Голем - Исаак Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Святой человек велел рабби хранить в тайне его посещение и изготовление голема, однако рабби Лейб понимал, что и в этом деле ему никак не обойтись без помощи Тодруса, синагогального служки. Тодрус служил рабби Лейбу уже сорок лет и был посвящён во множество тайн. Крепкий, сильный, он был беспредельно предан рабби. Ни жены, ни детей у него не было, вся его жизнь состояла в услужении рабби. Он жил в доме рабби, спал под дверью в его кабинет и был всегда готов явиться по его зову даже среди ночи. Рабби Лейб тихонько стукнул в дверь и шёпотом позвал:
— Тодрус…
— Что вам угодно, рабби? — сразу же проснувшись, отозвался Тодрус.
— Мне нужна глина.
Другой бы на его месте спросил: «Глина? В такой поздний час?» Но Тодрус был обучен не подвергать сомнению распоряжения рабби. Он только спросил:
— Сколько глины?
— Много.
— Мешок?
— Самое малое десять мешков.
— И куда принести столько глины?
— В синагогу на чердак.
Взгляд Тодруса выразил недоумение, но ответ его был краток:
— Хорошо, рабби.
— И всё это должно оставаться тайной, даже от моей семьи, — прибавил рабби Лейб.
— Да будет так, — сказал Тодрус и вышел.
А рабби Лейб вернулся к молитвам. Он не сомневался, что Тодрус исполнит его поручение.
Прочитав все ночные молитвы, рабби снова лёг спать и проснулся на рассвете.
Рабби Лейбу было знакомо слово «голем». Среди евреев ходили легенды про големов, которых создавали святые люди древности для спасения в грозные времена. Согласно этим легендам, силой для такого деяния обладали лишь самые святые раввины, да и то после многодневного поста, молитв и углубления в тайны Кабалы. Скромному рабби Лейбу и в голову не приходило, что это может выпасть и на его долю.
— Не приснилось ли мне всё это? — спрашивал себя рабби Лейб.
Но когда он поутру открыл дверь синагоги, на полу были отчётливо видны следы глины. Пока рабби Лейб спал, Тодрус сходил на городскую окраину и натаскал глины на чердак. Чтобы управиться с таким делом между полуночью и рассветом, понадобилась вся его преданность и недюжинная сила.
Подняться на чердак и провести там несколько часов без ведома родных рабби Лейб, конечно, не смог бы. Но по счастью, в тот день его жена Генендл была звана на свадьбу, и она взяла с собой детей и служанку. Невеста была сирота и приходилась Генендл дальней роднёй. Свадьбу играли в соседней деревне, так что рабби Лейбу не надо было совершать у них обряд бракосочетания.
На чердаке рабби Лейб нашёл мешки с глиной и принялся лепить человеческую фигуру. Он не пользовался лопаточкой, а мял и формовал глину пальцами, как тесто. Работал рабби Лейб с большой поспешностью и при этом ещё молился об успехе. Целый день провёл он за работой на чердаке, и ко времени вечерней молитвы на полу лежал глиняный великан: голова с котёл, плечи — косая сажень, ступни и ладони как лопаты. Рабби подивился своему созданию: конечно, он не справился бы с такой задачей без помощи и промысла Божьих. Рабби захватил с собой на чердак молитвенник, на котором таинственный гость оставил начертанным имя Бога. Рабби Лейб выдавил эту надпись на глиняном лбу голема, но такими мелкими еврейскими буквами, что никто, кроме него самого, не смог бы их разобрать. В тот же миг голем начал подавать признаки жизни.
Зашевелились его огромные руки и ноги, приподнялась голова. Однако раввин из осторожности написал священное имя не целиком. Последнюю букву «алеф» он оставил недописанной, чтобы голем не приступил к действиям, пока его не облачили в одежды.
Зная, что его отсутствие в синагоге вызовет недоумение у евреев его общины, рабби Лейб оставил голема и стал спускаться по лестнице. Тут с улицы вошёл служка Тодрус, и рабби ему сказал:
— Тодрус, с помощью святых сил я вылепил голема, чтобы защитить евреев Праги. Подымись на чердак и увидишь сам. Но его ещё надо одеть, так что сними с него мерку и добудь ему одежду. Я буду на вечерней молитве, и ты, когда принесёшь одежду, приди и сообщи мне.
— Хорошо, рабби.
Рабби Лейб пошёл молиться, а Тодрус взобрался по винтовой лестнице на чердак. Солнце на небе уже склонилось к закату, лучи его сквозили в щели, и при их свете Тодрус увидел распростёртого на полу и пытающегося подняться голема. Ужас охватил Тодруса. Как многие евреи Праги, он слышал рассказы о големах, но даже и вообразить не мог, что создание одного из них может совершиться в его время и прямо, можно сказать, у него на глазах.
