Инквизиция: царство страха - Тоби Грин

1767 г. Изгнание иезуитов из Испании.

1773 г. В Португалии выпущен декрет, в соответствие с которым упразднена легальность различия между «старыми христианами» и конверсос.

1776-80 гг. Арест, суд и наложение епитимьи на Пабло де Олавиде в Испании.

1789 г. Начало Великой французской революции.

1807 г. Вторжение Наполеона в Португалию. Королевская семья Португалии бежала в Бразилию.

1808 г. Вторжение Наполеона в Испанию, возведение на трон брата Бонапарта, короля-марионетки. 4 декабря новый режим выпустил указ, запрещающий инквизицию.

1810 г. 18 октября в Кадисе принят декрет о свободе печати.

1812 г. 12 марта в Кадисе провозглашена либеральная конституция. 16 июня окончательно запрещен трибунал в Гоа.

1813 г. Парламент в Кадисе утвердил указ о запрете испанской инквизиции.

1820 г. Фердинанд VII вынужден принять либеральную конституцию после восстания в Кадисе. 9 марта он выпустил декрет, отменяющий инквизицию в Испании.

1821 г. Официальный запрет инквизиции в Португалии.

1834 г. Закон, запрещающий инквизицию, формально вступил в силу в Испании.

Введение

«Он всегда отправлял правосудие мирно и милосердно. На его балдахине можно было бы написать: „Здесь сливаются воедино мир и справедливость“».

В понедельник 11 марта 1649 г. из помещения Святой палаты инквизиции в Мехико появилась процессия. Торжественная колонна направилась по дороге между белыми домами, сопровождаемая музыкантами в разноцветных шелковых одеждах, вооруженных трубами, литаврами и деревянными духовыми инструментами. За лошадьми музыкантов следовали служители Святой палаты и горожане самого благородного происхождения. В руках служителей находились штандарты инквизиции, четко отражающие борьбу между миром и насилием, заложенную в самое сердце этой необычной организации: в середине — крест, справа — оливковая ветвь, слева — меч[1].

Процессия следовала по извилистым улицам одного из двух самых важных городов Америки за доном Хуаном Агирре де Соснавой, главным представителем инквизиции в Мексике. Люди двигались под грохот литавр и гудение труб. Было объявлено, что чрезвычайный акт веры (аутодафе) состоится через месяц. Объявления разместили на зданиях Святой палаты, резиденции архиепископа, перед дворцом вице-короля, в ратуше и на различных улицах города[2].

И в самом деле, месяц — это абсолютный минимум, необходимый для подготовки огромного театра для аутодафе. Построили подмостки длиной приблизительно 37 метров, а шириной — 24 метра. Вокруг них возвели восемь крапчатых колонн, сгруппированных парами. На каменной арке над подмостками изображался королевский гербовый щит. Но сооруженную пирамиду украшал и щит веры: над дверями для входа и выхода с подмостков были сделаны изображения ангелов с трубами.

Заключенных предполагалось разместить в строении, увенчанном куполом. Паруса, прибитые к верхушкам стволов сорока деревьев (их высота составляла приблизительно 18 метров), затеняли всю арену. Пришлось соорудить тридцать лестниц, соединяющих арену с жилыми домами и другими зданиями, чтобы зрители могли отдыхать, присутствуя на аутодафе. Все пространство до чрезмерности украсили бархатными вымпелами, коврами и ярко-красными занавесями.

Работы велись с таким размахом, что «каждый день привлекали огромное множество людей. Они оставались здесь с рассвета до заката солнца… Строители восхищались всем этим и чувствовали: они видят то, что сохранится в веках»[3].

10 апреля, спустя месяц после начала титанической строительной работы, Мехико заполнили более 20 000 человек, чтобы наблюдать за «процессией зеленого креста» (который считался символом аутодафе). Все действо намечалось на следующий день. На улицах между палатой инквизиции и большой ареной возвели дополнительные подмостки. Народ наблюдал со скамеек, из повозок, с балконов и из окон, как днем в половине четвертого появился дон Хуан Агирре де Соснава, сопровождаемый охраной из двенадцати стражников, а также пажами и лакеями.

Когда процессия проходила мимо церквей и монастырей города, звонили во все колокола. Охранники оделись в цвета империи, зеленый и черный. Их костюмы были украшены золотой и серебряной вышивкой. Пажи облачались в великолепные зеленые одежды и плащи, лакеи шли группами по восемь человек, держа мечи в посеребренных и позолоченных ножнах.

