Жить и умереть свободным - Сергей Зверев

Потомственный охотник-промысловик слышал еще от отца: тигры-людоеды появляются тут, на Дальнем Востоке, в среднем раз в тридцать лет. Последнего вроде бы пристрелили в восемьдесят седьмом году, когда сам Миша был еще пацаненком. Но тогда полосатым людоедом было кому заниматься: ведь кроме охотников-промысловиков, в районе Февральска дислоцировалась и крупная воинская часть, и пограничники, да и серьезных промысловиков еще было немало… Тогдашние менты тоже были не в пример нынешним. Так что главмент поселка по-своему был прав: уж если каннибал обнаглеет до того, что начнет убивать людей среди бела дня прямо в Февральске, заниматься им, кроме Каратаева, больше некому…

К тому же амурские тигры отличаются редкой сообразительностью. Миша хорошо помнил рассказ деда, которому довелось столкнуться с царем тайги еще в пятидесятые годы. Пока охотник шел по его следу, тигр умудрился сделать огромный крюк и идти по следу преследовавшего его промысловика, так что какое-то время они ходили по тайге друг за другом по кругу. А когда внимание таежника притупилось, тигр неожиданно напал на него сзади. Деда-охотника спасли только отменная реакция да недрогнувшая рука: он успел обернуться и выстрелить на мгновение раньше, чем рыже-полосатая кошка бросилась на него.

Размышляя таким образом, Михаил и сам не заметил, как подошел к родной избушке. Стряхнул с унт налипший снег, повесил на стену карабин, аккуратно разложил на скамье добычу, быстро затопил печь. Разгорающиеся сухие поленья наполнили зимовье здоровым смолистым духом, освещая нехитрое убранство единственной комнаты: массивный дубовый стол посередине, длинную скамью, книжные полочки с разноцветными корешками над ней, пару низких табуреток, небольшую холостяцкую кровать у стены и темный ореховый шкаф в углу.

Сдвинув на край стола скромную деревянную посуду, Каратаев с профессиональной быстротой освежевал тушки, тщательно обскоблил и натянул шкурки на специальные рамки. Неторопливо, со вкусом поужинал, покормил лайку, взял с полки первую попавшуюся книжку, улегся на койку…

Читать не хотелось. Спать – тоже. Вот Миша и принялся за работу; он никогда не мог сидеть без дела. Достал из шкафа заготовленные куски оленьей шкуры, шило, большую иглу и принялся дошивать унты. Унты были уже почти готовы – осталось лишь несколько ответственных штрихов. Этому простому на первый взгляд, но на самом деле – очень хитрому и ответственному ремеслу еще в ранней юности его обучил отец; ведь шить унты всегда считалось в тайге сугубо мужским занятием. Охотник даже предполагал украсить их немудреной вышивкой; должны ведь отличаться женские унты от мужских!

Унты, небольшие и изящные, предназначались для Тани Дробязко: близилось Восьмое марта, и такой подарок наверняка обрадовал бы возлюбленную. Работа спорилась, и спустя полтора часа все было готово. Отложив унты, Каратаев взглянул на настенный календарь с датами, густо обведенными чернильными кружками.

– Восьмого же она на дежурстве… – вспомнил он. – А сегодня – седьмое, у них в гарнизоне как раз праздник… И меня пригласила. Как это я мог забыть?

Добраться до военной части на окраине Февральска можно было на старом праворульном джипе. Этот внедорожник, купленный на компенсацию за несправедливо проведенный на зоне срок, да еще хорошо пристрелянный карабин были едва ли не единственными ценными вещами потомственного охотника.

Заурчал прогреваемый двигатель. Джип, подобно речному катеру, медленно отчалил от избушки-зимовья и неторопливо поплыл по узкому руслу-дороге меж величественными деревьями, покрытыми снеговыми шапками.

Единственный на весь Февральск магазин «Культтовары» предоставлял ассортимент, связанный не столько с культурой, сколько с каждодневными потребностями жителей поселка. Первым пунктом среди этих потребностей стояло, конечно же, спиртное. Каковое и было представлено на полках в самой широкой гамме: от «Ханшины», мутной китайской водки ценой чуть дороже ацетона, до весьма недешевого венгерского «Токая», неизвестно как оказавшегося в этом забытом богом магазине. От обилия и разноцветья этикеток на полках рябило в глазах. Вторым пунктом, как и следовало ожидать, стояла закуска. Ее было куда меньше, чем спиртного: китайская лапша быстрого приготовления, китайский рис, китайская гречка, китайские маринованные грибы и китайская же тушенка. Собственно же культурный ассортимент был представлен школьными тетрадями, одноразовыми авторучками, огромным количеством стаканов и рюмок всех мыслимых и немыслимых калибров, а также небольшой полкой с запыленными книгами, примостившейся за алко-товаром.

