Пешки в Большой игре - Андрей Таманцев

Мустафа широко улыбнулся.

С Ивановым Мустафа поздоровался молча. Только легкий поклон.

Владимир Петрович уселся на свое кресло за столом. Мустафа сел напротив. Иванов сбоку.

— Кофе? Чай?

— Чай, — сказал Мустафа, а Иванов отрицательно покачал головой.

Владимир Петрович распорядился.

— Ты знаешь, Мустафа, — сказал он в ожидании чая, — мы с тобой давно знакомы, а ты меня все не перестаешь удивлять. Тебе сколько лет?

Мустафа развел руками.

— Все мои годы у Всевышнего, — сказал он.

— Лет пятьдесят, наверное, — бестактно сказал Круглов. — А выглядишь на тридцать. Что, не пьешь, не куришь, баб не трясешь? А? Ха-ха-ха...

Однако, манеры, подумал Иванов. Он знал, что Владимир Петрович боится.

— Ну, к делу. Насколько я понимаю, — сказал тот, когда секретарша принесла чай и удалилась, — у твоих заказчиков, Мустафа, появились какие-то новые условия?

— Никаких новых условий, — ответил с улыбкой Мустафа. Похоже, улыбался он всегда. На всякий случай.

— Разве? — удивился Владимир Петрович и перевел взгляд на Иванова.

— Условие одно, — продолжил Мустафа, — они согласны оказать посильную финансовую помощь вашему политическому движению, но только после того, как получат возможность познакомиться с господином Филиным.

— Тогда в чем же дело? Кажется, специалисты вполне определенно высказались о господине Филине и полностью подтвердили его абсолютную компетенцию. Неужели этого недостаточно?

— Достаточно, — согласился Мустафа. — Но они платят и хотят знать, за что платят. Вчера у меня был разговор с ними. Они на днях закончили оборудование научного центра и предложили следующее. Через четыре дня туда приедут все, кто имеет отношение к этому вопросу. Если господин Филин будет там в указанное время, то деньги они обещают перевести в тот же день на любой счет.

— Но ведь господин Филин... — снова начал Владимир Петрович, и Иванов его снова перебил:

— Господин Филин не станет отказываться от выгодного предложения. Я уверен, что завтра же он даст свое согласие...

Глава четвертая

Они вышли после утреннего намаза.

Их командир был без руки, но вместо нее блестел на утреннем красном солнце стальной крюк. Они между собой его так и называли по-арабски — «Крюк».

Воины Аллаха, они не знали ни страха, ни отчаяния, ни жалости, ни боли. В лагере под Кабулом их специально этому обучали — не знать ничего в этой жизни, кроме высокого стремления к победе. Семей у них не было. Матерей они прокляли, отцов казнили. Мулла читал длинные напевные молитвы, они кланялись до самой земли и знали, знали, знали, что скоро эти молитвы будет слушать люди всего мира. Весь мир опустится на колени и будет вместе с ними кланяться до самой земли. Им ничего не надо было в этой жизни, только бы эта светлая мечта сбылась.

Они съехались под Кабул со всего мира. Были выходцы из Африки, сухопарые, выносливые, быстрые руандийцы. Эти могли целыми днями идти, не пить и не есть. Были выходцы из Америки. Мощные, здоровые, умные, умелые. Эти умели обращаться с любым оружием, знали несколько языков, владели современной техникой. Были выходцы с Ближнего Востока. Эти были мудры и хитры, как змея. Они прокладывали путь, обходили многочисленных врагов, они подбадривали уставших. Но самыми лучшими были выходцы с Кавказа. У них было всего от остальных и еще что-то, отчего их побаивались даже самые смелые. Сильная, чистая, слепая вера.

В последние перед походом дни им дали отдохнуть. Им постелили тонкие одеяла, чтобы они не спали на земле, как все эти два года. Им дали вдоволь мяса и лепешек, им дали сладкий мед и сочные травы. Многих потом вырвало от обильной еды. Желудки их не привыкли к такому изобилию. Только кавказцы не стали есть и спать легли на голую землю.

А вчера к ним приехал Сам. Они многое слышали о нем, этом наместнике Аллаха на земле, этом первом воине ислама, защитнике всех правоверных. У него была длинная, местами уже поседевшая борода, цепкий и пронизывающий взгляд. Он шел мимо них, вглядывался в каждого внимательно, перед кем-то останавливался, трепал сухой рукой по щеке. С Крюком трижды обнялся. А потом вернулся туда, где стояли кавказцы.

— Вы победите, — сказал он по-арабски.

Кавказцы его не поняли, но по общему оживлению вокруг догадались, что Усама Бен Ладен пожелал кавказцам победы.