Когда процессия подошла к площади Воладор, прозвучал праздничный салют выстроившихся солдат. Вперед вышли двадцать монахов-доминиканцев с белыми свечами, чтобы проводить крест к подмосткам[4].

Уже наступило семь часов вечера. На город опустилась ночь, но горело столько свечей, что «вся арена оказалась освещенной, словно ясным днем»[5].

Сами свечи оказались настолько толстыми, что могли бы гореть и две ночи. Когда с подмостков проводили молящихся, огромная толпа заполнила площадь Воладор. Заняли все места. Некоторые уснули, представляя, как будут зачитывать приговор осужденным. «Но, пока город наполнялся разнообразными слухами, Святая палата продолжала трудиться в полном молчании»[6].

Из дворца инквизиции двух исповедников направили к пятнадцати осужденным, приговоренным к смерти за тайное исповедование иудаизма, хотя в свое время они и были окрещены. Внешне эти люди исповедовали католическую веру. Их приговорили к так называемому «освобождению». Таков термин, употребляемый инквизицией по отношению к тем, кого передавали светским властям и приговаривали к смерти.

Кроме одного «освобожденного», все они заявляли о своей невиновности и утверждали, что являются хорошими христианами. Исключением оказался лишь Томас Тревино де Собремонте, странствующий купец, который заявил, что он иудей[7]. В силу отказа Собремонте принять христианскую веру его должны были сжечь на костре на следующий день. Остальным четырнадцати «освобожденным» пожаловали относительное смягчение приговора: их следовало казнить с помощью гарроты (задушить), а только затем сжечь.

В четыре часа утра прибыл главный инквизитор Мексики Хуан де Маньоска. Начали звонить в колокола собора, напоминая населению: аутодафе является земным воплощением Страшного Суда. В дополнение к пятнадцати «освобожденным» создали изображения шестидесяти семи скончавшихся человек, которые сожгут за ересь — преступление, которое они не могли искупить при жизни.

Изображения еретиков занимали в процессии первое место. За ними несли двадцать три ящика с их костями, которые тоже подлежали сожжению. Далее следовали осужденные, приговоренные к таким наказаниям, как бичевание, тюремное заключение, галеры и конфискация имущества — возвращенные в лоно церкви.

Самыми последними шли «освобожденные». Им вручали символы приговора, «представлявшие собой санбенито (покаянное одеяние всех заключенных), украшенные языками пламени и фигурами демонов». Такие же устрашающие изображения наносились на корозы — остроконечные головные уборы, которые приговоренные надевали, поднимаясь на подмостки[8].

Процессия вышла из Святой палаты на рассвете. «Освобожденным» вручили зеленые кресты. У некоторых во рту был кляп. Среди таковых оказался и Собремонте, который «шел по улицам, похожий на вулкан отчаяния… Все кричали, стараясь его убедить, наставляли узника. Но тот никого не желал слышать, негодуя даже на самого себя. Собственное упрямство стало для него вопросом чести»[9].

Каждого «освобожденного» сопровождали два исповедника, не прекращающих проповедовать осужденным, призывая их к раскаянию. Многие исповедники плакали на ходу, а «на глазах зрителей выступали обильные слезы, когда они увидели, какое милосердие проявляли служители. Но приговоренные не проявляли почти никакого интереса»[10].

За заключенными верхом на лошадях следовали служители инквизиции, а за ними шел мул, который вез сундук с судебными делами и вынесенными приговорами. Голову мула украшали серебряные пластинки с золотыми гравюрами, к шее крепились серебряные и золотые колокольчики. Сундук, в котором находились судебные дела, был розовато-лилового цвета, японская мозаика и искусно выполненные инкрустации украшали его[11].

От вида этого немыслимого действа вся колония замерла на месте. Собравшийся народ прибыл из различных мест, чтобы посмотреть на зрелище. Люди преодолевали огромные расстояния, порой равные почти 1 000 миль. Поэтому «создавалось впечатление, что обезлюдела вся Новая Испания, что все собрались в Мехико». (Новой Испанией называлась в то время Мексика, в дальнейшем, чтобы избежать разночтений, будет употребляться современное название)[12]. Зрители висели на заборах, на трибунах, на экипажах, собирались на балконах. Народ занял все 16 000 мест перед эшафотом, громко крича и аплодируя, охваченный скорбью и завороженный видом заключенных.