Три комнаты на Манхэттене - Жорж Сименон

Она оторвалась от него, сделала несколько быстрых шагов, будто собиралась убежать. Потом остановилась и подождала, пока он подойдет.

– Начиная с сегодняшнего утра, – сказала она, обратив к нему свое лицо, ставшее вдруг неподвижным, – я нигде не живу.

Почему он вдруг разволновался настолько, что чуть не заплакал? Так и стояли они около витрины, шатаясь от усталости, ощущая утреннюю сухость во рту и легкое головокружение.

Неужели два стакана виски так взвинтили их нервы?

Это было просто смешно. У обоих повлажнели глаза, они, казалось, следят друг за другом. И мужчина в порыве чувств неловким жестом схватил спутницу за запястья.

– Пойдемте... – предложил он.

И добавил после небольшой заминки:

– Пойдемте, Кэй.

Впервые он произнес ее имя. Она спросила уже совсем покорным голосом:

– А куда мы идем?

Он и сам не знал. Но не мог он привести ее к себе, в это неуютное здание, которое не выносил, в эту комнату, где не убирал больше недели и оставил в ужасном беспорядке свою незастеленную постель...

Они снова тронулись в путь. И теперь, после того как она призналась, что ей даже негде было жить, он стал бояться потерять ее.

Она принялась рассказывать свою историю, полную разных имен и фамилий, которые ничего ему не говорили, но она произносила их так, будто все должны были их знать.

– Я жила в одной квартире вместе с Джесси... Я так хотела бы, чтобы вы познакомились с Джесси!.. Это самая соблазнительная женщина, которую я когда-либо встречала... Ее муж, Роналд, три года тому назад получил солидный пост в Панаме... Джесси попыталась там жить вместе с ним, но не смогла из-за здоровья...

Она вернулась в Нью-Йорк с согласия Роналда, и мы сняли с ней квартиру на двоих... Она находится в Грии Вич-Виледж, недалеко от того места, где мы встретитил...

Он слушал ее и одновременно искал глазами вывеску какого-нибудь подходящего отеля. Они не прекращали шагать, и их усталость была до того велика, что они даже уже не чувствовали ее.

– У Джесси был любовник, Энрико, чилиец, женатый, с двумя детьми. Но он собирался разводиться... Вы понимаете?

Он, конечно, понимал. Но очень вяло следил за ходом этой истории.

– Роналда, должно быть, кто-то известил, я даже знаю кто... В это утро, едва я вышла, как он неожиданно нагрянул... Еще висели пижама и халат Энрико в шкафу. Разыгралась, по-видимому, ужасная сцена... Роналд принадлежит к тому типу людей, которые обычно сохраняют спокойствие в самых трудных обстоятельствах, но я даже не берусь описать, каким он бывает в минуты гнева... Когда я вернулась в два часа дня, дверь была заперта... Один сосед услышал, что я стучу... Джесси до отъезда сумела оставить для меня письмо... Оно у меня с собой.

Она хотела открыть свою сумочку, достать письмо, показать ему.

Но они только что пересекли 6-ю авеню, и Комб остановился под ярко освещенной вывеской гостиницы. Вывеска была неоновой с резким, вульгарным фиолетовым отсветом.

Отель «Лотос».

Он подтолкнул Кэй к вестибюлю, и еще сильнее, чем прежде, казалось, что он чего-то боится. Он заговорил вполголоса с ночным портье, склонившись к нему. В конце концов ему вручили ключ с медной планкой.

Тот же портье вызвал для них маленький лифт, в котором пахло уборной. Кэй ущипнула руку своего спутника и сказала тихим голосом:

– Попробуй достать виски... могу держать пари, что у него есть...

Только позже он осознал, что она обратилась к нему на ты.

В этот час Винни обычно бесшумно вставала, выходила из влажной постели Ж. К. С. и проскальзывала в ванную.

Комната в «Лотосе» казалась такой же серой, как и полоска света, который начал просачиваться сквозь занавеси.

Кэй села в кресло, кинув на его спинку меховое манто, и машинальным движением сбросила замшевые черные туфли на высоких каблуках. Они лежали теперь на ковре.

В руках она держала стакан и пила мелкими глотками, уставившись взглядом в одну точку. На коленях у нее лежала раскрытая сумочка. Спустившаяся петля на чулке стрелкой прочертила ногу так, что казалось, будто это длинный шрам от раны.

– Налей мне еще стакан, пожалуйста. Клянусь, это последний.

