За ценой не постоим - Кошкин Иван Всеволодович

Трифонов остановился, чтобы обменяться парой слов с часовым, и двинулся вниз, по следам командира. Сначала первый взвод и бронебойщики, узнать, сменили ли людей в секретах, затем второй взвод, проверить позиции станкового пулемета, потом обратно, и в третий взвод. Карабин за плечами, наган в кобуре, две гранаты в сумке; у него есть оружие и он среди своих – этого вполне достаточно. Политрук Николай Трофимов поднял воротник шинели и зашагал с холма.

Первый взвод занимал окопы двумя отделениями, бойцы сидели в ячейках через одну. Командир взвода, пригнувшись, обходил позиции по ходам сообщения, Берестов был без шинели, в стальном шлеме поверх шапки с поднятыми ушами, на поясе штык-нож и гранатная сумка, за плечами – самозарядная винтовка Токарева. Подойдя к политруку, младший лейтенант вскинул руку к шлему и вполголоса, но четко отрапортовал:

– Товарищ политрук, по донесениям секретов, противник себя не обнаружил. Согласно приказу командира роты отправил третье отделение и бронебойщиков греться.

– А сами? – Трифонов спрыгнул в неглубокий ход сообщения. – Обходите окопы?

– Смотрю, чтобы никто не заснул, – пожал плечами Берестов. – А то и замерзнуть недолго. Я приказал бойцам постоянно напрягать мышцы, двигать плечами и ногами.

– Все-таки нужно было построить землянки, я говорил об этом ротному…

– Нужно было закончить с оборудованием позиции, – спокойно ответил младший лейтенант. – Насколько я понимаю, комбат ждал атаки с минуты на минуту. Если же начать копать сейчас, мы мало того что вымотаем бойцов еще больше, так еще и обозначим себя. Снегопад стихает, желтый песок на белом виден очень хорошо.

Трифонов вздохнул. Он специально упомянул землянки, надеясь, что командир взвода оценит заботу политрука о бойцах, но, похоже, у Берестова было свое мнение.

– К тому же, – продолжал командир взвода, – сейчас не так уж холодно, сыро вот только. Но, в общем, терпимо. Спросите как-нибудь Сашу… я хотел сказать, лейтенанта Волкова, каково им было в Карелии.

Трифонов знал, каково было лейтенанту Волкову в Карелии, лейтенант Волков сам рассказал ему об этом. Странным образом это не прибавило политруку уверенности, Николай просто не представлял, чем он может помочь и как будет КОНТРОЛИРОВАТЬ такого командира. Некоторое время политработник и комвзвода молчали, и чтобы развеять сложившуюся неловкость, Трифонов спросил:

– Кстати, я вижу, у вас самозарядка.

– В общем, да, – ответил Берестов. – Эс-вэ-тэ сорок.

В голосе младшего лейтенанта проскользнула насмешка: да, действительно, у меня самозарядная винтовка, очень тонкое наблюдение.

– Говорят, они ненадежные. – Николай чувствовал, что разговор уходит куда-то не туда.

– Все зависит от того, как относиться к оружию, – ирония в ответе была уже явственной. – Сдуру можно и «трехлинейку» убить.

Трифонов никак не мог понять, в чем тут дело. Младший лейтенант был вежлив, отвечал четко и по делу, но политруку казалось, что между ним и непонятным комвзвода кто-то поставил лист толстого стекла. Каждое слово Берестова было к месту, но разговора не получалось, от этого хотелось сделать какую-нибудь глупость, например, выдернуть гревшихся бойцов из их шатра и загнать в окопы, или проверить комвзвода-1 на знание Боевого устава пехоты. Такие мысли следовало гнать прочь, и Николай усилием воли подавил растущее раздражение. Волков считал Берестова хорошим командиром, в сложившейся обстановке это и только это имело значение. Если младший лейтенант испытывает какую-то неприязнь к политруку Трифонову, – что ж, его личное дело, главное, чтобы комвзвода исполнял свои обязанности, а Николай будет исполнять свои. Если, конечно, поймет, что он должен делать в сложившейся обстановке.

– Такой снег, думаю, сегодня не сунутся, – заметил Трифонов. – Не их погода. Знаете, я иногда даже радуюсь и холоду, и грязи этой непролазной. Им-то хуже, они к этому непривычны.

– В самом деле? – в голосе Берестова проявились новые эмоции. – Да-да, конечно. Немец-де городской, немец боится грязи и мороза, надо только подождать немного, а потом пойти и руками их собрать.

