Жить и умереть свободным - Сергей Зверев

Чалый, подняв воротник бушлата, чтобы его не узнали недавние жертвы, отошел в сторону, встав за полуоткрытой дверью. За ячеистым забором бежала толпа зэков: налитые кровью глаза, полураскрытые рты, факелы и палки в сжатых руках… В сугробе корчился в предсмертных судорогах кто-то из контролеров с огромным бордовым пятном вместо лица. За забором на «промке» что-то громыхнуло, и спустя мгновение яркие языки пламени взметнулись в таежное небо. Прозвучало несколько неуверенных пистолетных выстрелов, на которые наложились крики, а затем все стихло.

Несомненно, арестанты одерживали победу, но победа эта наверняка была временной. Не стоило и сомневаться, что бронетранспортеры спецназа Минюста уже приближались к мятежной колонии. Не вызывало сомнений и то, что расплата за бунт будет скорой и безжалостной.

Внезапно слух Астафьева рассверлил звук работающего на низких оборотах дизеля. Огромный бульдозер, заэкранированный широкими металлическими листами, шел прямо на забор, отгораживавший зону он КДП. Без особого труда проломив там широченную дыру, он выполз на контрольно-следовую полосу, смял несколько столбиков с «колючкой» и с механическим тарахтением пополз на еще уцелевшую вышку.

Это был шанс, который дается только однажды в жизни… Чалый понял: сейчас или никогда. Ведь теперь, в полнейшем бардаке, да еще ночью, он мог уйти с зоны практически незамеченным. Да и калитка из «локалки» была не заперта.

Хищно осмотревшись по сторонам, Астафьев бросился в сторону огромного пролома, в мгновение ока миновал контрольно-следовую полосу. Как ни странно, звуковая сигнализация даже не сработала – видимо, бульдозер успел-таки ее повредить.

Теперь следовало как можно быстрее преодолеть простреливаемое пространство до зарослей кедровника, темневших метрах в ста двадцати. Бежать следовало изо всех сил – прожекторы кое-где светили. Автоматчики, еще остававшиеся на уцелевших вышках, могли скосить беглеца в любой момент. Однако Астафьеву невероятно повезло и на этот раз…

Он успел среагировать раньше, чем короткая очередь пробарабанила у него над головой. Беглец просто свалился ничком, зарываясь всем телом в сугроб. Вибрирующей струной запел рикошет, чмокнуло дерево. До спасительных зарослей оставалось не более пятидесяти метров, и Астафьев преодолел это расстояние в один рывок. Обессиленный бегом и нервными потрясениями минувшего дня, он упал лицом в снег.

Нервы были взвинчены до последнего – прежде всего из-за осознания собственной беспомощности. Зверь, уходящий от егерей, и то был бы куда в более выгодном положении. У зверя – зубы, клыки, когти, а у Астафьева была лишь заточка, с которой он не расставался даже в ШИЗО. Теперь следовало немного отдохнуть и как можно быстрее рвать дальше.

И тут обострившийся слух беглеца различил, как совсем рядом сухо заскрипел снег под чьими-то подошвами. Качнулись мерзлые ветки, и огромная тень, отброшенная светом пожарища, упала прямо на Чалого.

Татуированная рука судорожно потянулась к заточке. Беглец пружинисто вскочил, но тут же опустил железяку.

Перед ним стоял Малина.

– Тьфу, чмошник поганый! – с облегчением выдохнул Астафьев. – Что ты тут делаешь?

– А я… с тобой, – промямлил запаленный стукач.

– Что значит «со мной»?

– Ну, ты побежал, и я побежал.

– На хрена?

– Ты ведь сам сказал, что нас тут порежут…

– И что мне с тобой теперь делать? На зону иди, паучина, в свой «козлячий» отряд!

Лицо Малинина в одночасье сделалось виноватым. Казалось, еще чуть-чуть – и он бухнется перед Чалым на колени и оближет его «прохоря».

– Кеша, не бросай меня, пожалуйста! Мне теперь обратно пути нет. И за побег добавят, и зэки эти страшные… просто на части порвут! Я все-все-все буду делать, во всем помогать!

Астафьев прищурился, размышляя. Конечно, помощник из Малинина был как из говна пуля. Однако бежать вдвоем все-таки веселей, да и Малину в случае чего можно было бы припахать, а потом коварно подставить и бросить. Ведь этот арестант отличался недалеким умом и очень уступчивым характером.

– Хрен с тобой, – Чалый презрительно сплюнул в сугроб. – Ладно, беру. Только говорю сразу: в случае чего – порешу тебя тут, в тайге, и закопаю, на хрен, в сугробе. Я сказал, ты слышал! Пошли, паучина…

Так уж, наверное, случилось, что в ту ночь ангел, пролетавший над леском, где скрывались беглецы, решил заглянуть в свой мешок с добрыми вестями – не завалялось ли там чего-нибудь для Чалого и Малины, но нечаянно упустил завязку, и все добрые вести сразу рухнули на их головы.

