Аквитанская львица - Дмитрий Агалаков

Охотники почти одновременно оказались на пологом берегу.

— Вода еще холодна, ваше высочество! — крикнул один из дворян. — Он того не стоит!

Но герцог только гневно оглянулся на осторожного спутника:

— Будь я проклят, если это остановит меня!

Никто не осмелился остаться на этом берегу. Вода закипела под копытами лошадей, разгоряченных, залетевших в холодную весеннюю воду.

— Я не пущу вас туда! — изо всех сил завопил Жоффруа де Ранкон, пытаясь перехватить уздечку Алиеноры. — К черту кабана — это опасно!

— Куда вы денетесь! — яростно бросила девушка, пришпоривая лошадь и опережая его.

— Вы простудитесь, заболеете и умрете! — зло выкрикнул он. — И мне придется умереть вместе с вами — и вы знаете почему!

Ей ли было не знать! Все молодые дворяне Аквитании были влюблены в принцессу!

Алиенора обернулась.

— Конечно, умрете! — выпалила она с издевкой. — Иначе мой отец вызовет вас на поединок и прикончит!

К тому времени кабан успел избавиться от непрошеного ездока, сбросив борзую, разорвав зубами шею норовистой собаке и оставив ее тонуть. Отбиваясь, он плыл к тому берегу. Но сражение в воде было хорошей форой для охотников. Эти минуты вновь вдохнули в их сердца надежду на скорую победу.

— Рвите его, черти! — орал во всю глотку своим верным псам Гильом Аквитанский. — На части рвите!

Бароны и егеря, поторапливая лошадей в холодной воде, были на середине реки, когда кабан выскочил из воды на том берегу. Но он и не подумал бежать, поджав хвост. У него тоже была фора. Первых двух собак он поднял на клыки и раскидал в стороны. Несмотря на раны, мгновенно прикончил еще двух. И только потом, выбрасывая из-под задних копыт песок, бросился по крутому склону наверх. Две стрелы, пущенные охотниками, угодили в его следы.

Через минуту погоня вновь продолжалась на суше. Но ряды преследователей поредели. Лошади многих охотников подустали, да и половина собак выбилась из сил. Никто не предполагал, что битва перенесется на другой берег реки.

Кабан мчался к лесу, но тот был далек. Всю местность покрывали пологие холмы и перелески. Опасному, но уже утомленному беглецу хватило сообразительности воспользоваться причудами ландшафта. Он петлял среди холмов и деревьев, путал следы. Охотники быстро терялись на этом берегу. Только самым неутомимым борзым еще удавалось преследовать зверя.

Алиенора видела, как ее отец, а вместе с ним один из молодых оруженосцев, Жервэ, неожиданно срезав путь, устремились вправо по опушке леса и, повернув, скоро исчезли за деревьями.

Не раздумывая, девушка помчалась за отцом. Жоффруа де Ранкон уже потерял ее. Крики охотников и лай собак остались слева. Алиенора проскакала еще футов пятьсот и разом остановила коня…

Впереди, на пространстве, частично укрытом деревьями, открывался длинный, в форме полумесяца, овраг. Но эта гигантская морщина была глубокой и обрывистой — настоящая западня. Алиенора увидела черного вепря с высоты холма. Две истекавшие кровью собаки лежали рядом с ним. У кабана, обложенного со всех сторон, был выбор: броситься в овраг и дожидаться, когда его забьют в этой яме, или метнуться резко вправо. Ослепленное яростью и страхом животное так и поступило — грозным рывком повернуло на охотников.

Жервэ первым вылетел на него из-за холма. От неожиданности лошадь его встала на дыбы и, перед тем как быть сбитой кабаном, сбросила седока, а потом всей тяжестью привалила хозяина. Клыки разъяренного чудовища, решившего добить врага, угодили в брюхо лошади, вырвав у нее кишки, распотрошив ее, но кабану этого показалось мало. Рядом был еще кто-то, возившийся, неистово пытающийся освободиться. Второй удар кабана пришелся на человека. Как ножи — кожаный доспех, клыки животного прошили спину молодого человека, который пытался увернуться от удара, выдернули его из-под лошади и отбросили в сторону.

Все произошло в считанные мгновения. Свидетелем трагедии стали одновременно двое — герцог Гильом Аквитанский и его дочь Алиенора. Конь принцессы врос в землю, она не могла даже пошевелиться. Трагедия ошеломила ее. Спрыгнув с лошади и сбросив плащ, ее отец уже вытягивал рогатину, пристегнутую ремнями к седлу.

— Прочь! — крикнул герцог своей лошади. Он больно ударил ее рогатиной по крупу. — Прочь!

Алиенора очнулась. Пришпорив коня, помчавшись наперерез кабану, она спешно доставала из-за спины лук.

— Алиенора, нет! — Рука герцога издалека остановила ее. — Нет, не приближайся! Если он пойдет на тебя, я не смогу помочь!

