Заложник должен молчать - Анатолий Гончар

Автобус слегка потряхивало. Темные обочины дороги, едва видимые в свете фар, проносились с удивительной быстротой – может, оттого, что была ночь и Сергей сидел по правую сторону «пазика»? А может, потому, что автобус уносил его от столь милой и спокойной жизни? Как бы то ни было, но с каждым километром, с каждой секундой Сергей приближался к совершенно другой стороне мира…

Проводив мужа и пожелав детям спокойной ночи, Олеся закрылась в своей комнате, легла в кровать, накрылась с головой одеялом и заплакала. Слезы ее были безудержны и горьки, и она не в силах была их остановить. Сергей уехал. В очередной раз. На войну. Несколько месяцев командировки – как вечность. Несколько месяцев, для многих уже навсегда ставших вечностью. Нет, никогда! Не надо, никогда! Господи, сделай так, чтобы он вернулся! Сделай, Господи! И опять поток слез. Олеся даже не пыталась себя сдержать – вот сегодня, вот сейчас выплакаться, чтобы утром, чтобы потом все месяцы командировки никто не видел на ее глазах этих ночных слез. Ночью можно грустить, но не плакать, а днем улыбаться, только улыбаться. Детям тяжело и без маминой грусти. Папа далеко, но он вернется, обязательно вернется. Живой и здоровый, не в первый раз. Да, не в первый… Господи, сделай так, чтобы он вернулся, он ведь сказал, что это – последний раз. Нет, не так, неправильно, здесь так не говорят. Он сказал, что это – крайний раз. Слышишь, Господи, это – крайний раз, пусть вернется, и он больше никогда, никогда, ни за что… А если, а если и соберется – вцеплюсь, упаду в ноги и не отпущу, слышишь, Господи, не отпущу! – молила Олеся и снова плакала, плакала и молила, и так почти до утра, когда, совсем обессиленная, провалилась в вязкую пучину тяжелого сна.

А поезд, на котором ехал ее муж, оставлял за собой одну станцию за другой. За окном мелькали то встречные пассажирские составы, то проносились темные махины товарных вагонов, то появлялись и исчезали смутные контуры одиноких строений и огни проезжаемых сел и городов. Но время шло, и, наконец, рассвет, тонким солнечным лучом скользя по краю задернутой шторы, заглянул в купе, осветив лицо спящего Сергея. Почувствовав на коже тепло, он улыбнулся – сквозь сон ему почудилось ласковое прикосновение Олеси. Но вскоре рельсы начали уходить немного вправо, лучик сместился и пропал где-то в глубине помещения. Радостная улыбка сошла с лица Ефимова, и он снова погрузился в пучину беспокойного сна:

…длинная вереница колонны медленно втягивалась в горный серпантин. Ехавший на броне «шестидесятки» – БТР-60 ПБ молодой прапорщик с легким оттенком пренебрежения вглядывался в поднимающиеся по левую руку серо-коричневые горы. Медленное движение машин его вовсе не огорчало. Подставив лицо освежающему ветру, он предавался мыслям, совершенно не связанным с поставленной ему задачей по сопровождению колонны. По прибытии в полк прапорщик должен был сразу же отбыть в отпуск, поэтому в мечтах он уже был далеко, за речкой, в тысяче километров от этих мест – дома. Дом – как много вбирает это короткое слово. «Дома, дома, дома», – без устали повторял Сергей, смакуя его на все лады…

Удара в грудь он практически не почувствовал, просто вдруг взревело чувство опасности, зазвенели колокола тревоги, и Сергей буквально упал, стек с брони вниз на командирское сиденье, в последний миг падения успев заметить заискрившие на склоне горы всполохи выстрелов.

– К бою! – взревел он и, видя, что башенный замешкался, крикнул ему: – К бою, сука! – Неуклюже – вдруг оказалось, что левая рука повисла плетью, – удерживая автомат, сдернул предохранитель большим пальцем правой руки. – … Целеуказания… наблюдать… – Тотчас распрямился, встал на сидушку, выложил на броню ствол, вылез сам и с одной руки, трассерами, начал стрелять туда, где заметались темные, едва видимые фигурки. О броню зацокали пули. Противный свист, лишь частично перекрываемый автоматными выстрелами и шумом моторов, разрезал воздух.

– Давай! – сквозь грохот заработавшего КПВТ крикнул он. – Дави гадов, дави! – И вновь трассерами туда, где еще бегали неугомонные фигурки и откуда летели тяжелые, смертоносные кусочки горячего металла. Второй магазин на этот раз уже обычных «ПС» стал лишь малым довеском тяжелым кэпэвэтэшным пулям-снарядам. Когда же автомат клацнул затвором, противник уже больше не пытался вступить в перестрелку, и КПВТ тоже молчал. Все стихло. Встречный ветер вдруг потянул холодом. Поставив оружие на предохранитель, прапорщик вновь ухнул вниз. Оказавшись на командирском сиденье, одной рукой перезарядил оружие и только тогда ощутил легкое пощипывание в левой половине груди. Правая ладонь осторожно скользнула под одежду. Кожа оказалась влажной и липкой.

