Нужное время. рассказы - Михаил Парфенов

– Я ему говорил, б…? Я его предупреждал, ёп? А что теперь?! Я тебя спрашиваю! Что теперь?! – «Оратор» сует указательный палец под нос третьему, и самому поддатому. Тот пьяно кивает, роняя мощный подбородок на грудь, и рывком возвращает уже седую голову на место, пытаясь обратно сфокусировать взгляд на собеседнике.

– И вот теперь он у меня запоет!! —«Оратор» кургузым пальцем тычет в стол, как бы давя на нем муравьев. Зловещее шепота я еще не слышал.

– Он. У. Меня. Запоет. – Чеканит «Оратор». Я, кстати, охотно верю, что запоет.

Он замолкает, откидывается на стуле, сцепляет на пивном животе руки, чуть склоняет вправо голову, и наслаждается произведенным эффектом. Сейчас он похож на довольного профессора. Эффект так себе. «Поддатый» совсем поскучнел, и вяло ковыряет вилкой в остатках закуски, методично пытаясь отправить их в рот, и роняя обратно на тарелку. Возникает пауза.

«Лопоухий» замирает с открытым ртом, и вдруг осознает, что путь свободен, а мысль его еще не потеряна. Он набирает в легкие воздуха, всплескивает руками, и с подкупающей надеждой в голосе выдает:

– Может еще по пятьдесят? А?

Коллеги оживают, начинают фальшиво и недолго сопротивляться. «Лопоухий», ссутулясь, бежит к «Девице» за стойкой, на ходу доставая кошелек.

***

Рядышком приютился кавказского вида мужчина. Он может быть кем угодно. Водителем – бомбилой, продавцом цветов, наемным убийцей, хозяином маленькой овощной палатки, прорабом, безработным. Он небрит и сосредоточен. «Горец» зашел сюда исключительно поесть. Он горд и при этом жутко голоден. Прямая спина, темные волосы, характерный нос и золотой зуб, а так же черная кожаная куртка уподобляют его выходцам из анекдотов про кавказцев. Жалко, что у него нет кепки. А нет! Вон она – лежит под левой рукой. «Горец» жадно ест сочный чебурек и запивает его томатным соком. Спиртного ни-ни! Видимо он без регистрации. Он голоден настолько, что равнодушен даже к девчушкам.

***

Это бизнесмен. Он всем своим видом хочет показать, что он – бизнесмен. И попал сюда совершенно случайно. «… каприз художника. Джентльмен в поисках десятки». Одет он действительно неброско дорого. Мне, кстати, нравится его кашемировое пальто.

И мне совершенно не нравится его лощеное, при этом опухшее лицо. Мне кажется, он слегка подшафе.

Под звон колокольчика он «взошел» в зал и тут же возвысился над всеми. «Девицу» он пытается достать своими претензиями к скудному меню и отвратительному обслуживанию. «Девица» такого уже повидала и держится молодцом. Брезгливо усевшись за столик в ожидании заказа, он оглядывает зал. При виде тех троих «Бизнесмен» демонстративно морщится, и лицо его становится похоже на бесплатный скомканный пакет из супермаркета. Мой же вид его настораживает. «Горца» он не замечает принципиально, а девчушек.…

А его лицо при взгляде на девчушек выдает на гора такой комплект эмоций, что я «Бизнесмена» немного начинаю уважать. Сначала ленивый, вдоль зала скользящий взгляд, потом легкая настороженная заинтересованность (левая бровь вверх). Поочередное сканирование обоих особей снизу вверх (на «Шарфике» чуть дольше), задерживающееся на различных их достоинствах, сменившееся признанием оных (правая бровь вверх). Дальнейшее вытягивание лица и беззвучное «оу!», правда, без банального причмокивания языком, следом что-то похожее на собачью стойку, а потом полнейшая апатия к объектам, ввиду вспоминания им, что «они не его барского поля ягоды» (брови вниз).

Ест он какой-то натюрморт на большом блюде, запивая его бокалом красного вина. Пытается делать это надменно. Трапезу прерывает разговорами по мобильному. Причем чаще звонит он.

***

А потом сладко звякает колокольчик, дверь отворяется, и наконец-то входит моя ненаглядная. Стоит улыбается мне, потом смущенно показывает на часы, и разводит, как бы извиняясь, руки. Я улыбаюсь в ответ, и начинаю собираться. Краем глаза отмечаю, как все посетители отозвались на ее появление. Троица, как по команде откинув торсы назад, пытается занять непринужденные позы, и старается залихватски ухмыляться. Они, наверное, думают, что именно так должны выглядеть настоящие кавалеры. Причем, «Поддатый» смотрит только одним глазом, второй же неизбежно прищурен.

Девчушки оценивающе и ревниво оглядывают ее, перебрасываются критическими замечаниями. Это же посягательство на их территорию! «Шарфик» скорчила недовольную гримаску. Не такая уж она и симпатичная…

Насытившийся «Горец» улыбается в тридцать два зуба. Золотая фикса ярко играет в свете ламп, и на время дает кафе восточный оттенок.

