Акварели любви. (в рассказах) - Светлана Рассказова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
История третья. ЗАБЫТАЯ ЛЮБОВЬ
Ах, как замечательно! Снег и покой… Умиротворённость и тишина…
На минуту она застыла у своего подъезда. Вот такую зиму любят все: не холодно и красиво! Во дворе на детской площадке пусто. Понедельник. Утро. Ребятишки, кто в садиках, кто в школе и снежная простыня пока сияет белизной.
Но что это?? Прямо по диагонали через весь двор, нарушая чистоту и негу, грузно шагает мужичок, толкающий скрипящую, чуть живую тележку, издающую всю звуковую гамму одновременно.
«Бомжара, – определила Лида, – чего-то насобирал и весь из себя счастливый идёт сдавать. Как много стало таких людей! Ведь и нестарый ещё», – продолжала она рассуждать.
А бомжара неожиданно приблизился к ней, остановился и произнёс:
– Матерь Божья! Глаза, что небеса!
Лида онемела… Странно было получить комплимент от человека непохожего на нормального: с торчащей во все стороны бородёнкой, одетого в поношенное пальто, обутого в женские суконные старые сапоги, с рюкзаком за плечами, тощего и, вероятно, очень голодного…
И вот это непонятное существо остановилось прямо перед ней и рассыпалось в любезностях!? С чего вдруг? И как много о себе мыслит, однако! А может просто обознался? Или решил денег попросить? Так у неё и сумки с собой нет: с третьего этажа спустилась за почтой… Два дня не выходила – приболела, заодно на улицу выглянула – свежего воздуха глотнуть, да на снежную красоту полюбоваться.
Но бомжара денег не просил, а продолжал удивлять дальше:
– Знай! Если что, я не женат…
В один момент Лидины глаза приобрели форму теннисных мячиков!
И почему-то сразу после этих слов, мужичок, скосив взгляд на остановившуюся у соседнего подъезда машину, резко развернулся и засеменил со своей поющей на все лады телегой в сторону, откуда пришёл.
А из машины вышел молодой симпатичный мужчина с кожаной папочкой в руках и на всех парах ринулся за ним…
– Чего он тебе говорил-то? – услышала Лида рядом с собой голос вездесущей соседки с первого этажа?
– Даже не поняла… Что-то про Матерь Божью и небеса, – ответила Лида. О неожиданном предложении незнакомца руки и сердца она смолчала. Ерунда какая-то! Потом не отмыться…
– Помнишь, у нас в сараюшке бомж жил, – продолжала соседка, – мы ещё его всей общагой подкармливали, одевали, обували… Так ведь пропал! А ведь говорят, жена у него была и даже дети… И что такое с людьми происходит, что они так опускаются?
– Мало ли… Может, из тюрьмы вышел, а податься некуда, а может, по семейным обстоятельствам, – поддержала разговор Лида, – пойду я! Не застудиться бы, только-только поправилась.
– Иди, конечно! – отпустила добрая соседка.
…Лида жила в четырёхэтажке, имевшей статус общежития семейного типа, очень и очень давно. Жила тихо и скромно. Соседям дурными поступками не докучала, поскольку их просто не совершала.
Росла в детдоме и сразу после школы, получив от города комнату, устроилась проводником на железную дорогу.
О своих родителях ничего не знала и не пыталась узнать. Зачем терзаться попусту? Если бросили, значит, не была нужна, а если умерли, то пусть оберегают её оттуда…
Сначала работала под неусыпным взором своей наставницы, толстой и очень неприятной тётки, которая всю грязную работу свалила на молоденькую стажёрку, а сама только проверяла билеты, да отоваривала пассажиров чаем, имея пусть маленький, но прибыток.
Только наставники регулярно менялись, а через год их место заняли напарники. Это уже было не так утомительно и более достойно.
С детства характер у Лиды сложился уживчивый, несклочный, умела стерпеть и забыть обиду. В детдоме иначе не выжить. Все лидеры и свободолюбцы оттуда просто сбегали в поисках более яркой и интересной жизни, а нашей «мышке» бежать было некуда и незачем…
Ей было двадцать пять, когда страна забурлила, и жизнь стала меняться. Но новые рельсы в капиталистическое завтра не придумали, и Лидия, как и прежде, оставалась хозяйкой в прежних вагонах тех же поездов, мчащихся с той же скоростью, по старым дорогам.
