Звездопад - Отиа Шалвович Иоселиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, пусть будет семь.
Гоча опустился на одно колено. Бита свистнула. Чиж остался на месте, но от сильного удара слетела чашечка лютика.
Гоча еще раз прицелился. Чиж подскочил в воздух, и, когда он стал опускаться, Гоча резким щелчком биты далеко отбросил его.
Мы с криком заложились туда, где он опустился. Буду трусил следом. Даже Тухия не устоял и пошел за нами. За ним озабоченно семенила Толия.
Гоча еще раз ударил по чижу. Чиж прочертил в воздухе широкую дугу, упал на скатившийся с горы замшелый валун на краю поляны и, отскочив, зарылся под ним в траву.
Мы помчались туда.
Гоча прикидывал, как лучше ударить. Выступ камня не давал замахнуться.
— Нужно подправить, — сказал Гоча.
— Нет уж, бей так. Сейчас увидим, какой ты молодец!
— Ба-алда! — Гоча присел, выбирая удобное положение для удара.
И тут с другого конца поляны донесся пронзительно звенящий крик Гогоны.
— Гоча-а-а!
Мы оглянулись. По зеленой траве к нам со всех ног неслась Гогона в ярко-желтом платье.
— Гоча! Гогита!
Она подбежала, задыхаясь, еле переводя дух.
— Гоча, Гогита! Тухия! Ребята!.. — Она переводила взгляд с одного на другого и никак не могла отдышаться.
— Что случилось, Гогона? — встревожились мы.
Собака тщательно обнюхивала желтое платье Го-гопы.
— Ребята, ребя… — Гогона опять задохнулась, не в силах выговорить ни слова. Собака обнюхала ее платье и отошла: видно, ей не понравился запах вестей, принесенных Гогоной.
— Да говори ты, не то… — не выдержал Гоча. Он замахнулся битой и готов был ударить сестру по ногам.
— Война… Война началась… — выдохнула наконец Гогона.
— Война?..
— Война!..
Война… Что-то таинственное, жуткое и грозное слышалось в этом слове, что-то такое, чего никто из нас не знал, но чувствовали все — и я, и Буду, и Тухия, и Гоча. Долго стояли мы как вкопанные, не в силах ни сдвинуться с места, ни сказать что-либо. Наконец Гоча отбросил биту. Белая, свежеобструганная, она крест-накрест легла на чижа, под мшистый валун, у чашечки цветка лютика.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЗАЛИТЫЙ ОЧАГ
Запертые в хлеву быки и корова встретили меня мычанием. От ворот ко мне бросился шестилетний брат Заза.
Он заглянул мне в глаза, потом потупился и сказал:
— Ты знаешь, война началась!
— Ну и что ж, что война?
— Папку убьют.
Я вздрогнул и не нашелся, что ответить. Только тогда мне пришло в голову, что действительно ведь могут убить папу.
Братишка заметил мое смятение. Я, старший брат, который всегда все понимает и знает, вдруг растерялся.
— Убьют… — захныкал Заза.
— Перестань, глупый. — Я погладил брата по голове. — Как это так — убьют…
— Нет, убьют. — Растроганный моей лаской, он заплакал еще горше.
— Почему это его убьют? Нашего папу никто не одолеет.
— Из ружья убьют…
— Из ружья? А ему ведь тоже ружье дадут. Знаешь какое? С большим штыком. У наших у всех ружья будут со штыками. Пусть только попробуют подойти поближе!..
— Со штыком?
— Ну да, с длинным таким штыком… Так что ты не думай…
Я обнял брата за плечи, и мы пошли к дому.
Дверь была заперта. Из кухни, стоявшей в стороне от дома, валил дым и доносился надрывный детский плач. У порога кухни кудахтала наседка. Длиннорылая свинья, повизгивая, бродила вдоль изгороди и пыталась пролезть под ней.
Папа с мамой ушли на митинг в колхозную контору. Бабушка сидела у очага на чурбане. Облокотившись о колени и подперев ладонями голову, она не отрывала глаз от тлеющих угольев. В люльке надрывалась от плача моя маленькая сестренка Татия. Бабушка словно ничего не слышала. Я жестом показал брату, чтобы он покачал люльку. Он не любил возиться с сестренкой, но на этот раз покорно подошел к люльке и, расставив ноги, начал ее качать — осторожно, стараясь не опрокинуть на неровный земляной пол.
Над очагом курился паром чугунок, и нельзя было разобрать, что там варится. От головешек шел такой чад и белый дым, что перехватывало дыхание. Видно, вода закипела и залила очаг. Головешки шипели и дымились, и только несколько угольков еще тлело под золой.
А бабушка сидела словно оцепенев и, глядя на угасающий очаг, изредка тихо вздыхала: «Господи, господи!»
Заза продолжал качать люльку. Но Татия, наверное, хотела молока или просто чувствовала неопытную руку укачивающего ее брата и не унималась.
Я опустился на корточки перед очагом и стал сгребать в кучу жар.
Взлетевшая на самый порог наседка сзывала цыплят.
В загоне мычала некормленая скотина. Я решил сначала разжечь огонь, а потом отвести быков на луг. Правда, Гвиния, рыжий бык с заостренными рогами, бодается, — один раз он чуть не вскинул меня на рога, и после этого отец строго-настрого запретил мне даже близко подходить к быкам. Но сегодня отец наверняка придет поздно.
— Господи! — опять вздохнула бабушка.
Наседка все кудахтала. Свинья наконец подрылась под изгородь; кричали индюки, голодные быки требовали корма.
Заза все качал люльку сестры, но она никак не унималась.
Я сидел на корточках у очага и старался раздуть жар. Мокрые головешки упрямо не разгорались и только тлели.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗАВТРА ОН СТАНЕТ СОЛДАТОМ
Назавтра отец должен был уйти в армию. Вечером мы, как обычно, сели ужинать, но бабушке кусок не шел в горло.
Отец настаивал:
— Ешь, мама, ешь!.. — И громко смеялся.
— Кушай на здоровье, сынок, а я и завтра тут буду…
— Конечно, будешь! — И он опять засмеялся.
Меня удивляло, что отец сегодня так часто смеется.
Мама готовила отцу еду на дорогу, пекла мчади и не шла к столу.
— Что это с вами сегодня? — спросил ее отец. — И ты не хочешь есть?
— Угли б горячие мне есть! — Мама отвернулась и, подхватив щипцами соскользнувшую с огня кеци[1], поставила ее опять на огонь.
Папа посмотрел на нас.
Заза большими кусками запихивал в рот мчади и сыр.
— А вот Заза за обе щеки уплетает! — И отец опять засмеялся.
Отец так рассмешил брата, что у того выпал изо рта кусок лепешки.
— Не роняй кусок, внучек, не роняй! — проговорила бабушка.
Я заглянул под стол, но было уже поздно — черная кошка подхватила поживу.
После ужина отец зажег коптилку и сказал, что пойдет взглянуть на быков.
Татия спала в люльке у очага.
Я отвел брата в дом, чтобы уложить его спать.
— А папа рад, что ему дадут ружье? — спросил Заза, залезая под одеяло.
— Рад… — проговорил я.
— И штык будет на
