Оракулы перекрестков - Эдуард Шауров

– Тут какие-то иероглифы, – сказал Бенджамиль, вертя кругляш в пальцах. – Но это не китайские. Чайники так не пишут, скорее похоже на стилизацию. Ганс! Продайте мне эту игрушку.

– Не знаю… не думаю. К чему мне его продавать? – Гансан отобрал диск у Мэя.

Но Бенджамиль уже загорелся идеей покупки оракула и принялся уговаривать бармена.

– Ну для чего он вам, Ганс? – говорил он со всей убедительностью, на какую был способен. – Неужели вы всерьез верите этим предсказаниям? Это же какая-то ерунда, мистика.

Маншаль вяло сопротивлялся.

– Кончится тем, что вас обвинят в приверженности эзотерике и вообще лишат лицензии, как тихого сумасшедшего, – добавлял мрачных тонов Мэй.

– Ничего не понимаю! Если вы не верите в предсказания, то для чего вам оракул? – в конце концов удивился Маншаль. – Только честно.

– Я коллекционирую редкие безделушки, – признался Бен, – это моя маленькая страсть. Могут быть у человека маленькие слабости?

– У меня полно слабостей, – кивнул головой Гансан, – маленьких и не очень.

– Вот видите! – воскликнул Мэй, ему в голову пришла одна идея. – Ганс, а спросите совета у самого оракула.

Маншаль с сомнением посмотрел на собеседника.

– Ну хорошо, – сказал он наконец. – Почему бы и нет?

Наклонив лицо к своим раскрытым ладоням, он тихонько прошептал несколько слов и шесть раз старательно сжал диск в кулаке.

– А зачем его надо сжимать? – спросил Бен.

– Я думаю, там есть механизм, реагирующий на случайную силу сжатия по принципу чет-нечет. Он имитирует бросок монеты. – Гансан положил оракула на стойку.

– Что он пишет? – Любопытный Бенджамиль даже привстал на стуле.

– В мире все быстротечно – то омут, то брод.Все на свете не вечно и скоро пройдет.Нам отпущен лишь миг для утех и веселья.Не держись за былое, не плачь наперед[1], —

прочитал Маншаль.

– И что это значит?

– Похоже, оракул хочет сменить хозяина. – Ганс растерянно почесал лоб.

– Значит, вы уступите мне игрушку? – полуутвердительно спросил Бенджамиль.

– Похоже, что так. – Хозяин развел руками. – Я вообще стараюсь быть последовательным. Только, умоляю вас, Бен, оракул далеко не игрушка! И не позволит относиться к себе подобным образом!

– Постараюсь это запомнить, – пообещал Бен.

«Я поставлю его между китайскими шахматами и цветным кубиком-головоломкой», – подумал он и даже представил, как это будет выглядеть.

Маншаль с сомнением покрутил головой.

– А сколько вы хотите за… вещицу? – Бенджамиль бережно потрогал оракула кончиком пальца.

Гансан поморщился.

– Пятьсот тридцать одну марку, – сказал он, не раздумывая ни единой секунды.

Бенджамиль Мэй аж присвистнул:

– Ганс, вы включили в стоимость уважительное отношение?

– Нет. – Вид у Маншаля сделался чрезвычайно довольный. – Уважения оракул добьется сам. Для вас это дорого?

– Дороговато, – признался Бен. – Два месяца назад я имплантировал себе в ноги аль-найковские мышцы и связки, и мне это обошлось в четыре тысячи вместе с операцией и регенерацией. Может, скинете?

– Исключено, – отрезал Гансан.

– Ладно, будь по-вашему, – вздохнул Бенджамиль. – Все одно, торговаться я не умею. Пятьсот тридцать так пятьсот тридцать.

– Пятьсот тридцать одна, – поправил хозяин. – И наличными.

– Наличными?!

– Наличными. В моем заведении есть банкомат. – Гансан указал в конец зала.

