История Первой мировой войны - Бэзил Гарт

Между тем союз Германии с Австрией в 1882 году был расширен присоединением к нему Италии. Целью союза было предохранение Австрии от удара в спину в случае войны с Россией. С другой стороны, новые союзники Италии должны были оказать ей помощь на случай нападения на нее Франции. Однако из-за старой дружбы с Англией и ради собственной безопасности Италия внесла в соглашение особый пункт, в котором устанавливалось, что договор никоим образом не может быть использован против Англии.

В 1883 году по секретному и личному указу короля к этому новому тройственному союзу присоединилась Румыния. Даже Сербия была временно включена в этот союз отдельным договором с Австрией, а Испания — соглашением с Италией.

Что касается Британии, то, по-видимому, устремления Бисмарка сводились к желанию держать ее в дружеской изоляции от Германии и недружеской — от Франции. Его чувства к Британии колебались между дружелюбием и презрением, а причиной тому была система политических партий. «Старого еврея» Дизраэли Бисмарк уважал — но не мог понять точки зрения либералов, сторонников Гладстона; он презирал их действия. Хотя Дизраэли всецело подпал под влияние Бисмарка, и последний забавлялся мыслью, что он на поводу приведет Британию к цепи союзов, а королева Виктория «отдавала себе отчет, что Германия будет во всех отношениях наиболее надежным союзником», тем не менее она меньше была уверена в надежности самого Бисмарка как представителя этого политического треста, и Дизраэли разделял с ней эти сомнения. Поэтому Бисмарку ничего более не оставалось, как с равным удовлетворением продолжать свою политику науськивания Британии поочередно то на Россию, то на Францию.

С тонким дьявольским расчетом он поддержал захват Британией Египта, ибо это вносило разлад между нею и Францией, одновременно противодействуя растущим в Германии требованиям захвата колоний. «Алчность наших колониальных шовинистов, — говорил он, — больше, чем она нам нужна или чем мы можем ее использовать». Действительно, такие устремления угрожали в дальнейшем склокой с Британией, а поддержка Бисмарком Британии в Египте являлась средством извлечения «заморских» концессий — крох, которыми он мог приглушить колониальный голод Германии. Голод же этот был слишком явным, чтобы можно было им пренебречь.

Возврат к власти в Англии консерваторов и увеличивавшиеся трения с Францией привели к новому усилению связей Британии с Германией, в результате чего предложение Бисмарка о союзе с большим удовлетворением было встречено кабинетом лорда Солсбери. По-видимому, последний воздержался от союза только из боязни, что парламент будет возражать против соглашения с иностранными державами. Тем не менее Бисмарк использовал эти изначальные, пусть и неофициальные, хорошие отношения с Британией, чтобы за бесценок обеспечить уступку Англией Гельголанда, столь необходимого Германии для ведения морских операций, а следующему поколению немцев — как ничтожный приз.

Таким образом, к концу 80-х годов грандиозная работа Бисмарка казалась законченной. Германия была подкреплена тройственным союзом, а дружелюбная позиция России и Британии по отношению к Германии приносила ей пользу, не причиняя в то же время излишних хлопот. Опираясь на эту надежную базу, Германия была готова развивать свое экономическое могущество, а Францию Бисмарк связал не только политической опекой, но и совершенной изоляцией.

Однако с началом 90-х годов в этом здании вскоре после отставки его строителя стали появляться первые трещины. Восшествие на престол в 1888 году молодого императора Вильгельма II было неприятно царю Александру III, который не любил его «навязчивую любезность» и не доверял ему. Но брешь в творении Бисмарка образовалась не по вине Александра, а по вине Вильгельма. Контроль Бисмарка раздражал Вильгельма и его Генеральный штаб — а у солдат, среди которых Вильгельм вырос, он так просто и легко нашел союзников, что, связавшись с ними, позабыл, что этим самым кует для себя новые цепи.

Первым результатом после отставки «прорусского» канцлера был отказ его преемника возобновить с Россией «секретный договор» 1887 года. Вторым действием (естественным следствием первого) было то, что царь поборол свое отвращение к республиканству и в 1891 году заключил соглашение с Францией, которое год спустя было превращено в военную конвенцию для взаимной поддержки друг друга в случае нападения третьей державы. В этой конвенции был один чрезвычайно серьезный пункт, а именно: если кто-либо из членов Тройственного союза мобилизует свои вооруженные силы, то Франция и Россия немедленно мобилизуются. Царь не мог жаловаться, что он не понимает значения этого обязательства, так как французский генерал Буадефр, который вел переговоры с Россией, позаботился объяснить Александру, что «мобилизация означает объявление войны».

