Возвращение - Пол Кемп

Покончив с созерцанием сбора душ, Интракис перевел взгляд левее и ниже. Там он мог различить едва видные сквозь марево пепла и жара вымпелы из кожи, реющие на вершине Обсидиановой Башни, крепости Бубониса, выстроенной на плато, ничем не отличающемся от того, на котором примостилось Пристанище Мертвецов. Бубонис, ультролот, стоящий сразу вслед за Интракисом в иерархии Кровавой Расселины, жаждал занять его место столь же сильно, как сам он желал занять место Кекксона. Бубонис, должно быть, тоже плетет интриги и составляет планы, как использовать хаос, чтобы продолжить восхождение по склону Калааса.

Весь цвет ультролотов Кровавой Расселины гнездился на Калаасе. Относительная высота, на которой крепость ультролота располагалась на склоне, свидетельствовала о статусе ее владельца в иерархии Уровня. Замок ойнолота Кекксона, Стальная Крепость, расположился выше всех, примостившись среди черно-красных туч на самом краю кальдеры Калааса. Пристанище Мертвецов находилось всего лиг на двадцать ниже Стальной Крепости и лишь на две-три лиги выше Обсидиановой Башни Бубониса.

Интракис знал, что придет день, когда ему придется ответить на вызов Бубониса, в то время как сам он должен будет бросить вызов Кекксону. В сотый раз за последние двенадцать часов он гадал, не настал ли уже этот миг. Его тешила мысль сбросить труп Кекксона в Бездонную Пропасть. Бездонная Пропасть тянулась до самого центра мироздания, и ее скалистые края были столь отвесными, столь гладкими, без сколько-нибудь заметных выступов или карнизов, что упавшее в нее падало вечно.

Внезапно библиотеку окутал мрак, тьма столь густая, что даже глаза Интракиса не могли ничего разглядеть, хотя он способен был видеть практически во всех возможных спектрах. Звуки сделались глуше; казалось, ветер рыдал теперь откуда-то издалека. Интракис мог слышать, как шевелятся в темноте стены. Сердце его забилось чаще.

Он понимал, что подвергся нападению. Но кто мог осмелиться? Бубонис?

Множество оборонительных заклинаний всплыло в мозгу Интракиса, и он торопливо зашептал слова, одновременно чертя в воздухе пальцами замысловатые фигуры. Несколько мгновений спустя он был защищен заклинаниями от любых ментальных, магических и физических нападений. Он незаметно вытянул из-под плаща металлический жезл, который по приказу изрыгал струю кислоты. Потом он левитировал к высокому потолку и прислушался.

Стены Пристанища Мертвецов влажно шелестели. Иссохшие руки тянулись с потолка, чтобы коснуться его одежды, словно ища поддержки. Их прикосновение на миг заставило Интракиса вздрогнуть. Он не слышал ничего, кроме собственного тихого дыхания.

Потом до него дошло, что кто-то или что-то сумел проникнуть сквозь возведенную вокруг Пристанища Мертвецов сложную защиту, не подняв при этом ни малейшей тревоги. Он не знал никого, не исключая и самого Кекксона, кто был бы способен на такое.

Его охватила тревога. Он покрепче сжал жезл.

Во тьме вдруг появился некий сгусток, физически ощутимое присутствие силы. В ушах Интракиса зашумело; в голове его пульсировала кровь; даже трупы в стенах крепости завопили надтреснутыми голосами.

Тьма, казалось, становилась все более осязаемой, она ласкала его, прикосновения ее были легче касаний трупов, они были более манящими, но и более пугающими тоже.

В его библиотеке что-то было.

Против воли все три сердца Интракиса заколотились в груди.

С внезапной уверенностью он осознал, что эту темноту разделяет с ним некая божественная сила. Ничто иное не смогло бы с такой легкостью вторгнуться в его крепость. Ничто иное не смогло бы вселить в него такой ужас.

Интракис знал, что его превзошли. Сражаться бессмысленно. Бог или, может быть, богиня снизошли к нему.

Он опустился на пол. Хотя подобное унижение было не по нему, он сумел натянуто поклониться тьме.

— Твоя почтительность неискренна, — раздался негромкий, вкрадчивый мужской голос, говорящий на высоком дроуском.

При звуках этого голоса трупы вновь возбужденно зашелестели, очередной стон вырвался из их истлевших губ.

— Однако их почтение неподдельно, — продолжил посетитель.

Интракис не узнал его по голосу, но, судя по звукам ветра снаружи, судя по использованию высокого дроуского, ультролот мог догадываться о том, кто это был. Он тщательно подбирал следующие слова:

— Трудно оказывать надлежащее почтение, когда я не знаю, с кем говорю.

Смешок.

— Думаю, ты знаешь, кто я такой.

Мрак слегка рассеялся, достаточно, чтобы глаза Интракиса могли видеть сквозь него. Звуки тоже вернулись, и завывания ветра зазвучали вновь.

На базальтовом столе Интракиса восседал мужчина-дроу в маске, болтая в воздухе ногами, не достающими до пола. Тени попеременно светлели и сгущались вокруг гибкой фигуры дроу, окутывая то одну, то другую ее часть тьмой, чтобы в следующий миг снова сделать видимой. На поясе дроу висели короткий меч и кинжал, из-под безупречного плаща с высоким воротом выглядывал кожаный доспех. Худое лицо с мстительным выражением обрамляли длинные белые волосы с красными прядями. На тонких губах мужчины играла надменная улыбка, но она не отражалась в провалах его глаз, которые были видны даже под черной маской.

Интракис отметил магическую силу, исходящую от оружия и доспехов дроу, от самого его тела. Он узнал это воплощение, и это было именно то, что он подозревал.

— Вараун, — произнес он и был раздосадован тем, что не сумел скрыть благоговейного страха, прозвучавшего в голосе.

Он глядел на Варауна, Господина В Маске, — сына Ллос и ее врага. Сердца его стучали пуще прежнего, нога ослабели, хотя он сумел не показать этого. В мелькании теней вокруг дроу он сумел заметить, что у воплощения отсечена кисть. Из обрубка на стол капала кровь.

Интракис не собирался размышлять, каким образом бог мог получить такую рану. Равно как и гадать, с чего бы вдруг Варауну появляться в Пристанище Мертвецов. Интракис редко сталкивался с дроу, живыми или мертвыми, смертными или божественными. Души темных эльфов обычно не попадали в Кровавую Расселину.

Вараун соскочил со стола и втянул носом воздух. Его темные глаза сузились.

— Здесь даже воздух воняет пауками, — заявил бог.

Интракис ничего не ответил на это. Он не осмеливался говорить, не узнав в точности, что происходит. В мозгу у него проносилось множество вариантов, и все они были нежелательными.

— Мне нужна твоя служба, юголот, — сказал Вараун, и шепот его зазвучал жестко.

Интракис напрягся. Не любезность, не просьба — служба. Это было даже хуже, чем он опасался. Он провел длинным раздвоенным языком по губным складкам, пытаясь сформулировать достаточно расплывчатый ответ.