Секретная война. Записки немецкого шпиона - Франц Ринтелен

— Господина советника нет дома.

— Куда он ушел?

— Он никогда мне не говорит этого, но я думаю, что теперь он, вероятно, ужинает.

У меня блеснула мысль. Я попросту решил привлечь полицию к розыскам советника, считая, что если она в состоянии найти мелкого воришку, то, несомненно, сумеет найти такое известное лицо. Я быстро помчался в полицейское управление.

— Где секретный отдел?

Дежурный комиссар всполошился, видя перед собой так поздно морского офицера.

— Кого надо арестовать, капитан?

— Советника фон Лумма из Рейхсбанка.

— Что вы говорите, капитан! Советника фон Лумма?

— Это не так серьезно, как вы думаете, дорогой комиссар. Но этот господин находится сейчас, вероятно, в каком-нибудь ресторане в центре Берлина, и его надо разыскать во что бы то ни стало до полуночи и доставить в Рейхсбанк. [8]

— Хорошо, — сказал комиссар, — я немедленно отправлю несколько тайных агентов.

Не было никакого смысла дожидаться в полицейском управлении результата, поэтому я вернулся в адмиралтейство. В десять часов вечера я был вызван по телефону дежурным комиссаром.

— Советника фон Лумма разыскали в ресторане Кемпинского и он тотчас же отправится в банк.

Теперь мы могли приняться за работу. Когда я явился в железнодорожный отдел главного штаба по Мольткештрассе и потребовал, чтобы завтра утром отправили специальный поезд в Константинополь для перевозки наших миллионов, там удивились моему наивному взгляду на железнодорожное движение в военное время, но я начал добиваться этого с такой настойчивостью, что мне, наконец, удалось убедить их. Правда, мне не удалось получить поезд прямого сообщения, как я того хотел, но мне сказали, что поезд пойдет до Боденбаха на австрийской границе.

— За Боденбахом мы ничего не можем гарантировать, и о дальнейшем пути должны позаботиться австрийцы.

Австро-венгерское посольство находилось против главного штаба, и консул граф Гойос обещал, что военное министерство в Вене отправит поезд через Балканы прямо в Константинополь.

— Должен, однако, добавить, — сказал граф Гойос, — что транспорт золота через Балканы сопряжён с тысячью трудностей.

У меня не было времени раздумывать над всеми этими возможностями, — мне надо было вернуться в адмиралтейство. Из Рейхсбанка сообщили по телефону, что всё идет хорошо: уже мобилизованы служащие для подсчета золота, и ящики будут через час запакованы.

Дежурная телефонистка в адмиралтействе взяла на себя труд нарушить сладкий сон нескольких почтовых служащих, и через полчаса я мог сообщить, что завтра утром в восемь часов к банку прибудут шесть больших почтовых грузовиков.

Еще прежде мне приходилось несколько раз обращаться к доктору Гельфериху, директору Германского банка, по денежным вопросам технического порядка; теперь я тоже пригласил его. Перевозка золота его сильно заинтересовала, и он рано утром явился в адмиралтейство, чтобы вместе со мной отправиться в Рейхсбанк. Прибыв туда, мы чрезвычайно перепугались. Входы и выходы были заняты [9] людьми довольно подозрительного вида. Но постепенно мы поняли, что это переодетые агенты.

Ящики были погружены, и обоз тронулся. Мы двигались так медленно, что Гельферих заметил:

— Можно подумать, что это похоронная процессия.

В тот же день в 4 часа пополудни я был вызван из Боденбаха доктором Вейгельтом из Германского банка, предоставленным в мое распоряжение для руководства транспортом.

Он телефонировал мне, что обещанный австрийцами поезд не прибыл. Так как день был воскресный, он не мог найти служащих военного отдела, но, тем не менее, он нашел выход. Автомобильное общество изъявило готовность доставить ящики в Вену.

Так как ничего не оставалось делать, я ответил доктору Вейгельту, что я согласен и что мне удастся достать поезд из Вены.

В понедельник 17 августа в адмиралтейство явился служащий австрийского посольства в сильнейшем волнении. Он держал в руках полученную из Вены телеграмму следующего содержания:

«Только что мы произвели в Вене арест, который, по-видимому, разрушил план неприятеля. В Вену прибыло несколько грузовых автомобилей, причём странное поведение сопровождавших их лиц возбудило подозрение полиции, которая не замедлила задержать их. Полиция нашла в автомобилях громадные ящики, из коих она один открыла. Ящик оказался наполненным золотом, которое, очевидно, предназначено для сербской пропаганды в Австрии. И более всего удивительно то, что речь идет о золотых монетах германской чеканки. На заданные вопросы арестованные дали противоречивые показания, так что, по-видимому, мы имеем дело с сербскими агентами, которые странным образом снабжены немецкими паспортами. Все они взяты под стражу и скоро состоится суд».

Господин из австрийского посольства был, вероятно, сильно удивлен, видя, как у меня при чтении этой телеграммы выступила пена на губах. Затем я разразился хохотом и поспешил к телефону. К вечеру австрийское посольство в свою очередь сообщило по телефону:

— Ваш транспорт золота погружен на специальный поезд-экспресс и отправлен в Будапешт. Что касается досадной ошибки с арестом ваших людей, то мы приносим тысячу извинений за происшедшее недоразумение. [10]

В субботу 22 августа я нашел на моем столе телеграмму из Константинополя:

«Только что благополучно прибыл транспорт золота. Сегодня же он будет передан средиземноморской эскадре».

Транспорт золота благополучно прибыл в Константинополь.

* * *

Когда вспыхнула война, германские крейсеры были рассеяны по всему миру, и объявление войны застигло их в самых различных пунктах. Самым крупным отрядом, помимо средиземноморской эскадры, была дальневосточная эскадра крейсеров, в которую входили «Шарнхорст» и «Гнейзенау», сопровождаемые легкими крейсерами «Лейпциг», «Дрезден», «Нюрнберг», «Эмден».

Берлинское адмиралтейство в начале войны само не знало точно, где находится граф Шпее. Последняя весть от него была получена из Цзиндао. Граф Шпее, конечно, прекрасно отдавал себе отчет в том, какая буря поднялась над Европой в то время, когда он бороздил далекие моря. Он перехватывал донесения крейсеров, которые должны были стать его врагами, и он знал, что за движением его эскадры с особым интересом следят адмиралтейства Лондона, Парижа и Петербурга. После начала враждебных действий ему долгов время удавалось скрывать свои намерения и изводить союзников оружием, которого они боялись больше всего, — неизвестностью!