Формула всего - Евгения Варенкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конная площадка бурлила, как кратер. Были тут и молодые аферисты, и матерые барышники, и пьяные казаки, и ростовщики-евреи, и хапуги-жандармы, и юродивая шатия, и офицеры Его Величества Лейб-гвардии полков, и головорезы с большой дороги, переодетые в заезжих купцов. Муша называл конную площадку «вшивая копилка», хотя любил это место больше всего на свете.
Цыган здесь было много, при этом одни занимались барышами[6], а другие – лаутары – пели и играли для «почтеннейшей публики». Эти последние зарабатывали на хлеб исключительно музыкой, но, оказавшись на конной, не могли отказать себе в удовольствии наблюдать за торгом, проявляя при этом такое возбуждение, какое редко охватывало их даже при исполнении любимых песен. Лаутары утверждали, что хорошая лошадь, как хорошая музыка – и та и другая может умчать на край земли!
Цыгане-лошадники на лаутаров смотрели несколько свысока, считая лишь себя настоящими цыганами, а этих – так. Между тем лаутары были уверены в обратном, и поэтому, чтобы – спаси и сохрани – не началась кровавая резня, одни старательно избегали других.
Забредая все дальше в недра «вшивой копилики», Муша то и дело встречал знакомых: «Приветствую, Стэфан!», «Ау, Трубочист! Как твоя нога?» – «Танцует, Муша! Пока танцует! Сын родился!» – «Дай Бог ему счастья!» – «Куда же ты смотришь?! Или не видишь: жеребчик – сказка! Только для тебя!» Золотые улыбки, нужные слова – все здесь работало только на то, чтобы обмануть.
«Ох и дошлый народ эти конные менялы!» – думал старый Христофоров, не переставая здороваться с ними самым радушным образом. Он и сам был таким когда-то. Где же вы, красивые года? Не времечко было, а чертово колесо! Муша клялся, божился, подначивал, врал, покрывался потом, но в итоге итогов всегда умел скинуть с рук плохую лошадку, а хорошую урвать себе по дешевке. Недаром говорили: «У Христофорова конь на трех ногах с четырьмя покажется!» А секрет был прост: Муша брал человека на азарт и виртуозно подводил его к тому краю, за которым эмоции застилают всякий здравый смысл. Со стороны казалось, что Муша и сам весь кипит и брызжет, но цыган никогда не терял над собой контроль. «Горячись для вида, – учил он Драго. – Горячка заразна. Гаже не заметит, как начнет подпевать. Ты его раздухари, а потом и ломай, пока он не опомнился, туда-сюда!»
Муша гордился старшим внуком. Драго знал все ходы и выходы в конном деле, отлично разбирался в лошадях и в людях, к любому легко находил подход – людям нравилось его слушать. Мушу смущало в нем лишь одно – Драго был себе на уме. Старик не понимал, чего он хочет от жизни. С ровесниками внук откровенно скучал, со старшими – тем паче. В нем можно было бы заподозрить холодную кровь, но время от времени до Муши доходили слухи об очень опасных авантюрах, в которые Драго бывал замешан и даже играл в них роль первой скрипки. Вспомнить ту же дворяночку!.. Чуть в тюрьму не попались! А дело у Вычегца?!
Был и еще один странный факт – в семейном кругу Драго держал себя чинно, серьезно, никогда не позволял себе лишнего и к другим относился строго. Однако, стоило ему вырваться в знакомые таборы – чаще всего, в гости к старшей сестре, там он пел, танцевал, выпивал, балагурил… «Что же у него есть заветного на душе?» – недоумевал старый Муша и с каждым годом все с большей тревогой следил за Драго, ожидая, на чем же тот подорвется и объявит свою натуру в полную силу, но внук жил себе да жил, не выказывая особенного пристрастия ни к чему из того, что было у него под рукой. Старик несколько раз пытался поговорить с внуком по душам, но так и не смог ничего от него добиться, потому что Драго и сам не знал, чего ему надобно; просто ждал, когда это случится, без капли протеста исполняя положенные жизнью порядки. Уже с ранней юности судьба его складывалась нестандартно, и Муша считал, что это происходит не случайно, а потому что Драго его особенный, на беду или счастье.
Другое дело – Буртя. Этот был добрее и проще. Муша баловал младшего внука. «Царевич» рос впечатлительным и нежным – разумеется, по цыганским меркам. Он боялся полнолуния и редко заплывал далеко от берега, воображая, что его утащит на дно Панитко[7] или проглотит какая-нибудь хищная бородавчатая рыба, облаченная в панцирь. Дед полагал, что это возрастное и по мере укрепления силы воли Буртя сам переборет мальчишеские страхи, а пока все «труды-заботы» Муша возлагал на широкие плечи старшего внука. «Женю его только, и все исправится!» – так утешал себя старик Христофоров.
Ему в тысячный раз отдавили ногу, но что тут поделаешь – это конная.
Иногда Муша сам подходил к лошадям, иногда его окликали:
– Морэ![8] Тебе лошадь на что – под верх или запрягать?
– По небу летать!
Муша улыбался направо и налево, узнавая старые знакомые рожи – Ваську Разбойника, Гриню Проходимца, Колю Черепка. Он всегда отзывался про них уважительно: «Сеют-то слова, а жнут-то червонцы!»
Они прошли мимо доброй сотни коней, пока Драго наконец не остановил взгляд на белом иноходце, которого хозяин расхваливал, прибегая к таким цветастым выражениям, что смысл совершенно исчезал в их причудливом узоре. Грива коня была бережно расчесана, копыта начищены, кость широкая – это обещало большую прыть.
– Не старый ли? – усомнился Муша.
– Зубы все расскажут, – Драго без спроса заглянул коню в пасть. У старых жеребцов зубы обычно сточены до глади, но белый иноходец имел зубы молодые, в щербинах и ямочках, тут бы и брать, но опытным глазом Драго заметил, что эти ямочки нарочно выщерблены ножом или шилом.
– Его рот правдивей, чем твой, – усмехнулся он в ответ на вопросительный взгляд барышника. – Всего хорошего. Больших барышей.
– А тебе хорошей покупки! – не остался в долгу барышник.
Спустя битый час придирчивых и безрезультатных блужданий от конюшни к конюшне Муша начал ворчать:
– Никого мы сегодня не купим, туда-сюда. Этот сопатый, у того грудь отбита. Каждый второй на разбитых ногах! Таких лошадей татары скупают – на мясо и кожу. Обеднела ярмарка… Нечего ловить!
– Постой-ка, Муша. Вот этот жеребчик должен быть из резвых.
Конь и правда был загляденье. Покупатели бросались к нему наперегонки, но тут же и откатывались обратно – очевидно, что бородатый цыган, который его торговал, заломил