У нее явно кружилась голова. Она выпила этот стакан быстрее, чем предыдущие, и на какой-то момент застыла, замкнулась в себе, как будто унеслась мысленно куда-то далеко, очень далеко и от комнаты, и от мужчины, который ожидал, не зная еще толком, чего именно он ожидает. Наконец она встала. Сквозь тонкий чулок просвечивали розоватые пальцы ее ног. Поначалу она буквально на секунду повернула голову в сторону, а потом совсем просто так, будто уже давно это задумала, шагнула в сторону своего спутника, широко расставила руки, чтобы обхватить его за плечи, приподнялась на цыпочках и прижалась ртом к его рту.

В коридорах служащие приступили к уборке, включили пылесосы, а ночной портье внизу уже стал собираться уходить домой.

2

Самым нелепым было то, что он даже почти обрадовался, не обнаружив ее рядом с собой, тогда как чуть позже, примерно через час или даже через несколько минут, подобное чувство ему казалось уже немыслимым, а то и чудовищным. Это не было, впрочем, вполне осознанной мыслью, так что он мог отрицать почти с чистой совестью, хотя бы даже и перед самим собой, это первое предательство.

Когда он проснулся, комната была погружена в темноту, которую прорезали пучки красноватого света от вывесок, проникающих сквозь щели занавесей.

Он протянул руку, которая наткнулась на холодную простыню.

Неужели он в самом деле обрадовался и подумал, сознательно подумал, что это упрощает и облегчает дело?

Нет, конечно нет, потому что, увидев свет под дверью ванной, он ощутил легкий шок в груди.

Как затем развивались события, он с трудом может вспомнить, настолько все пошло как-то легко и естественно.

Он встал, это он помнил, поскольку сильно хотел курить. Она, должно быть, услышала, что он ходит, и открыла дверь, хотя еще стояла под душем.

– Ты знаешь, который час? – спросила она весело.

Он же, стыдясь своей наготы, принялся искать трусы.

– Я не знаю.

– Половина восьмого вечера, старина Фрэнк.

Когда она его назвала именем, которым никто прежде его не называл, он почувствовал вдруг необычайную легкость. И легкость эта не покидала его еще долго. Все стало вдруг таким простым и ясным, что у него родилось чудесное ощущение, будто он жонглирует жизнью.

Что же еще произошло? Это уже было не важно И вообще, ничто больше не казалось ему важным.

Он сказал:

– Интересно, а как же я побреюсь?

И она ответила ему слегка иронически, но, пожалуй, скорее, все-таки с нежностью в голосе, чем с иронией:

– Нет ничего проще: позвони вниз дежурному, пусть пошлют купить тебе бритву и крем. Хочешь, позвоню?

Это явно забавляло ее. Она проснулась в безоблачном настроении, в то время как он чувствовал себя еще неловко в этой реальности, настолько новой для него, что он даже и не очень был уверен, что все это происходит на самом деле.

Всплывали в памяти некоторые ее интонации, когда она, например, отметила с оттенком удовлетворения:

– Да ты совсем не толстый...

Он ответил самым серьезным образом:

– Я всегда занимался спортом.

Он был готов выпятить грудь и напружинить бицепсы.

Казалось странным, что они в этой комнате ложились спать в темноте, а когда проснулись – в ней снова было темно. Он почти боялся ее покинуть, как если бы опасался оставить в ней частицу самого себя, которую он рискует никогда больше не обрести.

И еще одна любопытная деталь: они и не думали больше целоваться. Оба одевались, не стесняясь друг друга. Она произнесла задумчиво:

– Мне придется покупать новые чулки.

И провела пальцем, смочив его слюной, по спущенной дорожке, которую он заметил накануне.

Со своей стороны он попросил ее с некоторой неловкостью:

– Одолжи, пожалуйста, гребень.

Пустынная улица, на которую они вчера пришли, оказалась шумной, полной народу, на ней было множество баров, ресторанов, небольших магазинов. И все было так густо расположено, что почти не оставалось темных пустот между зданиями.

В такой сутолоке было особенно приятно ощутить, что им удалось вырвать для себя из этой толпы, заполнившей Бродвей, и свою относительную независимость и обретенную легкость чувств.

– Ты ничего не забыл?

Они вызвали лифт. Его обслуживала девушка в форме с равнодушным и угрюмым видом, а не тот добряк, которого они видели ночью. Выйди они часом позже, то снова встретили бы его, и он наверняка бы все понял.

Спустившись, Комб направился сдавать ключ дежурному, а Кэй очень спокойно и уверенно ожидала его так, как ждут обычно мужа или постоянного любовника.

– Вы сохраняете за собой комнату?

На всякий случай он сказал «да» поспешно и очень тихо не только из-за нее, но в гораздо большей степени яз своего рода суеверия, дабы не спугнуть судьбу, делая вид, что все, мол, уже известно заранее.