Не переставая удивляться, Бен слез с табурета и направился к банковскому автомату.

– Этот Маншаль еще оригинальнее, чем я думал, – бормотал Бен, вставляя мизинец в отверстие.

Банкомат малость подумал, считывая с ногтя информацию, и заявил, что может выдать только тысячную купюру.

– Эй, Ганс! – крикнул Мэй, не вынимая пальца из сканера. – Ваш бессовестный автомат не дает сотен.

– Я знаю! – крикнул в ответ хозяин. – Берите тысячу, я дам вам сдачу.

Вернувшись к барной стойке, Бен вручил Гансану тысячную купюру, а тот отсчитал четыреста шестьдесят девять марок сдачи. Мужчины пожали друг другу руки.

– У вас действительно искусственные мышцы, Бен? – спросил Ганс, пряча деньги в карман жилетки.

Бенджамиль кивнул.

– Зачем вам это? Вы ведь не спортсмен?

– Люблю велотренажеры.

– А если серьезно? – На лице Гансана читался неподдельный интерес.

– Да так, ерунда… Дурацкие мечты… Снег и камни, – уклончиво ответил Бенджамиль. – Вот лучше вы мне скажите, Ганс, откуда такая странная цифра: пятьсот тридцать одна?

– Не знаю, – пожал плечами Маншаль. – Оракула нельзя продавать за другую сумму, я сам отдал за него ровно столько же.

– А если бы я платил вам ньюанями?

– Было бы тоже пятьсот тридцать один.

– Жалко, – огорчился Бен, – ньюани в два раза дешевле.

– Вы и в магию чисел не верите? – сочувственно спросил Гансан.

– Даже не представляю, что это такое, – беспечно отозвался Мэй. – Просветите.

– Это долго объяснять. Ну, к примеру, – Маншаль сделал рукой неопределенный жест, – сколько вам на данный момент лет?

– На данный момент тридцать два, – сообщил Бенджамиль.

– Тридцать два, – задумчиво повторил хозяин. – Тридцать два – число перелома, число материализации темных магических сил. Типичная ситуация, характеризуемая числом тридцать два, – это когда к вам приходит сатана и пытается заключить с вами сделку.

Бенджамиль зябко поежился.

– Но при определенном старании, везении и настойчивости, – продолжал Маншаль, – вы сможете извлечь из ситуации свои выгоды и оставить дьявола ни с чем. Вот что такое тридцать два.

– Вы бы поменьше поминали всяческие суеверия, – попросил Бен. – Корпорация не поощряет подобных разговоров.

– Я не служащий корпорации, – гордо заявил Гансан.

– А я пока еще служащий, – напомнил Бен.

Он забрал со стойки диск оракула и положил его в карман брюк.

– Погодите, – сказал Гансан, – у меня есть для него шнурок.

Бенджамиль допил пиво, купил пакетик хлебных крошек и, попрощавшись с хозяином, вышел из бара. Прогулочным шагом он двинулся вдоль ограждения, насвистывая что-то из Османа Фишера. Настроение было приподнятое. В понедельник один из секретарей Ху-Ху обязательно заведет душеспасительную беседу о вреде пьянства и эзотерических разговоров. И Бен и секретарь будут жутко скучать в процессе нудной лекции, но это будет в понедельник. А сейчас пятница.

Бенджамиль остановился возле сетчатой скамейки, достал купленный у Маншаля пакет, надорвал его и высыпал крошки на тротуар, потом отошел на пару шагов и принялся наблюдать.

Первый воробей появился секунд через тридцать, за ним второй. Вскоре у ног Мэя копошилось штук пятнадцать коричневых прыгучих механизмов. Они скакали взад-вперед, старательно склевывая хлебные крошки. Бенджамиль с интересом следил за поведением маленьких дворников и размышлял о том, куда они потом потащат содержимое своих животов. Наверняка никакой это не хлеб, а какая-нибудь синтетическая гадость.