Стальная рогатина, нанизанная на толстое древко, смотрела вперед. Ярость зверя граничила с исступлением. Кажется, он понял, что исхода ему не будет, пока хотя бы один из врагов останется жив. И теперь нужно не защищаться, а нападать. Рвать всех и каждого, кто встретится на пути.

Кабан сорвался с места и полетел на герцога, готового к поединку. Недавний сон одной вспышкой вернулся к охотнику — рыло и клыки вепря над его грудью, черные глаза беглеца из ада, зловоние…

— О господи… — прошептал он.

Измученное погоней и борьбой животное уже не имело сил маневрировать, как прежде. И кабан пошел в лобовую атаку — всей массой он налетел на врага, но герцог успел шагнуть в сторону. Когда стальная рогатина вошла в короткую шею вепря, древко сломалось. От удара Гильома Аквитанского отбросило. Но вскочил он почти мгновенно, выхватив из ножен кинжал, и уже дожидался повторной атаки. Пот катил по лицу герцога, застилал глаза. Стремительно утершись рукавом кафтана, он следил за каждым движением раненого животного.

Хрипя, с рогатиной в шее, кабан шагнул в сторону герцога. Тот отступил. Вновь холодом потянуло на Гильома — холодом недавнего сна. Кабан сделал еще один шаг и стал собираться в смертоносную пружину.

Неожиданно прозвенела стрела — и пружина разом ослабла. Герцог обернулся. На холме стояла его дочь, держа в руках лук. Бледная, собранная. Гильом взглянул на кабана — вепрь покачнулся, сделал еще один шаг и грузно повалился на тропинку.

Стрела поразила его точно в сердце.

Держа коня под уздцы, Алиенора двинулась к отцу.

— Ты смелая девочка, я горжусь тобой, — благодарно сказал Гильом. Он прижал дочь к себе, поцеловал в лоб. Ее губы дрожали; пальцы руки, сжимавшей лук, побелели и не слушались. — Спасибо. — В который раз герцог утер рукавом камзола разгоряченное лицо. — Клянусь Богом, никогда не терял на охоте столько собак!

Но взгляд Алиеноры с глазами, полными слез, так и тянулся в сторону. Туда же посмотрел и герцог, печально кивнул:

— Бедный Жервэ…

Растерзанное тело оруженосца Гильом сам укрыл плащом, прочитал короткую молитву. А по холмам уже аукалось разноголосое эхо охотничьих рогов…

Часа через два собравшиеся охотники отогревались у костров и пили горячее вино. По ходу были подбиты три оленя и много птицы. Оставалось послать за лодками в ближние селения. Нечего было понапрасну лезть в ледяную воду — искушать судьбу.

Но сам герцог не стал дожидаться переправы — с горсткой оруженосцев и егерей, забрав добычу, он вновь на лошадях переплыл речку. Горячая кадушка, жар камина и вино быстро отогреют его! Тем более он намеревался лично проследить за тем, как готовится маленький пир.

К вечеру, по дороге к замку, красавчик Жоффруа де Ранкон несколько раз пытался заговорить с девушкой, но она только загадочно улыбалась ему в ответ. Он уже получил взбучку от ее отца — взять и отстать от драгоценной сеньоры!

— Вы считаете, что я недостоин вас? — уже у самого замка спросил он. — Ответьте мне, герцогиня, прошу вас…

Молодой рыцарь, хозяин замка Тайбур, был одним из самых благородных аристократов Аквитании и мог, хотя бы в помыслах, надеяться на взаимность.

— Мой отец решит, кто достоин его дочери, — как ни в чем не бывало ответила она. — Но об этом, я полагаю, мне думать еще рано.

Она ошибалась…

Вечером в замке шел пир горой. После трех оленей под перечным соусом, жареных каплунов и куропаток на огромном серебряном блюде внесли долгожданного кабана. Румяный и сочный, приправленный перцем и чесноком, он совсем не походил на того свирепого монстра, что расправлялся с опытными борзыми, как с цыплятами.

Гильом Аквитанский сам отсек поварским ножом кабанью голову, взял ее, сочащуюся жиром, в обе руки, повернул к себе подпаленным рылом.

— Вот она, голова дьявола, что навещал меня этой ночью! — весело рассмеялся он. — Нынче она выглядит куда аппетитнее! — Гильом взглянул на слипшиеся, зарумяненные веки кабана, на его срезанное собачьими клыками правое ухо. — Я сам разберу ее по косточкам — толики мяса псам не оставлю!

Уже во время ужина гости заметили нездоровый румянец на щеках их сюзерена, но приписали это влиянию вина, меда и специй. А когда Гильом Аквитанский, известный чревоугодник и гурман, помимо кабаньей головы съел еще и ляжку вепря, то опасения отпали. Герцог славился воистину гигантским аппетитом! Но уже в конце вечера ему стало плохо. Герцога насилу уложили в постель. Ночью у него был жар. Послали за докторами в Бордо. Сутки Гильом Аквитанский бредил, через день ему полегчало.