Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Временное правительство не производили впечатлении даже начавшиеся на фронте тяжелые нарушения дисциплины, когда власть начальников выпадала из их рук.
Часть офицеров пала духом, примирилась с создавшимся положением. Оппортунистические настроения среди них усиливались. Этому способствовали вести из тыла об энтузиазме и идеалистическом отношении к революции.
«Демократизация» армии, как называлось официально введение новых порядков, а в сущности – развал армии, шел непрерывно изо дня в день. Был «приказ № 1»; за ним следовал «приказ № 2», хотя официально и отмененный свыше, но неофициально проводимый велением Совета солдатских, матросских, рабочих депутатов, революционного органа, постепенно подчиняющего себе всю жизнь России благодаря слабости и попустительству Временного правительства.
– Почему Совет не арестуют? – задавали вопрос офицеры. – Почему Временное правительство не считается с Верховным главнокомандующим, а считается с Советом?
Во Временное правительство офицеры окончательно перестали верить, тем более потому, что оно постоянно меняло свой состав. Этот факт показывал ясно, что в правительстве сидели и сидят люди безответственные, которые из боязни ответственности свободно складывают свои полномочия, подают в отставку. Что будет далее – их не касается. В результате на посту военного министра оказался г-н Керенский, «первенец революции», неизвестный до нее и теперь выдвинувшийся своим красноречием и революционным духом. Он играл первую роль во Временном правительстве, он полностью распоряжался судьбой армии.
Офицерский съезд в ставке
В начале мая месяца офицеры на фронте узнали об организации Союза офицеров армии и флота. Цель Союза объяснялась так:
«Необходимо едино мыслить, чтобы одинаково понимать происходящие события, чтобы работать в одном направлении; необходимо выразить общий голос и общий взгляд офицерства, ибо до настоящего времени голоса всех офицеров никто не слышал. Мы ничего не сказали по поводу переживаемых событий. За нас говорит всякий, кто хочет и что хочет. За нас решают вопросы нашего быта и внутреннего уклада всякий, кто желает и как желает».
Зачисление в Союз фронтового офицерства было поголовное.
Вскоре в г. Могилеве, при Ставке Верховного главнокомандующего генерала Алексеева, был созван съезд офицеров. Г-н Керенский не запретил ни организацию Союза, ни съезд офицерства, т. к. это отвечает духу демократичности.
Резолюция съезда горячо обсуждалась офицерами на фронте. Съезд исключал «всякие политические цели». Это положение разделялось офицерами, но часть из них ставила условие отказа власти от внедрения «политических целей» в ряды армии. Съезд ставил задачей: «Поднятие боевой мощи армии во имя спасения Родины». С этим решением соглашались все, но часть задала вопрос: «А как все же можно подпитать боевую мощь армии, когда из тыла, из центра России в нее проникают микробы развала, когда само Правительство до сего времени принимало меры, ведущие лишь к падению боевой мощи?»
На этот вопрос как будто отвечало требование съезда: твердая власть над страной и армией и как производное к этому – восстановление дисциплины, авторитета начальников, замена метода увещевания в отношении нарушителей долга – самыми высшими наказаниями. В введении «твердой власти» офицеры сомневались, но в то время как одни считали возможным установление твердой власти только путем подавления революции, другие говорили:
– Революцию не остановить никакими силами, она будет продолжаться и… когда-нибудь закончится; так продолжаться долго не может.
Выявилось новое течение мысли у части офицеров – упование.
Съезд констатировал положение армии, близкое к развалу, и что в этом виновны как несознательные группы солдат, так и несознательная и недобросовестная часть офицерства, в среде которого выявилась растерянность начальников, не исключая и старших, а также искание иными популярности в солдатской массе.
На съезде говорил генерал Алексеев:
«Отечество в опасности! Мы слишком привыкли к этой фразе». Он выразил желание, чтобы единение водворилось в нашей семье; чтобы общая дружная семья образовалась из корпуса русских офицеров; чтобы подумать, как вдохнуть порыв в наши сердца, ибо без порыва – нет победы, без победы – нет спасения, нет России.
Смысл и призыв слов генерала Алексеева великолепно понял г-н Керенский; он увидел опасность для… революции, и через несколько дней генерал Алексеев был смещен с поста Верховного главнокомандующего.
«Рассчитали! Выбросили!» – говорил он.
На этом же съезде говорил и генерал Деникин:
«Я имею право бросить тем господам, которые плюнули нам в душу, которые с первых же дней революции совершили свое каиново дело над офицерским корпусом… Я имею право бросить им:
„Вы лжете! Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником. Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни:
Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть“».
Последние слова генерал Деникин обращал к представителям от солдат, которые были допущены на съезд, дабы устранить возможность всяческих подозрений в отношении офицеров.
Но ни все сказанные на съезде слова, ни резолюции на «строителей новой жизни» и солдат не оказали никакого влияния, и все осталось по-прежнему. Единственный результат – смещение генерала Алексеева.
* * *
Проходили недели, а положение не менялось. Армия стояла в окопах в бездействии. Предполагаемое весеннее генеральное наступление не состоялось: солдатская распропагандированная масса не желала наступать, она желала мира «без аннексий и контрибуций». Новый Верховный главнокомандующий, генерал Брусилов, «попутчик революции», бездействовал. Дисциплина в армии падала с каждым днем; эксцессы учащались: офицерам наносились оскорбления, над ними совершались насилия за побуждения солдат к наступлению, за требования подчинения и за запрещение братания с врагом.
У Временного правительства оставалось одно средство, чтобы как-нибудь побудить армию перейти в наступление: уговаривание. По всему фронту стали разъезжать разные делегации от комитетов, от матросов, члены правительства и сам г-н Керенский – военный министр. Внешний успех пожинал лишь Керенский, до потери голоса произнося зажигательные речи и принимая с самодовольством громкое «ура». Он говорил о революции, о закреплении ее достижений победой над внешним врагом; звал к наступлению ради революции. Он считал себя сердцеведом и был уверен в успехе своей миссии.
Успех красноречивых речей «главноуговаривающего», как прозвали г-на Керенского, завершился позорным бегством революционных солдат на третий день удачно начавшегося наступления, названного «наступлением Керенского». Виновный нашелся – это генерал Брусилов. Он был смещен и заменен генералом Корниловым.
* * *
Первое испытание сознательности и патриотизма революционной армии завершилось позором. За ним последовали другие на Западном и Северном фронтах с тем же результатом.
Назначение генерала Корнилова Верховным главнокомандующим не было случайным и вызванным лишь теми мерами,
