Пугалки для барышень. Не для хороших девочек - Даниэлла Вуд

Стаи резвых феромонов[5] метались в сигаретном дыму, окутавшем десяток учеников старших классов, которые курили, качаясь на складных стульях, или возлежали прямо на полу, культурно стряхивая пепел в щели между досками.

Прислонившись к шершавой стене сарая, я молча куталась в свой длинный ангорский кардиган, пытаясь улыбаться холодно, легкомысленно и вызывающе одновременно. (С тем же успехом можно было представить себе этих парней в виде стаи голодных, истекающих слюной гиен, а меня аппетитно зажаренной пичугой вроде куропатки, подвешенной к потолку на тонкой бечевке.)

— Хочешь чего-нибудь выпить? — раздался незнакомый голос совсем рядом со мной.

Я подняла глаза на его источник. Так вот, значит, каков он, этот хозяин вечеринки, лидер вышеупомянутой стаи! Глаза у него посажены так близко, будто наперегонки катятся к переносице, а длинные курчавые волосы свисают по обеим сторонам лица, как уши спаниеля.

— Да, спасибо.

Как видите, я была достаточно вежлива.

— Коктейль?

— Само собой…

А как еще я могла проявить свою опытность?

— Коктейль у нас здесь только один, — сказал Джерард, и все засмеялись.

— Называется «Еришигон», — по буквам произнес кто-то.

Жерар открыл банку с пивом и сделал большой глоток. Потом плеснул в банку зеленоватой жидкости из квадратной бутылки. Когда он протянул банку мне, оттуда пахнуло мятой и пивом.

— Мятный ликер, — сказал он, потрясая бутылкой.

Мне надо было с ходу показать, что я своя в доску, поэтому осушила банку в три глотка и вытерла рот ладонью.

— Ух ты! Вижу, малышке Рози наш коктейль пришелся по вкусу, — восхитился Жерар. — Еще баночку?

Со второй банкой я поступила точно так же, заслужив и возгласы одобрения, и пронзительный свист присутствующих. «Дела пошли на лад», — подумала я.

— До тебя еще не дошло? — Какой-то парень возник рядом со мной, обдав меня волной перегара.

— Что не дошло?

— Что такое еришигон?

— И что?

— Можешь произнести по буквам?

— Конечно, могу.

— А задом наперед?

Задом наперед — ноги шире? Ой, блин!

Нельзя не отметить, что некоторые мужчины в области ухаживания с возрастом не эволюционируют, оставаясь на том же зачаточном уровне, что и старшеклассники, с которыми я общалась той памятной ночью в лодочном сарае Дефис-Уилсонов. Не так давно я познакомилась с сорокалетним мужчиной, который назвал свою, по его уверениям, весьма шикарную яхту «Еришигон» и посчитал это удачной шуткой. Но, оказывается, в тот вечер, когда я впервые узнала о существовании этого забавного словесного перевертыша, Джерард наблюдал за мной, выжидая.

Наконец он решил, что я уже достаточно набралась, и вывел меня из сарая на пристань. Впившись ртом в мои губы, он энергично завалил меня на доски. В небе прямо над собой я увидела луну, которая, судя по всему, просто-напросто закрыла глаза на все происходящее. Мне было слышно ритмичное пыхтение старого парома, пересекавшего, как всегда в пятницу вечером, устье реки. Но еще ближе раздавалось учащенное дыхание Джерарда Дефис-Уилсона, чьи огромные неуклюжие лапищи уже залезли мне под юбку и приступили к стягиванию трусиков. Потом я почувствовала между ногами, как в меня бестолково тычется, пытаясь войти и не находя входа, что-то тупое и твердое.

— Блин, ну и тесная у тебя дырка, — удивленно произнес Джерард.

Я приподняла голову, чтобы взглянуть на его расстегнутую ширинку, и поняла, что когда мама рассказывала мне о сексе, то упустила одну немаловажную деталь.

Моя мама — медсестра: она твердо убеждена, что ни в коем случае не следует использовать для определения частей тела глупые ненаучные названия. В этом она была вполне солидарна с виконтом Вальмоном, который подчеркивал, просвещая юную Сесиль, что в любви, как и в науке, важно уметь называть вещи своими именами. Да, медсестра Пэт Литтл всегда считала, что птичка — самый идиотский из эвфемизмов, когда-либо придуманных для обозначения вагины, и в детстве мне строго-настрого запрещалось применять это слово в данном значении. Мамина настойчивость в правильном использовании анатомических терминов возымела действие: пожилой дворник просто не знал, куда глаза девать, когда я в возрасте пяти лет, одетая в детсадовский комбинезончик, сообщила ему, что упала и ударилась вагиной.

Помню, как однажды, во время долгой поездки на машине мы остановились у общественного туалета. В женском отделении во всю журчали веселые струйки-ручейки и раздавался плач маленькой девочки, которая, всхлипывая, повторяла, что у нее болит там, внизу.

— У тебя птичка болит, дорогая? — приглушенным голосом спросила пожилая женщина чопорного вида.

— Ради всего святого! Это называется «вагина»! — возмущенно крикнула моя мать из закрытой кабинки.

Однако я не уверена, что она выступила бы столь же категорично, оказавшись на виду у всех, например у зеркала перед раковинами. Итак, сексуальное образование в семье Литтл всегда начиналось так рано, что его истоки буквально теряются в глубинах моей памяти. Для мамы половой акт был простым явлением, такой же функцией тела, как пищеварение или соответствующие отправления организма. Поэтому мне было хорошо известно, что член предназначен для введения в вагину. И меня абсолютно не интересовало, как это происходит в действительности. К тому же я довольно рано ознакомилась с широким ассортиментом болтающихся членов. Прошу заметить: не петушков, не краников, не морковок там каких-то, а именно членов!

Меня купали вместе с братом, и его маленький голенький червячок не представлял собой в моих глазах ни малейшей тайны. Я видела мужское достоинство моего отца — нечто гораздо более крупное и волосатое. Мне даже довелось как-то увидеть уважаемый член моего дедушки на фоне его длинной, обвисшей мошонки. Но той ночью на пристани одного из элитных пригородных районов я неожиданно для себя обнаружила член в состоянии, которого раньше никогда не наблюдала. Он торчал, гордо задрав головку к небу, а его нижняя сторона была покрыта вздувшимися жилами!

Мне еще предстояло обнаружить, что сексуальное воспитание, полученное от мамы, явно хромает по части информации на тему спермы. Мама рассказывала мне, что это белое липкое вещество. Но зубная паста тоже белое липкое вещество, и, хотя мне и в голову не приходило рассчитывать на мятную добавку, я была неприятно удивлена, узнав, что сперма больше всего напоминает по вкусу смесь мокроты с яичным белком.

Итак, не было у меня ни массивной позолоченной кровати с шикарным балдахином, ни элегантного виконта Вальмона, нашептывающего на ушко фривольности на изысканной латыни. В моей дефлорации прошу винить кривые руки Джерарда Дефис-Уилсона и его торчком стоявший пенис. Неумелые процедуры их обоих вызвали у меня настолько сильную, прямо-таки неимоверную боль, что я завизжала и крепко, с явным ущербом для его волос вцепилась ему в шевелюру.