Пройдя ночной тайгой километров шесть, недавние зэки вышли на пустынную заснеженную трассу. И почти сразу обратили внимание на далекий загадочный свет в перпективе шоссе. Прячась за посеребренными морозом стволами елей, Чалый и Малина осторожно подкрались к источнику свечения.

Огромный «Урал» с высоким кунгом, криво стоявший с краю шоссе, напоминал потерпевший крушение пароход. Под вздернутым капотом мерно покачивалась тусклая лампа-переноска. Неверный мутный свет выхватывал из темноты сосредоточенное лицо водителя. Склонившись над промасленным двигателем, он вдумчиво закручивал гайку.

– Стой тут! – угрожающим шепотом скомандовал Астафьев и, достав из кармана заточку, крадучись двинулся к водиле.

Шофер копошился в двигателе. Он явно не ожидал коварного нападения; ведь пустынное заснеженное шоссе не таило никакой опасности. Астафьев подкрался почти бесшумно – даже снег под подошвами зоновских «прохорей» ни разу не скрипнул. Удар под лопатку жертвы вышел точным и выверенным – водитель сразу же свалился под бампер и тихо застонал. Несколько раз дернувшись в конвульсиях, несчастный затих. Чалый тщательно утер кровь с металла, кивком головы подозвал напарника.

– За ноги – и во-он в тот сугроб! – свистящим полушепотом скомандовал он. – И снегом хорошенько присыпь. Да обожди, обожди… «Кишки» с него стяни!

– А что такое «кишки»? – «первоход» Малина еще не освоил всех тонкостей зоновского жаргона.

– Шмотки, паучина позорная! Нам что – в зоновских клифтах на вольняшке разгуливать? – окрысился Чалый. – Да быстро, быстро!

Малина, опасливо подхватив покойного за ноги, потащил его в лесок. А Астафьев склонился над промасленным двигателем. Он неплохо разбирался в автомобилях – в свое время даже окончил ПТУ как раз на водителя грузовика. Поломка оказалась несущественной. Спустя минут двадцать Чалый уже сидел в темной теплоте кабины за огромной баранкой «Урала». Малина, держа на вытянутых руках снятые с убитого водителя вещи, уселся рядом.

– Куда? – деревянным от страха языком вымолвил Малинин.

– В Февральск. – Чалый повернул ключ в замке зажигания, и двигатель отозвался низким ревом. – Это где-то в ста двадцати километрах отсюда. Если, конечно, я правильно просек, где мы теперь находимся.

– Так ведь там наверняка менты! – напомнил бывший вертолетчик. – Машины будут проверять, все такое…

– Мусора пока не знают, что мы эту точилу отмели. Я так секу, что они и про наш побег раньше, чем бунт на зоне не успокоится, тоже не узнают. Прикинь сам, какой там сейчас кипеш! Не до нас. Пока бунт подавят, пока всех убитых пересчитают, пока личные дела поднимут… Так что пока надо уходить как можно дальше, в отрыв. А ты пока посмотри, что тут в кабине интересного….

И тут беглецам повезло еще раз. Кроме паспорта и водительского удостоверения, нелишних в побеге, Малинин обнаружил несколько комплектов добротной гражданской одежды и даже две пары запасных сапог. Притом размеры и «кишек», и «прохорей» на удивление подходили обоим беглецам. Это было огромной удачей недавних зэков: не разгуливать же на воле в зоновских бушлатах с нашитыми бирками-фамилиями!

– Живем, – довольно резюмировал Чалый.

– Так что – вот просто так, вещи убитого носить? – пролепетал Малина.

– Ну ты и лошара! – Астафьев даже не нашел в себе сил, чтобы разозлиться на наивного спутника. – А ты как хотел? Решил со мной бежать – слушайся. Нет – сейчас рядом с водилой этой точилы в сугробе прикопаю.

Тяжелый грузовик валил по пустынной трассе с уверенностью штурмового танка. Утюгообразный капот заглатывал все новые и новые километры шоссе. Слепой свет мощных фар рассекал темную перспективу дороги. Гулко бухали протекторы по промерзшему асфальту.

Несколько часов ехали молча. Вскоре повалил пушистый густой снег – это также было большим везением. Снег надежно заметал следы грузовика на безлюдной трассе, а это означало, что о возможной погоне можно не беспокоиться. По крайней мере – в ближайшее время.

Малина, разомлевший в теплой вони кабины, вскоре заснул, прислонившись головой к дверке. Чалый, то и дело бросая на него напряженные взгляды, гнал «Урал» подальше от охваченной бунтом колонии.

К утру, когда небо над тайгой незаметно посерело, снегопад перестал. Из-за пологих заснеженных сопок показались редкие сизые дымки. Астафьев притормозил, съехал на обочину и свернул в лесок.