Семь молочных рек с кисельными берегами - Роберт Шекли

— Доброе утро, гражданин, — сказал он. — Рад, что вы наконец проснулись. Завтрак вон там — на тарелке под салфеткой, что на маленьком столике. А рядом с ней Библия для ваших утренних молитвенных упражнений. Следователь скоро придет, чтоб продолжить допрос. Я обязан сообщить вам об этом, дабы дать вам основные ориентиры и чтоб вы не жаловались, будто что-то было пропущено, когда придет время суда. Дальнейшие рассуждения мне строго запрещены. Поэтому, если вам все ясно, я вернусь к своей газете.

— Минуту! — воскликнул я. — Ничего мне не ясно! Где я нахожусь? Что это за место? Оно похоже на тюремную камеру, не так ли? А если так, то в чем я обвиняюсь?

— Гражданин, — сказал он. — Все это отнюдь не относится к области, которую я могу с вами обсуждать. Приберегите свои вопросы для следователя.

— Но скажите мне хотя бы, почему я тут оказался? Часовой встал. Это был рослый крепкий мужик с грубым и недоброжелательным лицом.

— Свой долг я исполнил, — рыкнул он. — Ты не имеешь права требовать от меня большего. И если ты не заткнешь свою пасть, тебе заткну ее сам вот этим. — И он взмахнул своим мушкетом как дубиной. — Мне сказано, что я имею полное право врезать тебе, чтобы предотвратить дальнейшие, не разрешенные законом вопросы.

Его манеры резко изменились. Теперь они говорили, что угроза носит вполне реальный характер. Отвечать я не стал — вид у солдата был такой, что он способен пустить свое оружие в ход хоть сейчас. Конечно, все происходящее было результатом какого-то чудовищного недоразумения. Но то, что я заработаю черепную травму, если буду пытаться прояснить ситуацию, доказательств не требовало. Я отвернулся от стража, сел за стол и взял Библию. Некоторое время солдат наблюдал за мной, потом тоже сел и принялся за газету. Через минуту он закурил трубку и, по-видимому, успокоился.

Ну а я от спокойствия был куда как далек, но что я мог поделать? Враждебность этого типа очевидна, а заводился он так быстро, что я почел за лучшее его не провоцировать. Перелистал несколько страниц Библии. Она была написана на языке, которого я не знал. Даже форма букв оказалась мне неизвестной, так что я лишился слабого утешения бормотать вслух хотя бы отдельные фразы. Я отложил книгу и снял с плеч рюкзак, опасливо поглядывая на стража. А он и глаз не поднял от своей газеты. Видимо, мои действия наконец-то оказались неподзапретными.

Развязав рюкзак, я стал искать какое-нибудь чтиво. Надо было хоть как-то укрепить нервную систему, расшатанную этой дурацкой ситуацией.

И куда к черту подевался Лу? Наверняка у него было достаточно времени, чтоб добиться возобновления трансляции своего изображения! Но Лу не было, и, оглядев камеру, я не заметил там даже признака средств связи, если, конечно, не допустить, что они спрятаны где-то в покрытой плесенью фреске на стене. Фреска изображала мужчин и женщин в старомодных костюмах, расположившихся на пикнике на фоне идиллического пейзажа. Я бы с радостью к ним присоединился.

Снова, осторожно поглядывая на стража, я встал, чтоб разглядеть живопись поближе. Она притягивала меня так, будто в нее был встроен какой-то магнит. Тщательно вглядывался в детали фрески. Нарисованные на ней кусты почему-то казались искусственными. Это что — с умыслом? Пока я рассматривал живопись, вдруг послышался звук шагов, исходивший из коридора, куда выходила камера.

Лес вряд ли мог служить надежным убежищем. Как только я неизвестно каким образом оказался в нем, я увидел, что это довольно зловещее местечко, полное поганок и еще каких-то ядовитых бесформенных растений. От благородной компании, изображенной на картине, и следа не осталось. И куда они подевались? Может, я слишком долго болтался в тюремной камере? Видно, так оно и было. Но зато на спине у меня снова висел рюкзак, хоть я и не помнил, когда успел его натянуть.

В этом лесу, полном огромных деревьев и кустарников, казалось, не имело значения, в какую сторону идти. Совершенно инстинктивно я двинулся туда, где было посветлее, хотя даже это обстоятельство улавливалось лишь с большим трудом. Серые сумерки леса заволокли всю округу вуалью тайны.

Я пошел дальше, продираясь сквозь кусты и низкие цепкие травы. Место казалось мне полным дурных предзнаменований. Как это меня сюда занесло? Думать об этом не хватило терпения, особенно учитывая ощущение, что нечто подкрадывается ко мне сзади. Никакого представления, что это такое, у меня не было. Шум производится преимущественно мной самим, да время от времени тихие вздохи ветра просачивались откуда-то и колебали верхние ветви деревьев.

Я вспомнил, что уже давно не ел, и решил сделать привал, чтоб пошарить в рюкзаке. Я не предполагал, что запасся чем-то съедобным, но как знать, бывает и так, что в мешок суют что-то — недоеденный сандвич, корку сыра, коробку крекеров, а сейчас все это было бы куда как кстати!

Я поставил рюкзак на пригорок и присел возле на корточки. Темнело. Скоро наступит вечер.

У меня не было представления о том, где я нахожусь или куда иду. Я знал, разумеется, в общем и целом, что это один из фокусов, которые вытворяют на Фокисе — одна из их знаменитых иллюзий; ведь это такое место, где ни одна вещь не похожа на то, чем она представляется. Но такое знание в настоящий момент мне мало чем могло помочь, поскольку, вообще-то говоря, оно подходило для любой ситуации, а отличить истину от иллюзии чрезвычайно трудно даже задним умом, когда в этом уже нет жизненной необходимости. Я обругал мысленно Лу за то, что он бросил меня, потому что сейчас именно так расценивал его исчезновение. Поломка вряд ли могла так долго препятствовать его появлению здесь.

В рюкзаке я нашел пакетик орехов, преподнесенный мне бесплатно на эскалаторе и который я тогда не съел. Я принялся жевать орехи, но тут же сообразил, что скоро мне обязательно понадобится вода — такими сухими они были. Вода — обыкновенное чудо, о котором вспоминаешь только тогда, когда ее нет. Мой случай. Я встал и огляделся со смутной надеждой найти какую-нибудь западинку, где, как мне говорили, может скапливаться дождевая вода. Устало уложил рюкзак и просунул руки в его лямки. И в этом момент услышал голос, но не мог разобрать, что он мне говорит.

— Кто это? — окликнул я.

— Проводник, — ответил голос.

Я стал вертеться, пытаясь определить направление, откуда шел звук. Казалось, говорящий совсем рядом, но я не видел ничего, кроме густого серо-зеленого леса и сгущающихся к ночи теней.

— Выйди и покажись мне, — позвал я.

Какое-то время ответа не было. Затем я услышал легкий треск в кустарнике справа от меня и быстро повернулся. Там стояло животное, которое, склонив голову, пыталось получше рассмотреть меня. Я подумал, что это какой-то вид оленей — мышино-серого цвета, с настороженными ушами, шевелившимися при порывах крепчавшего ветра, будто стараясь расслышать, что он им говорит.