Они воскликнули: «Аллах акбар!» И общий хор суровых мужских голосов поддержал их.

Эхо прокатилось по долине и устремилось к самому небу.

Усама подарил всем именные ножи, а кавказцам еще добавил по золотой монетке.

И вот сегодня они вышли из лагеря. Теперь им предстоял долгий путь через афганские степи, через горы, туда, где ждет их грозное оружие Аллаха.

Груженные порошком мулы шли степенно, пыль не поднимали с обожженной земли. Воины шли цепью. Изредка переговаривались друг с другом, но чаще молчали, чтобы сберечь силы. Задень они должны были пройти шестьдесят километров.

Конечно, они могли отправиться транспортом — у правоверного правительства были и автомобили, и вертолеты, и самолеты, но из космоса вся территория Афганистана просматривалась сверхдержавами, поэтому всяческие передвижения техники становились опасными, врагам ислама заранее становились ясны планы воинов Аллаха. Решено было отправить отряд пешком. Причем отправился отряд не на юг, а на север, чтобы окончательно запутать врагов.

После вечернего намаза шли еще четыре часа, и только когда мулы уже стали спотыкаться, Крюк дал команду устраиваться на ночлег. К завтрашнему вечеру они должны будут добраться до промежуточного пункта. Там они будут целые сутки, а из промежуточного пункта выйдут ночью, и теперь их переходы будут только в темное время суток.

Когда уже все спали, кавказцы все еще не ложились, сидели в кружке, о чем-то беседовали тихонько. Крюк подсел к ним, но они сразу же смолкли.

— Мы идем все вместе, — сказал Крюк, — ваша борьба — это и наша борьба. Только сообща мы победим. Если у вас какие-то другие планы — уходите из отряда.

Кавказцы молчали.

— Вы с нами? — спросил Крюк.

— Да, — ответили кавказцы.

— Тогда не смейте шушукаться по углам. У нас нет тайн друг от друга. Ложитесь спать. Завтра трудный путь.

Кавказцы легли, и Крюк, разбросав железной рукой большие камешки, лег рядом с ними.

С некоторых пор он особенно внимательно следил за этой группой верных воинов. Все остальные были исполнительны, открыты и честны, а эти — Крюк видел по их глазам — только притворялись честными и открытыми. Они вынашивали какие-то свои, отдельные планы. Впрочем, до того как кавказцы посмеют пойти против всего отряда, Крюк перережет их, как баранов, по горлу, по горлу. Он уже показывал в лагере, как он это делает. Проникшему в их стан шпиону из Америки Крюк назначил смертную казнь. И сам ее исполнил. Своим железным крюком он зажал шею шпиону так, что тот и пошевельнуться не смог. А другой рубанул с размаху широким палашом и сделал шаг назад, чтобы хлынувшая из отверстой раны кровь предателя не испачкала его одежду.

Голова покатилась, легла на щеку, и все увидели, что она моргнула глазами, шпион даже не успел приготовиться к смерти, он даже не понял, что головы у него уже нет. Вот так же он перережет всех отступников. Пусть они только дадут ему повод. Впрочем, пока повода не было. Только догадки. Но и шпиона они казнили в общем-то безо всякого серьезного повода, просто один раз застали его, когда он слушал по радио американскую музыку. Или английскую. Какая разница — порождение неверных.

А кавказцам даже меньше надо — только еще раз вот так же собраться ночью и шушукаться.

Утром после намаза Крюк построил отряд, пересчитал бойцов — все были на месте, все сто двадцать два человека.

— Сегодня мы пройдем дальше, чем вчера, — сказал Крюк. — Берегите силы, псы-иноверцы следят за нами и в любой момент могут напасть. Будьте все время начеку. Мы дойдем до места поздно ночью. Если кто-нибудь из вас устанет и не сможет идти дальше — он перестает быть воином Аллаха. Если кто-нибудь станет помогать уставшему, он перестает быть воином Аллаха, если кто-то пожалуется — он перестает быть воином Аллаха.

Отряд мрачно молчал, слушая Крюка. Они не боялись долгого перехода, они достаточно закалены и натренированы, они могут прошагать без отдыха и двое, и трое суток. Пока не свалятся замертво. Их пугала сама речь Крюка. Когда он так начинал говорить, он чуял в отряде врага. Он уже знал его в лицо, он готов был захватить шею своей железякой в любой момент, но этого момента он будет ждать, он сам его будет готовить. Воины посмотрели друг на друга внимательно: к кому первому начнет придираться Крюк, тот и станет сегодня его жертвой.

— Аллах акбар! — воздел руки к небу Крюк. — В дорогу.

Они снова растянулись цепочкой и пошли по быстро накаляющейся дороге. Мулы снова покорно несли свою поклажу.