Над винно-водочным прилавком языческим идолом возвышалась огромная тетка – эдакая гора неряшливо слепленных окороков, прикрытых потертым армейским тулупом. Громадная как всплывший утопленник, она раздраженно щелкала настольным калькулятором, записывала в растрепанную тетрадь поступивший товар.

Напарнице – молоденькой и вертлявой девке-чернявке в промтоварном отделе – считать было нечего. Ни тетрадей, ни авторучек, ни тем более книг в Февральске почти не покупали. Исключение составляли разве что стаканы и рюмки, однако новую партию посуды в этот раз не завезли.

– Ты бы мне помогла, что ли, – продавщица винно-водочного недобро зыркнула на молодицу. – Стоишь тут с самого утра, мечтаешь…. О мужике небось?

– Да разве в нашем Февральске мужики-то толковые остались? – трагично вздохнула чернявка.

– Ну а Миша Каратаев? – закончив с подсчетами, огромная тетка отложила калькулятор. – Чем не мужик?

– Тоже мне, нашла о ком вспоминать. Ты бы еще о Ди Каприо размечталась… Миша – классный дядька, конечно же! Красивый-богатый-неженатый. Но ведь он с медсестрой Танькой ходит. Тоже мне, нашел на кого глаз положить! Ни кожи ни рожи…

– А ты сделай так, чтобы он на тебя глаз положил… Ты ведь баба, должна уметь мужчин соблазнять!

– Так ведь Миша на всех наших поселковых девок давно уже забил! – с еще большим трагизмом воскликнула молодица. – И вообще странный какой-то. Живет как ненормальный в тайге, а в Февральске раз в неделю появляется. Нет чтобы в клуб пойти или в гости к кому, нажраться по-человечески, так нет. Поставит свой джип – и сразу к Таньке. А Дробязка, та, наверное, пока его рядом нет, на стороне амуры крутит в своем гарнизоне.

– А ты видела?

– А чего тут смотреть? Знаю я тех медсестер! Все на передок слабы! А как им спирта нальют – и подавно…

– Тяжело нам, одиноким бабам… – бесформенная туша в тулупе с драматичным вздохом отложила тетрадь. – И сходить в нашем сраном поселке уже некуда. Клуб был, и тот закрыли. И мужиков нормальных не осталось. Или бомжи, или пенсионеры, или китайцы…

– …или вертолетчики, – напомнила молодая продавщица.

– Да ты про тех козлов лучше и не вспоминай! Одни алкаши и хамы. Ни обхождения, ни понятия. Кроме мата и армейских команд, других слов и не знают. Сюда же, в нашу часть, самый что ни на есть сброд отправляют со всего Дальнего Востока. Ну, кто на прежней службе пил сильно, или проворовался, или солдат избивал, или как-нибудь по-другому проштрафился. Какой у них с нами, женщинами, разговор? Нажраться, проблеваться – и сразу в койку.

– А в койке их уже ни на что не хватает! – с надрывными интонациями подхватила молодая. – Наврет перед этим тебе три короба про свои мужские таланты, а потом к стене отвернется – и дрыхнуть!

– Как грится, кто с водкой дружен – тому хер не нужен! – вынесла вердикт огромная тетка.

Неожиданно наружная дверь с треском отворилась, и в магазин, в густом морозном пару, ввалились двое мужчин, по виду – типичных бомжей.

– Пошли на хрен, бичи позорные, – сразу окрысилась молодая торговка. – Что – табличку на двери не видели?

– Обожди, обожди! – продавщица в винно-водочном отделе мгновенно продемонстрировала в хищном оскале дюжину металлических коронок. – Так, вы за бухлом? Фунфырик – пятьдесят рэ. Стакан – двадцать пять и карамелька на закусь. Что будете?

Визитеры неторопливой развалочкой подошли к прилавку.

Первый, что был понаглей, с фиолетовыми зоновскими татуировками на руках, боднул строгим взглядом толстую продавщицу. Потом глаза его обнаружили молодую и быстро-быстро поискали, нет ли еще тут кого?

– Так, биксота, ты мне сперва покажи, что у тебя за фунфырики, – с типично зэковскими интонациями процедил он. – А я в натуре отвечу, надо мне такое или нет.

Второй, помоложе и поскромней, приблизился к прилавку с «культтоварами», застенчиво улыбнулся молодой торговке и почему-то произнес:

– Здрасьте…

Толстая продавщица взглянула на гостей недоуменно; здороваться в Февральске было почти не принято.

– Вы че – залетные?

– А это не твое дело… – пробежав глазами по разноцветным этикеткам со спиртным, татуированный потянулся к сапогу, извлек заточку и красноречиво направил ее на торговку. – Считай, укатала ты нас на фунфыри. Забираем все, что есть в этом шалмане. С закуской. Слышь, а выручку ты еще не сдавала?