«Девица» у стойки равнодушна как мумия. Ну, а «Бизнесмен» повторяет весь свой комплект эмоций.

Все! Нам пора, мы уходим. Спасибо тебе кафе за гостеприимство и приют! До встречи…

Любовь

Она приходит ко мне иногда, и, как правило, вечером. Всегда это ее причуда. Она заранее звонит мне на трубу, а я жду ее, слоняясь из угла в угол, и обкусываю в волнении ногти. Вот долгожданное «динь-динь», я мчусь открывать дверь, и она с порога жадно набрасывается на меня. Она пахнет весной, молодостью, страстью. Наши одежды летят в разные стороны. Мы истово занимаемся любовью, до умопомрачения и бреда. Остывая и возгораясь вновь. Уже обессилев и засыпая, мы все равно держим в объятьях друг друга. Боясь отпустить, боясь потерять.

А утром она равнодушно курит длинную тонкую сигаретку, принимает душ, одевается, и уходит. Она стоит в коридоре перед зеркалом, внимательно оглядывает себя, достает из сумочки флакон духов, пускает в себя ароматную струю. После машет мне, прохладно улыбаясь, одними наманекюренными коготками, и исчезает за дверью. Я лежу в кровати, пытаюсь уверить себя, что это был не сон. Ее волосы на подушке, отпечаток помады на бокале, пустая пачка презервативов на полу говорят мне, что все это было на самом деле. Но я уже неуверен.

У нее есть дивное свойство – оставлять после себя ощущение нереальности. Это как взмах крыла, дуновение ветра, шелест листвы, ляминорная нота, что-то такое, что ты чувствуешь, но не можешь удержать. Ты смотришь на свои руки, и не веришь, что мгновение назад в них трепыхалось ее маленькое тельце. Ты целовал ее всю, ты хотел ее съесть без остатка. Вы слышали одну единственную, сочиненную только для вас мелодию, музыку любви. Тональность! Ритм! Вы создавали вселенные и разрушали их одним только прикосновением. Она была в твоей власти, а ты в ее. Вы были в раю и в аду одновременно. Два одиночества, сплетенные вместе. Дикие и ненасытные! А может это только сон?!

Приятное чувство опустошенности и неги сменяется чувством тревоги. Но это ненадолго. Я знаю, что у нее кроме меня еще есть мужчины. Не ревную, не имею на это права; мне просто неприятно осознавать, что я не единственный в ее жизни. Знаю – она моя только тогда когда она этого хочет. Так повелось. Это игра. И это ее игра. И все равно я счастлив! В моих полуснах она моя настолько, что я пресыщаюсь ею. Хотя знаю, что скоро опять буду голоден. Буду ждать ее, жаждать ее, слушать цоканье каблучков под окнами. Я чувствую ее походку. Она! Идет!! Может это опять просто сон? Господи, не дай мне проснуться!!!

Парочка желаний

Александр Иванович Демушкин, бесхитростный, а потому, наверное, не очень удачливый человек, понуро возвращался домой. Руководство в очередной раз устроило ему взбучку.

– Ты – прораб! Да еще на таком ответственном объекте! – кричал на собрании стуча по столу кулаком красномордый потный начальник. – У тебя вчера пятнадцать мешков с цементом умыкнули, а ты ни ухом, ни рылом! У тебя же тащат все, что только можно стащить. Срочно найди виновных и накажи. Или я тебе сам накажу. Жестче надо быть! Тряпка!

Демушкин вяло соглашался. Так он и стоял там: невысокий, худощавый, белобрысый, с оттопыренными ушами и носом кнопкой. Не герой, одним словом. Вспоминая этот позор, Демушкин вздохнул. Он вошел в темный подъезд и направился к лифту. Тот, как обычно не работал. Еще раз вздохнув, Демушкин повернулся к лестнице, и тут, в углу около мусорных бачков, заметил странный отблеск. Что-то на мгновение вспыхнуло и тут же погасло. Подойдя поближе и посветив спичкой, он разглядел на полу среди зачерствевших желтоватых окурков и кусочков скорлупы странного вида сосуд. Он поднял его, повертел в руках и огляделся по сторонам. Вокруг никого не было. Подъезд оставался тихим и сумрачным, пахло кошками и жареным луком. Сосуд с виду казался медным или может даже бронзовым. «Дома разберусь, что к чему», – решил Демушкин и, взяв диковинную тару подмышку, поплелся по лестнице на шестой этаж, где он жил один в маленькой квартирке с видом на запущенную стройку.

Дома Демушкин присел на стул и стал разглядывать этот странный предмет. Сосуд был небольшой, с вытянутым горлышком, медный, грязный и судя по всему очень-очень древний. На нем виднелись какие-то рисунки и выкорябаны непонятные значки. Демушкин сходил на кухню, принес тряпку и начал старательно, как первоклассник на уроке чистописания высунув кончик языка, чистить сосуд. Потом, довольный работой, поставил посудину на стол, и залюбовался.