Царь проглотил эту пилюлю из боязни, что Британия вот-вот заключит союз с Германией, но пилюлей этой испортил себе желудок, так как утекло много воды, прежде чем сближение это предоставило Франции ощутимые дипломатические выгоды.

Тем не менее заключением этого соглашения Франция выходила из «карантина». С тех пор в Европе начали существовать две политических группировки. Хотя одна из них была хрупкой, а другая прочной, все же обе группировки представляли собой известного рода равновесие сил, хотя фактически силы их еще не были уравнены.

Особенно интересно проанализировать сам отказ Германии от секретного договора с Россией: рассматривавший это дело совет в Берлине отклонил договор как нелояльный по отношению к Австрии и Британии. Каковы бы ни были недостатки кайзера, он все же был искреннее Бисмарка; внешняя же неискренность его противоречивых суждений была, по-видимому, скорее следствием сочетания исключительной прямоты со способностью быстро менять свои решения. Основным различием между обоими этими людьми было то, что один стремился обеспечить стране безопасность путем постоянной нечестности, а второй нарывался на опасности благодаря своей болезненной честности. Заключение, вынесенное советом в пользу Британии и Австрии, отвечало точке зрения кайзера. Хотя он и изменил позицию по отношению к России, но поддерживал дружескую политику Бисмарка по отношению к Британии — быть может, стремясь к этому именно ради более искренних и менее политизированных отношений. Личностным же источником этой близости была взаимная неприязнь кайзера и его дяди, принца Уэльского — позднее ставшего королем Эдуардом VII. И, как ни странно, семейство Бисмарков стремилось как раз расширить брешь в личных отношениях монархов.

Но все это не могло бы привести к спайке наций, если бы здесь не играли роли другие, более серьезные причины. Вернее, значение имела одна и та же причина, но с различными оттенками. Корни ее лежали в перемене направления германской политики от роста внутреннего к росту внешнему. Рост германской торговли и веса Германии на международном рынке неизбежно привел к столкновению во многих местах интересов Германии и Англии.[1] При искусном, подчас вероломном руководстве Бисмарка эти столкновения не привели бы к таким трениям, при которых уже летели искры, грозившие пожаром войны. Британские государственные мужи были до крайности толстокожи, это их легко можно было провести. Партия, отдававшая себе наибольший отчет в государственных делах Британии, была, по случайному стечению обстоятельств, партией наиболее приятной для императорской Германии. Но Бисмарка уже не было, и искусства его также не было. Как обычно бывает, последователи великого человека забыли его принципы и помнили только его железную волю.

К счастью, сам кайзер умел очаровывать. Благодаря этому, несмотря на многочисленные трения, ему удалось не только сохранить популярность в Англии, но и крепко прибрать к рукам нового русского царя, слабого и мягкотелого Николая II. Некоторое время кайзер пользовался выгодами этого влияния, сам не беря на себя никаких обязательств.

Первое обострение с Британией, отбросившее роковую тень и на будущее, возникло из-за Турции. В 1892 году у власти в Англии вновь оказалось либеральное правительство. Как рассказывает Грэй, внезапно из Берлина было прислано нечто вроде ультиматума с требованием прекратить конкуренцию с Германией «в отношении железнодорожных концессий в Турции».

В последующие годы кайзер также не терял случая продемонстрировать, что в центре ткущейся паутины германской внешней торговли сидит злобный паук. В 1895 году его вмешательство позволило России лишить Японию ее добычи как результата ее войны с Китаем.[2] В 1896 году произошло второе, еще более серьезное обострение отношений с Британией. По иронии судьбы, источником этого обострения явилось слишком пламенное восхищение англичан империализмом Бисмарка и подражание ему. Кайзер все более и более раздражался самолюбованием Сесиля Родса. Используемый Родсом метод распространения британского влияния в Южной Африке нарушал его собственные планы. После нескольких глухих жалоб и «дружеской» поддержки буров Вильгельм нашел заманчивый предлог для демонстрации во время рейда Джеймисона в Трансваале.[3]