от тебя, если честно, – наконец вытряхнул из себя Егор. – Ты казалась мне добрее! Ты казалась мне честнее! Ты казалась мне справедливее! С чего это ты вдруг заступилась за дьявола? Чем не угодил тебе Мастер? А?

– Лицемерие, Егор. Знаешь, есть такое слово в русском словаре. Но ты меня не поймёшь. Парадокс в том, что твой отрицательный мужчина и моя положительная женщина – только твои порождения. Любая вещь содержит в себе свою противоположность.

– Вот и прекрасно! Это мы и показываем посредством масок и метаморфоз. В конечном итоге противоположности обнажают себя.

– И вот тут происходит лицемерие. Читатель начинает верить в честных политиков. Понимаешь? И это лицемерие – целиком на совести нерадивых авторов, которые изначально врут сами себе, и поэтому не могут не врать своим читателям.

– А ты что, предлагаешь хаос? Ты предлагаешь назвать тигра кроликом и сказать, что ни тигра, ни кролика не существует. Это мы уже проходили, Дашулечка. Дао-хренао и прочая восточная галиматья. Ненавижу!!! – Егор заскрипел зубами мудрости. – Вот где полное оболванивание невинных читателей – в отсутствии морали. Отсутствие морали – это деградация совести и тотальная вседозволенность. Читатель поймёт такую мораль по-своему и правильно, уж поверь! И пойдёт крушить всех направо и налево! Мира не существует, смерти нет, война священна, Мордор – наша страна, Саурон – наш батька…

Егор чихнул пять раз подряд и потрогал свои уши. А Даша нежно промурлыкала:

– Тебе не кажется, котик, что мы нагнали слишком много пафоса? Ты вон уже вспотел от серьёзности моих слов, у тебя даже уши покраснели. Ещё пара тирад – и они отвалятся за ненадобностью!

– Да ты что… Блин! Да ёб твою раскладушку!

Даша прыснула в ладошки, а Егор развёл руки в стороны и сжал кулаки, будто каратист. Со стороны создалось впечатление, что ему обломали весь кайф: он раздевал незнакомую девушку, и неожиданно в комнату вошла мама.