Он долго стоял, оцепенев от страха. «Где мне добыть одежду для такого великана?» — думал он. Даже если бы нашёлся портной, который бы снял мерку с голема и пошил ему штаны и лапсердак, и какой-нибудь сапожник взялся бы смастерить ему сапоги, всё равно на работу уйдут недели, а то и месяцы, а великая беда угрожает пражским евреям прямо сейчас.
За сорок лет, проведённых в услужении у рабби Лейба, Тодрус твёрдо усвоил, что, получив распоряжение рабби, он должен безотлагательно приступать к его исполнению. Солнце село, на чердаке стало совсем темно. На подкашивающихся ногах, с сильно бьющимся сердцем Тодрус спустился по лестнице, выскочил на улицу, набрал полную грудь воздуха. И зашагал в сторону старой рыночной площади, надеясь сам не зная на что: а вдруг всё-таки отыщется какой-нибудь выход. Наступала ночь, уже запирались лавки. Вдруг над входом в одну лавку он увидел большущую шапку, которая оказалась бы велика на любую человеческую голову. Это была вывеска шапочника.
Тодрус зашёл в лавку, и там оказались штаны, лапсердак и башмаки — всё такого же невероятного размера. Поражённый Тодрус спросил, откуда у хозяина эти удивительные вещи. Хозяин рассказал, что сорок лет назад в Прагу приезжал бродячий цирк, он показывал представление «Давид и Голиаф». Но случилось так, что актёры перессорились между собой, спектакль не привлёк публику и всё цирковое имущество, декорации и костюмы, было распродано по дешёвке. Лавочник сказал Тодрусу:
— Мне достались эти вещи за гроши, я купил их просто как диковинку, для приманки покупателей. Но они выставлены здесь так давно, что никто уже на них не смотрит. К тому же они покрылись пылью, у меня нет ни времени, ни охоты проветривать их и чистить. А почему ты спрашиваешь? Я уже запираю лавку.
— Я куплю эти вещи, — ответил Тодрус, — если ты отдашь их за умеренную цену.
— Да на что они тебе?
— Там видно будет, — ответил Тодрус. — Ты только назови умеренную цену.
— Чудеса! — удивился лавочник. — За всю жизнь со мной ничего удивительнее не случалось. Ни одна живая душа не заглядывалась на эту рухлядь.
Он назвал Тодрусу очень низкую цену, и сделка состоялась. Тодрус был известен своей честностью, он всегда носил при себе кошелёк с деньгами общины, рабби Лейб доверял их ему.
Тодрус опасался, что встречные могут его остановить, заинтересовавшись его ношей. Но час был поздний, и никто ему не встретился. Мужчины все находились в синагоге, а женщины стряпали ужин для мужей и детишек. Никем не замеченный, Тодрус поднялся на чердак над синагогой и разложил на полу одежду, шапку и башмаки для голема. К его изумлению, голем уже сидел! На небе сиял полумесяц, и в его лучах Тодрус увидел, что голем сидит, привалясь спиной к бочонку с заплесневелыми старыми книгами, и смотрит на него, недоумённо моргая. Тодруса обуял такой ужас, что он затянул в голос: «Слушай, Израиль[22], Бог — наш Господь, Бог один!»
Вскоре он услышал шаги рабби Лейба — рабби поднимался по лестнице, держа в руке фонарь, внутри которого горела восковая свеча. Увидев лапсердак, шапку и башмаки, он сказал Тодрусу:
— Всё свершается по начертанию Провидения. Хотя человек имеет свободную волю, Провидению ведомо наперёд, какое решение человек примет.
Они одели голема в те причудливые одеяния, и рабби сказал:
— Спасибо, Тодрус. А теперь оставь меня.
— Хорошо, рабби, — отозвался Тодрус и пустился со всех ног вниз по лестнице.
Рабби Лейб долго смотрел на голема, дивясь своему созданию. В свете фонаря внутренность чердака имела странный вид. В углах со стропил свисали огромные клочья паутины. На полу валялись старые изорванные молитвенные облачения — талесы, треснувшие шофары — бараньи рога, разбитые светильники, обломки подсвечников и ханукальные[23] лампы, выцветшие листы пергамента, исписанные рукой неизвестных или забытых писцов. Из щелей и прорех в крыше сочился лунный свет, и в нём радужно переливались столбцы пыли. Здесь ощущалось дыхание минувших поколений, которые жили, служили Господу, противостояли преследованиям и соблазнам, а потом погружались в вечное безмолвие. Странная мысль мелькнула в голове у рабби Лейба: «Если бы те, кто отрицает сотворение мира Богом, увидели сейчас то, что содеял я, человек, рождённый из чрева женщины, они бы устыдились своего безверия. Но так велика сила Сатаны, что он способен затмить людям глаза и замутить их ум. Сатану тоже создал Бог, чтобы человек имел свободу выбора между добром и злом».