– Товарищ прапорщик, вы ранены? – удивленно воззрился на командира башенный стрелок, увидевший, что вытащенная из-под хэбэшки рука прапорщика полностью окрашена красным.

– Судя по всему, да, – кивнул прапорщик и потерял сознание. Вновь заработал пулемет…

– Чай, чай, чай, – беспрестанно стуча в дверь, настойчиво предлагала проводница. Сергей, мокрый от растекшегося по телу пота, не выспавшийся и потому злой, едва нашел в себе силы задавить желание швырнуть в дверь чем-нибудь тяжелым.

– Не хотим, – вместо этого прорычал он и, скинув с ног собранное в комок одеяло, мысленно выругался.

Заурбек Умаров

Полевому командиру Заурбеку Умарову последнее время не слишком везло по части финансирования, так что предложение взять заложника поступило весьма своевременно, тем более что обещали за него уж совсем невероятные деньги. Правда, для того, чтобы их получить, требовалось, кроме всего прочего, добыть у захваченного кое-какую полезную информацию.

Глава 1. Начало

…я готов хоть к пчелам в улей,

лишь бы только в коллектив.

Леонид Филатов «Про Федота-стрельца, удалого молодца»

Старший прапорщик Ефимов

– Михалыч!

Едва спрыгнув с БТР, я попал в распростертые объятия Дмитрия Маркитанова – Димарика – сержанта-контрактника, числящегося в нашем батальоне, но вечно мотающегося по командировкам и в пункте постоянной дислокации появляющегося лишь в коротких перерывах-ожиданиях новых командировок.

– Привет, Дим, привет! – улыбнулся я хлопающему меня по спине Маркитанову.

Особых приятельских отношений между нами не наблюдалось, поэтому, когда Маркитанов выпустил меня из своих рук и полез с объятиями к следующему из приехавших, я лишь облегченно перевел дух, накинул на плечи рюкзак и направился к воротам. Встречающих на «главной аллее» прибавилось. Я обвел взглядом окружающее пространство – похоже, с моего последнего визита ничего не изменилось. Слева – памятник, небольшая христианская часовенка, как ни странно, сделанная мусульманином; две палатки для занятий, развевающиеся на ветру флаги; еще левее – урчащий моторами автопарк, дальше по курсу – ряды хозяйственных построек, справа – жилые палатки и плац.

– Товарищ подполковник, старший прапорщик Ефимов в ваше распоряжение прибыл! – За созерцанием я едва не прозевал появление командира отряда, вынырнувшего из палатки комендантского взвода.

– Принимай вторую группу. – Протянув руку, Шипунов позволил себе приветливую улыбку. – На следующей неделе у тебя «выход».

– Понял, товарищ подполковник. Разрешите идти? – Хотелось быстрее скинуть рюкзак, определиться с собственным «местом дислокации» и помыться, хотя бы в душе.

– Ступай! – сказал он, как отмахнулся. Его взгляд был направлен к выходу из ПВД.

Я тоже невольно посмотрел в ту же сторону – возле урчащей брони старший лейтенант Котов пытался хоть как-то организовать прибывших с нами контрактников. Качнув головой, я хмыкнул и двинулся в направлении палатки первой роты.

– Командир! – вынырнула из-за помещения ЦБУ знакомая фигура.

– Виталик! – Я сразу узнал своего бывшего зама.

– Командир! – повторил старший сержант, на радостях заключая меня в свои объятия. – Я, как узнал, что к нам какой-то прапор группником едет, ни грамма не сомневался, что это ты. – «Они что, с Пташеком мысли друг друга читают?» – Больше некому. Даже фамилию узнавать незачем было. А счас на ЦБУ сижу, слышу – броня тарабанит, но вначале подумал: наши с полка приехали… – Сержант отстранился и, пристально вглядываясь в мое лицо, пояснил: – К артиллеристам на согласование уехали, а вас где-то ближе к вечеру ждали. А ты, командир, постарел… – качнул он головой, – постарел. – И тут же, словно спохватившись, добавил: – Не сильно. Так, чутарик.

– Да, с вами постареешь! – Я смотрел на радостно улыбающегося Виталика и тоже расплывался улыбкой – жив, чертяка, и вроде бы совсем не изменился, может, кажется, немного лицом поправился. Хотя, поди разбери – был совсем худой, а теперь разве что щеки чуть-чуть выправились. – Ну, ты где, как? Случаем, не во второй группе обретаешься?