Падает вверх - Александр Полещук

— Так это ты меня сосватал?!

— Было такое дело, Платон Григорьевич.

— Ну конечно же, ровно в восемь ко мне должен был прийти какой-то товарищ. Как я не догадался?

— Вот что, Платон Григорьевич, — сказал Василий Тимофеевич, доставая из бокового кармана какой-то пакет и протягивая его собеседнику. — Вот возьми. Тут подробная инструкция для тебя. Ознакомишься с ней сейчас же, дома, и вернешь мне. Понял? Отчет напишешь, когда вернешься, еще раз все продумаешь и напишешь. Дело неясное и очень нелегкое. Тебе придется посетить ряд важных объектов. О том, что ты психиатр, никто не должен знать. Мы посылаем тебя как представителя авиационной медицины для проверки некоторых новых положений. Поступили докладные, просят смягчить требования к физической подготовке пилотов космических кораблей. Какие-то технические предпосылки есть для этого — сам знаешь, сколько сейчас внедрено новинок, — но управление медицинской службы может и должно интересоваться всем, что связано с жизнедеятельностью человеческого организма в космосе.

— Ты сказал, Василий Тимофеевич, что это только предлог?

— Да, это только предлог… Главная часть задания заключается в другом. К нам поступили сведения, что среди летного состава бродят неясные слухи о каких-то таинственных встречах в космосе. Официально поданных рапортов нет, но слухи очень упорные…

— Нечто вроде массового психоневроза? — спросил Платон Григорьевич.

— Это уж тебе решать. Но нужно проявить в этом вопросе и осторожность и тактичность. Если мы направим тебя с прямым указанием выяснить, кто и когда наблюдал странные явления в космическом пространстве, то боюсь, люди поведут себя более замкнуто, побоятся отстранения от полетов, да мало ли что… С другой стороны, не исключена возможность, что действительно кое-что наблюдается. А это, в свою очередь, ломает всю программу работ. Если же, что скорее всего, мы имеем дело с самовнушением, то тебе следует провести разъяснительную работу, а для нас ты дашь рекомендации по психотерапии лиц, склонйых к подобному самовнушению. Это не просто, но тебе, Платон Григорьевич, вполне по плечу.

— Но почему выбор пал на меня? Мы только приступили к очень ответственной плановой работе…

— Мы отрываем тебя только на время, — перебил его Василий Тимофеевич. — У нас нет никаких оснований считать тех, к кому ты поедешь, людьми несерьезными. Это один из сильнейших отрядов исследователей космоса. Но не исключена возможность, что длительное пребывание вдали от планеты может выявить некоторый объективно существующий комплекс нервных расстройств. И в этом деле мало быть просто хорошим специалистом. Здесь нужен большой жизненный опыт, умение работать с людьми, обязательное знакомство с авиационной медициной… Пожалуй, кроме тебя, некому этим заняться.

Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.

— Дружба дружбой, а служба службой, — сказал Василий Тимофеевич. — Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.

— Когда вылет? А, вижу, в половине первого…

— Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.

ПАДАЕТ ВВЕРХ…

— У вас служебный рейс, — сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. — Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.

Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.

— Вы тоже служебным летите? — спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.

— Да, служебным, — коротко ответил Платон Григорьевич.

— А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.

— У моря были? — спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.

— В первый раз товарищ к нам, — сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.

— Ну почему же, я по загару сужу, — сказал он. — Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.

— Загар-то уже сошел, — сказал сидящий рядом летчик. — У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.

— Лучше, чем в Сочи, — добавил кто-то.

— А купанья какие! — не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.

— В море Лаптевых… — усмехнулся тот, что сидел с краю.

Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:

— Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.

— Что, разоблачили вас, товарищ военврач? — спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.

— Нас ждут, — сказал он, возвращаясь.

И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:

— Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, — далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, — отменяются…

Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:

— На нас не распространяется… Матч состоится при любой погоде…

Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.

— Не споткнитесь! — предупредил рослый пилот. — Там посередине рельсы.

Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.

— Добрый вечер, граждане пассажиры! — громко сказал он. — Позвольте провести перекличку.

— Не позволим, — сказал кто-то. — Это дело стюардессы.

— Чего нет, того нет, — нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих «пассажиров».

— Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, — обратился к остальным рослый пилот. — Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.