Личное для неё тоже оставалось незыблемым…
Сначала надеялась, что и у неё будет семья, ведь симпатичная, стройненькая, будут ещё и муж, и дети. Потому спокойно ждала, когда тот единственный пассажир войдёт в вагон, она его обязательно узнает, и он останется с ней в этом вагоне, и как хорошо они будут работать вместе, делясь своим счастьем с путешественниками. Но пассажир, вволю наговорившись и излив перед доброй и приятной проводницей душу, выходил на своей остановке и больше в её жизни не появлялся.
Само собой получилось, что к одиночеству стала привыкать, да разве можно назвать одиночеством бесконечные поездки в пассажирских поездах…
А нерастраченную материнскую любовь и нежность дарила детям подружки, которая по молодости жила в одном с ней общежитии, а после замужества переехала в большую квартиру своего благоверного, удачно устроившегося в новой жизни.
***
Какое-то время странный разговор с бомжом не выходил у Лидии из головы. Она пыталась вытащить из памяти все бывшие знакомства с парнями и мужчинами, пыталась припомнить похожего на него пассажира, но такого человека не находила.
Потом картинка пропала. Ежедневная суета и работа закрасили то зимнее утро разноцветной гуашью, эпизод в скором времени забылся…
Но в жизни всегда и всему бывает продолжение или завершение – это, как в предложении, которое невозможно без какого либо знака препинания…
Наступившее лето стояло жарким, даже очень жарким. В новостях часто сообщали о лесных пожарах, загазованных городах и пересохших реках, но в самом конце августа значительно похолодало и пошли дожди, а вместе с ними народились белые грибы, причём народилось грибов столько, что собирали их не просто в корзинки, а в багажники автомобилей, прицепы и кузова.
Подруга Лиды пригласила её погостить на выходные в свой загородный дом, заодно заняться сбором белых, поскольку с каждым дождичком их становится всё больше и больше: прямо нашествие какое-то!
Подруга обещала, что собранные грибы они сразу отварят и заморозят, чтобы удобней везти, а по приезду их можно будет переложить в холодильник. А после… зимой… На слюнки изойдёшь!
Пару раз они вместе сходили в ближайший лес, набрали по большой корзине отличных беленьких и Лида, войдя в азарт, решила ещё разок сбегать до знакомых полянок пока хозяйка чистила и отваривала собранные впрок красавчики.
Корзинка заполнилась быстро, и можно было возвращаться в дом своей знакомой, как потянуло дымом, и сквозь стволы деревьев она увидела неухоженную деревню, состоящую из нескольких старых домов. Самого последнего уже не было, вместо него зияло чернотой свежее пожарище, над которым продолжали тянуться тонкие струйки сизого дыма.
Деревенька очень отличалась от посёлка, где имела дом подруга. Это были «артефакты» времён социализма, с заросшими травой полями и пашнями.
Не зная отчего, но Лиде захотелось пройтись по улице этой деревни… Она шла и думала, что возможно когда-то сюда приезжали городские жители и помогали колхозникам с уборкой урожая, а теперь всё заглохло, ничего никому не нужно: ни эта земля, ни люди, живущие на ней…
Неожиданно, из глубины одного двора, в глаза брызнуло яркое пятно палисадника, которое казалось совершенно неестественным рядом с сгоревшим домом.
Было очень странно… Среди разрухи, бурьяна и пожарища сам по себе жил и цвёл маленький рай в виде вполне ухоженного домика, выкрашенного в ярко-синий цвет с белыми наличниками и металлическим петушком над трубой. А вокруг домика – полное разноцветье: георгины, розы, флоксы, цветущие вьюнки, в сторонке маленькими солнцами горели топинамбуры, тут же имелся небольшой, и тоже ухоженный, огородик. Всё это казалось неестественным, из другого мира и из другой жизни…
– Сколько у вас цветов! – воскликнула Лида, увидев сидящую на скамеечке у ворот старушку, – можно водички?
– Чего же нельзя, пойдёмте я вас напою, – старушка на удивление легко поднялась со скамеечки и пошла в дом.
Лида отправилась за ней, оставив корзинку у ворот.
– Какая вкусная вода. Спасибо! – напившись, она опять выразила своё восхищение цветником, а после поинтересовалась, – дом рядом сгорел, вы, наверное, испугались?
– Не успели, – старушка покачала головой, – домишко было очень ветхим, сгорел за минуту… Уж два дня прошло, а пахнет до сих пор. Ветра не было, потому нас не задело.