Впервые командиру первого взвода изменила его обычная невозмутимость, и Николай решил ухватиться за эту ниточку и потянуть сильнее.

– А разве не так? – усмехнулся он.

Но Берестов уже взял себя в руки.

– Вам, как политработнику, конечно, виднее, – сухо ответил младший лейтенант. – Возможно, вышло какое-то постановление – считать немцев ни к чему не способными дураками, которых нужно только поморозить немного и в грязи повозить. Может быть, мне не докладывали.

– А вы считаете, что это не так? – живо спросил Трифонов.

– Я считаю своего противника умелым и подготовленным солдатом, – резко ответил Берестов. – А вот такие шапкозакидательские настроения полагаю вредными.

– Почему же шапкозакидательские? – Сейчас главное было не переиграть, комвзвода-1 явно высказывал то, что у него наболело.

– Потому что врага нужно побеждать силой оружия, а не морозом и грязью, – сказал младший лейтенант. – А с вашим подходом, к примеру, я могу вообще отправить бойцов строить блиндажи и секреты отозвать. Погода-то собачья, наверняка они не сунутся!

Он замолчал, понимая, что наговорил лишнего.

– Поздравляю, – сказал наконец Берестов. – Отдаю вам должное – вы очень хорошо все это провернули. Что вы мне теперь припишете – восхваление противника?

– Вы что-то путаете, Андрей Васильевич. – Трифонов не мог отказать себе в этой маленькой мести. – Я ничего не проворачивал. Я всего лишь высказал свое мнение и выслушал ваше. И никакого восхваления противника я в ваших словах не вижу.

– Тогда зачем был весь этот разговор?

На западе загрохотало, командир и политрук посмотрели в темное поле.

– Километров пятнадцать, – пробормотал Трифонов.

– Ближе, – сказал Берестов, – воздух влажный.

– Значит, завтра? – Политрук надеялся, что его голос звучит уверенно.

Младший лейтенант помолчал, прикидывая, похоже, стоит ли откровенничать с политработником. Затем, решив, наверное, что осторожничать уже поздно, покачал головой:

– Скорее всего, завтра, если, конечно, нас не обойдут.

– А могут? – Трифонов прислушивался к грохоту канонады, на западе разгорался нешуточный бой.

– Да, – вздохнул Берестов. – Они умеют воевать, не делают ошибок. Они воюют по правилам. Простого соблюдения устава зачастую достаточно…

Он махнул рукой и замолчал. Николай молча кивнул и вылез из хода сообщения, решив, что на сегодня хватит. Берестов – свой, в этом молодой политрук был теперь уверен на все сто, а тайна… Если у них будет время, странный младший лейтенант сам расскажет о себе. Трифонов поправил воротник шинели и уже собирался идти во второй взвод, когда комвзвода-1 окликнул его:

– Товарищ политрук…

Трифонов обернулся. Берестов, похоже, был в затруднении, но, прежде чем политрук успел спросить «В чем дело?», младший лейтенант решился:

– Товарищ политрук, позвольте дать вам один совет… Нет, относительно политработы вам лучше обратиться к Валентину Иосифовичу… Батальонному комиссару Гольдбергу. Я о другом… Я понимаю, вы хотели поднять дух людей, но… Не надо рассказывать бойцам анекдоты. Ладно, прошу прощения, вряд ли я имею право давать советы старшему по званию…

Николай почувствовал, что у него горят уши – сегодня днем он помогал пулеметчикам копать окопы и действительно травил при этом байки. На взгляд Трифонова, анекдоты были смешными, по крайней мере, бойцы смеялись…

– Знаете, это, возможно, покажется смешным, но точно то же я говорил лейтенанту Волкову в учебном лагере три месяца назад… Не будьте с бойцами запанибрата.

Он отдал честь, повернулся и пошел дальше вдоль линии окопов. Политрук пожал плечами и направился во второй взвод. До позиций Медведева было метров пятьсот, и Трифонов имел время для того, чтобы обдумать разговор с Берестовым. На западе полыхнуло, с опозданием донесся гул – там шел бой, настоящий бой, били тяжелые орудия, противник спешил, не ослабляя натиск даже ночью. Октябрь шел к концу, а зима в этом году обещала быть ранней, что бы там ни говорил младший лейтенант, немцы наверняка стремятся взять Москву до наступления настоящих холодов…