Опасный защитник для беглянки - Галина Валентиновна Чередий

хора, а три сотни голодных мужиков, убийц, насильников, маньяков и пиратов. И большинство из них нормальную бабу не видели годами!

Его рев сейчас за малым не взрывал мой мозг, да еще и голову запрокидывать приходилось, чтобы смотреть начальству в лицо. Почему нельзя говорить нормально и не нависать надо мной, будто намереваясь втоптать в пол отсека?

– В л… – я скрипнула зубами, справляясь с тошнотой после сложной стыковки, при которой нас поболтало, и останавливая чуть не прорвавшееся заикание, – В любом случае никакой альтернативы ни у вас, ни у меня нет.

– Вселенная бесконечная! – этого громилу так просто не обманешь, выходит. – Она еще и заикается! Деточка, да они тебе и рта раскрыть не дадут! Если не взбунтуются, стараясь добраться до тебя, то отымеют все мозги.

Он закатил глаза и мотнул головой, приведя в движение всю растительность на своей голове и лице, отчего бусины зазвякали, сталкиваясь. Не взирая на саму ситуацию, мне это вдруг показалось забавным, отчего ощутила прилив уверенности в себе.

– Ваши запугивания, капитан Ларсон, совершенно бессмысленны, – повысила я голос, сжав кулаки. – Повторюсь: никакой замены мне нет и не будет еще шесть месяцев. А спонсорскую программу вы сорвать, думаю, не хотели бы. И я уверена, что раз до сих пор у вас не случалось никаких инцидентов, то и мое появление их не спровоцирует, при условии соблюдения обычных мер безопасности.

– Ты только голос свой послушай! – орать мужчина перестал, перейдя на презрительные ухмылки, – Пищишь, как мышь перепуганная.

– Я не испугана, – возразила, упрямо глядя ему в лицо. – Пока нет. Но продолжите в том же духе – и я разозлюсь!

– Ути-пути! И что сделаешь? – наклонил он голову, уставившись откровенно насмешливо и явно испытывая меня на прочность.

Могу врезать чем-нибудь тяжелым по башке, например, и ты будешь валяться, истекая кровью, как мой бывший босс. Ему я тоже, наверное, поначалу показалась мышью пищащей, дрожащей и беззащитной. Подумала, но, конечно же, не сказала вслух, вместо этого, продолжая упрямо глядеть в ответ, процедила:

– Укажу вам и вашему руководству на непрофессиональное поведение, капитан Ларсон.

Само собой – полное вранье. Я последняя, кто станет кляузничать и вякать, рискуя привлечь к себе ненужное внимание, но он-то пока не в курсе.

– Пф-фф, укажет она! Сообщения отсюда до Земли идут три месяца и столько же обратно, да и доходят, далеко не всегда, напугала тоже мне! – а вот это я знаю, потому Руф и выбрал для меня местечко в заднице Вселенной, где правда о подмене Алекса Нортона станет очевидной только тогда, когда я уже покину тюрьму, где искать меня стали бы в самую последнюю очередь. – Ладно, бери свои манатки и пошли, поглядим какая ты у нас отважная. И заодно проверим скромница ли.

Хм… А скромность тут при чем?

Огромная толстенная и весящая, наверняка, тонны дверь уже была открыта. Дроны шустро таскали и грузили на парящие платформы здоровенные коробки с припасами на следующие полгода. Оглянувшись последний раз на серебристый бок и стыковочный шлюз корабля, который меня сюда доставил, резко выдохнула, набираясь решимости. Схватила за ручку-поводок свою сумку, активировала антигравитационную пластину в ней и потащила за собой. Живот скрутило от нервозности и понимания, что все – обратной дороги не остаётся, но я запретила себе эти мысли.

Мы с Ларсоном прогрохотали магнитными подошвами ботинок по железу пола, вошли в лифт. Краткая невесомость, желудок перевернулся, приспосабливаясь к новому тяготению уже внутри тюрьмы, и мы шагнули в коридор. Где я тут же к месту и приморозилась, ошалело мечась взглядом по сторонам. И натыкаясь повсюду на абсолютно голых мужчин.

– Что, не знала о таком, мышка? Забыли твои наниматели упомянуть об этой особенности нашей богодельни? – хохотнул Ларсон, явно наслаждавшийся моей реакцией. – Тут ты, дорогуша, насмотришся на мужские приборы на всю жизнь вперед. Все размеры, формы и цвета на любой вкус.

– Я вам не дорогуша! И хватит мне тыкать! – огрызнулась, не зная куда девать глаза. Куда ни глянь – вокруг десятки и десятки одиночных камер – прозрачных со всех сторон клетушек с их приводящим в шок содержимым. – По… почему они… в таком виде?

– Потому что, это одно из правил и воспитательных инструментов нашей замечательной корпоративной колонии “Хрустальная звезда”, девочка, – все ещё лучась неприятным довольством, поведал начальник тюрьмы. – Ублюдки не имеют права скрывать хоть что-то во время отбывания срока. Ничего. Даже собственную наготу и каждое движение. Так что они спят, жрут, справляют нужду и ублажают себя тут на глазах у всех. И каждый это более чем заслужил. Каждый!

Мужчины… заключенные… голые заключенные, заметив меня, повскакивали со своих прозрачных лежаков, кинулись к таким же прозрачным перегородкам, отделяющим их крошечные одиночные камеры от коридора. Сплошные ряды камер, справа и слева, в три этажа. И повсюду прозрачное все без исключения. Стены, пол, потолок, лежак, трубы в стенах, унитаз даже. И ни намека на одежду ни у кого. Вообще. Ни клочка. У меня все нутро сжалось не только от смущения и шока, но и от осознания, насколько же унизительным должно быть подобное существование. Ни крошечного подобия уединения годами напролет, все напоказ, даже самые неловкие физиологические моменты. Чей больной ум придумал подобное место заключения? Конечно, всякие шоу типа "за стеклом" в той или иной форме всегда были и будут, но на такое люди шли добровольно, желая выставить себя напоказ по каким-то своим мотивам, и могли прекратить в любой момент. А здесь… Кошмар какой-то, одним словом.

Некоторые мужчины принялись бить по перегородкам, что-то беззвучно выкрикивая. Кто-то тыкал в меня пальцам, а кое-кто… ой мамочки! Одни обхватывали э-э-эммм… себя… в смысле свои половые органы, и совершали совершенно недвусмысленные движения тазом, другие имитировали, я так понимаю, оральный секс, и кричали-кричали. Правда, ни единого звука слышно не было.

– Я вижу, что все вы необычайно счастливы приветствовать нашу новую временную сотрудницу – мисс Алекс Нортон, – грохнул голос Ларсона, который, оказывается, активировал микрофон на своем лацкане. – И хотя, чисто по-мужски, могу понять столь бурные проявления радости, но как начальник тюрьмы приказываю: А НУ УЙМИТЕСЬ, СКОТЫ!!

Я едва не оглохла, вжала голову в плечи.

– Выпрямитесь немедленно, девочка, – велел мне Ларсон шепотом. – Они сейчас каждое движение ваше отслеживают.

На большинство заключенных рев начальника возымел действие, и они прекратили бесноваться, отойдя вглубь камер, но некоторые только еще больше разошлись. На прозрачном стекле внешних стен камер появились кровавые росчерки от разбитых кулаков, а то и лиц, которыми мужчины неистово бились в перегородки, словно