За отцом - Василий Дмитриевич Ряховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пух-пух-пух! Колеса — трр-тр!.. Потом — ву-у-у! Здорово!
Деревни обходили мимо. Боялись злых собак и ребятишек. Пробирались задами, мимо валов, озираясь на видневшиеся крыши, точно в них были скрыты целые оравы драчливых ребятишек и кусачих собак.
Когда солнце стало почти над головой и с боков по пыли пошли коротенькие-коротенькие черные тени, спустились в балочку. Лощинка уходила, завиваясь и вправо и влево, разрезая поля. В самом низу, то там, до здесь, залегли мочежники, поросшие обтерханными ножами какой-то будылястой травы. Трава под ногами мялась, и ноги уходили в прохладную землю по щиколотки.
Здесь решили отдохнуть. Отошли от дороги вниз по лощинке влево. Нашли кустик дикой яблони, нависшей над невысоким обрывом. Бока обрыва были желтые, кое-где выступали белые камни. А в самом низу монотонно тренькали капли воды. Стояла вода круглой лужицей, и в ней отразилось небо и голова свесившегося за обрыв Степки. Потянуло прохладной влагой.
Разлеглись под яблонькой, царапающейся корявыми ветками, пожевали хлеба, огурцов. Попили из лужицы прямо ртом, лежа пузом на влажной земле. Маленько попрыскались изо рта друг на друга, потом оба легли. Ныли ноги, стучало в каждом суставчике усталостью, в глазах плыл зной, пыль и нагоревшее бесцветное небо. Солнце словно замерло на одном месте, палило и палило поля, яблоньку и уставшие головы. По краям неба неудержимо текло, как поток речной, марево.
Степка закурил, пуская седой едкий дым через ноздри. Ванька лег на спину, жевал сухую травинку, спрашивал:
— Степа, а што-то там бежит и бежит, — а?
Тот кашлял от дыма и глотал горькую слюну.
— Энто? Жар плывет…
И разморенный отдыхом, едой, Степка захотел немножко пофантазировать.
— Это, — начал он, глядя в небо, — машина такая… бее бежит и бежит, без останову… А йу-скает ее лесник в нашем лесу. Знаешь — избенка там стоит. Захочет он, отвернет крантик, она и побежит…
Ванька слушает одним ухом еле-еле. Глаза замыкает сладкая дрема. Перебросившись еще несколькими словами, оба заснули.
Проснулся Степа — прохладно. Глядь, солнышко уж совсем почти на бугор село. Живо разбудил Ваньку, собрались, и торопливо, не оглядываясь, пошли по завилистому проселку к далекому городу.
Отошла взад последняя деревня, наполненная собачьим гамом, ревом пригнанной с полей скотины.
Ванька, спотыкаясь, бежал вприпрыжку за широко шагающим Степкой, сопел устало носом.
— Степа, — наконец спросил он, глядя готовыми заплакать глазами, поздно. Я боюсь. Давай останемся тут… А?
Степка, недовольный тем, что долго проспали, злой на себя и на Ваньку, не отвечая спешил скорей выйти за околицу. И когда последняя ветла деревенских огородов отошла взад, он обернулся к Ваньке:
— Дурачок ты…
Тот скулил:
— Солнце село… Боюсь я…
— Ничего ты не понимаешь… Дюдя… Осталось может вовсе верста, а ты реветь.
И обняв Ваньку за плечо, подталкивал вперед.
— В деревне тут тебе хуже, чем в поле… Не пустят. А мы с тобой живо домчим. А там к папе чай пить. Дурашка. Папа в театр сведет. Вот мы с ним тогда видали в театре картины, интересно — дух вон… А ты… пойдем.
И сам опасливо глядел на синеющие от надвигавшихся сумерек поля, на безлюдную дорогу, уходящую далеко-далеко.
Сзади в деревне сквозь темную стенку ветелок мелькнул красный глазок, — зажгли огонь. Справа белым кругом показалась невидная днем луна. Где-то прошумела крыльями запоздавшая в пути птица. Перекинув через палку сумку, ребята бежали уже рысью, жадно вглядываясь в мутнеющую даль, в надежде увидеть желанный город.
IV
Железная дорога разрезала поле пополам — рядом уходящих столбов, высокой насыпью. Ребята облегченно вздохнули, точно эта насыпь, тающие столбы связывали их с городом, и не была страшна более надвигающаяся ночь, темные перелески, гулкие крики, долетающие Издалека.
Небо над зашедшим за темный край земли солнцем было желтое, ясное. Столбы виднелись на нем четко черными палочками. Степка с Ванькой, словно сговорившись, одновременно свернули с дороги и пошли жнивьем прямо к светлому небу, к железной дороге.
Шли быстро, не говоря ни слова. Вдруг тишину прорезал крик. За ним послышался топот нескольких лошадей, свист. И кто-то без останову кричал жутко, точно его били чем-то или тащили, а он упирался, крича во весь голос.
Этот безнадежный крик резнул ребят и застыл над полями, застонал, перекатываясь вдали.
Ребята застыли, упав камнем на землю. Ванька, дрожа всем телом, прижался к Степке.
Топот приближался. Казалось, гудела земля. А крик погасал, замирал и отдавал только одной скорбной ноткой.
Вперясь вдаль широкими, от охватившего ужаса, глазами, Степка различил врезавшиеся в небо головы в картузах, лошадиные морды. И немного дальше от них бежал кто-то лохматый, высоко подпрыгивая. Затем все сразу провалилось в лощину. Крики затихли. А ребята все лежали, боясь двинуться. Ванька плакал, глотая слезы.
Тишина стояла над вечерним полем. Откуда-то еле-еле доносилось ржанье лошадей, собачий брех. По самой насыпи дороги промчались верховые. Один-другой, — Степка сосчитал, — четверо. И на ясном небе видно было, как у двоих сзади торчком стояли какие-то палки. И эти палки сразу напомнили Степке картину сраженья русских с германцами. Там так же были нарисованы бородатые с чубами верховые и с этими палками.
— Казаки это, Ваня.
И обернувшись лицом к Ваньке, замолчал с захолонувшим сердцем. Обоим показалось, что все теперь погибло: нет ни отца, ни города, — все взяли эти скачущие по всем дорогам казаки. Первый раз за весь день Степка не знал, что делать дальше. Царапал пальцем глыбу земли и очень хотел, чтобы ничего этого не было, — ни ночи, ни полей, ни верховых: сидеть бы теперь на крыльце, и хлебать с дедом молоко с хлебом.
Потом оба встали. Поглядели вокруг, прислушались и потихоньку поплелись к линии. Сзади поднималась луна. От нее поле стало все серым, словно дымкой затянулось, впереди показались жидкие тени. Вблизи было хорошо видно, а вдали, сколько ни приглядывайся, ничего не разглядишь.
Дорога нырнула в лощинку, заросшую мелким кустарником, и опять поднималась вверх. Когда Степка с Ванькой, осторожно ступая, спустились вниз, их обдало застоявшейся здесь прохладой, словно платком обмахнуло головы. Кустики по бокам стояли неподвижно и были похожи под луной на темное настороженное стадо.
Пугливо озираясь, ребята торопились скорей выбраться на ровное место. Ноги стукались, как деревянные, громко, и каждый шаг отдавался в голове.
Вдруг Ванька охнул и повис у Степки на руке. У Степки поползли по спине мурашки.
— Что
