Павловские должны умереть - Наталья Данилова

– Что? – я сказал это как можно грубее, не желая отсрочить казнь.

– Николай Сергеевич, где же вы ходите? Дом вверх дном! – нервный голос Марии Романовны меня весьма удивил. Или Саша не рассказал о случившимся, или произошло что-то гораздо страшнее.

– Что случилось? – спросил я с робкой надеждой на спасение.

– Вода в доме кем-то отравлена, – Петр Исакиевич указал на второй этаж. – Вода поступает по трубам из очистительного резервуара, я сам его проектировал несколько лет назад. Утром, когда я уезжал, все было в полном порядке. А теперь… После обеда кухарка Авдотья Ивановна собиралась готовить ужин, и обнаружили что с водой что-то не так.

Женщина преклонных лет, Авдотья Ивановна, стояла здесь же и выглядела напуганной.

– Говорю вам, это все проделки его! – начала причитать другая кухарка, Маша, любившая подслушивать на воскресных ужинах разговоры отца Варфоломея с Петром Исакиевичем, и прослывшая в крестьянской среде большим знатоком православных догматов только потому, что знала наизусть треть евангелийских стихов.

– Прекрати, Маша! Твой демон здесь не причем! Сейчас работники проверят трубы наверху и найдут источник заразы! – Павловский смотрел на Машу с укором.

Так вот почему все собрались внизу. Я посмотрел на потолок и услышал, как несколько работников перебегали из комнаты в комнату, бессвязно говоря что-то и стуча по трубам.

– А где Саша? – спросил я. История моего позора все еще не давала мне покоя.

– Гуляет где-то в саду, – Мария Романовна кинула рукой в сторону распахнутых окон.

– Один? Уже ночь! – меня немного удивляло отношение к ребенку как к взрослому.

– Умоляю, Николай Сергеевич! Сейчас не об этом!

Я вышел в сад, намереваясь отыскать мальчика. Ночь уже вступила в свои права, и я не видел ничего, кроме собственных очертаний.

– Саша? – позвал я.

– Сюда, Николя! Скорее! – меня начинали пугать эти его слова. Он кричал с западной стороны дома. Там располагались хозяйственные постройки. Я удивил, что там горит свеча и пошел на ее свет, натыкаясь на разросшийся боярышник. Саша залез на крышу и махал мне, чтобы я лез рядом. Когда мы поравнялись, я увидел, что он пытается открыть что-то металлическое.

– Что ты делаешь? Идем домой!

– Нет. Помоги. Это крышка от резервуара. Там что-то есть.

– Хорошо, – после случившегося утром, я не хотел ему перечить.

Крышка была жутко тяжелой, открывалась она видимо по-иному, но я был не в состоянии выяснять это, и вскоре она поддалась.

– Посвети! – Саша держал свечу, а я пытался заглянуть в дурно пахнущий колодец.

Наконец, когда глаза привыкли к темноте, я сумел разглядеть источник всего происшествия. Я дернул Сашу за руку и что было сил, скомандовал:

– Идем отсюда, сейчас же!

Все дорогу до дома Саша пытал меня расспросами и вырывался, но я так сильно сжимал его запястье, что делал ему больно, отчего мальчик пищал на меня. Свечу мы выронили по дороге и возвращаться за ней я не стал.

Вбежав в дом, я увидел все ту же картину.

– Что это с вами? – Мария Романовна обратила свой взор на нас и тотчас вскрикнула.

В ту же минуту я увидел на своей рубашке красные пятна. Пятна крови той несчастной, что лежала в резервуаре. Я касался крышки и теперь был похож на палача.

Спустя два часа я сидел в собственной комнате, безуспешно пытаясь оттереть спиртовым раствором пятна чужой жизни с моего тела. В резервуаре нашли заколотую прачку Дуню. Петр Исакиевич отправил управляющего за следователем, который уже бывал здесь в то утро, когда увозили мертвую Глашу. Марии Романовне стало дурно, и ее уложили спать. Варвара суетливо бегала в гостиной, обсуждая с Машей все увиденное, хотя они ничего и не видели. Саша ушел в детскую обиженным на то, что ему не показали убитую, считая, что именно ему все обязаны ее находкой. Я же думал о том, как буду на утро объясняться со следователем. Уснул я стремительно, как только моя голова коснулась подушки.

3

Следователь, почтенных лет мужчина, с седой окладистой бородой и шрамом на лице, полученным, как мне рассказали позже, в годы русско-турецкой войны, был старым знакомцем Павловских. Когда-то он помогал Петру Исакиевичу найти виновного в большой растрате, чем заслужил непререкаемое доверие и полную свободу действий в усадьбе. Расположившись в кабинете хозяина дома, господин Вениамин Иванович глядел на меня с долей неодобрения.

– Итак, вы пошли искать вашего воспитанника, а нашли мертвую девицу в резервуаре с водой.

– Верно, все так, – я старался не смотреть на следователя.

– А где вы были весь день до того? Мария Романовна рассказала мне, что вас не было в доме до ночи.

– Я бродил по окрестностям.

– Зачем?

– Я хотел подумать, – я и сам понимал, как глупо это звучит.

– Не сказав ни слова, вы уходите из дома. Кстати, в котором это было часу?

– Около четверти первого дня.

– Итак, я продолжу. Вы уходите, и через несколько часов кухарка обнаруживает невероятное: из крана на кухне течет красного цвета вода, – он улыбнулся, будто рассказывал мне веселый анекдот.

– Вы меня подозреваете? – я решил ответить на его выпады, мне совсем не нравилось, что господин следователь пытался поймать меня.

– Нет, ну что вы. Я просто размышляю и хочу услышать ваши соображения. Расскажите мне о себе, так немного. Самую малость.

– Что вы хотите услышать?

– А давайте я расскажу о вас то, что узнал от Павловских, а вы меня поправите. Вы познакомились с господином Павловским в Петербурге, через общего знакомого господина Розина. Ваш приятель рассказал, что Павловские ищут для своего сына учителя. Требования были суровыми – им нужен был человек опытный, с твердым характером, ведь у них весьма необычный сын. Но вы и сами это уже смогли заметить. Розин наверняка рассказывал вам, что прежние учителя Сашеньки не задерживались в доме Павловских больше полугода. Больно уж ребеночек с придурью. И вот после встречи с вами, юным преподавателем столичного университета, который, несмотря на талант и будущую многообещающую карьеру, по непонятным для многих причинам, покинувшим свою альма-матер, Петр Исакиевич одобряет вашу кандидатуру. Вы приезжаете в усадьбу, и вот, – Вениамин Иванович громко хлопнул в ладоши, отчего я вздрогнул. – Первое убийство! Несчастная кухарка Глаша отравилась крысиным ядом!

– Вы сказали убийство?

– Да, господин хороший, убийство. Никаких писем от возлюбленного Глашенька не получала, ведь, вот суровая российская жизнь – читать она не умела. Зато была весьма недурна собой. Говорят, что когда она жила в городском доме Павловских, столичные франты так и норовили затащить несчастную в койку. И вот, веселая и красивая, любящая прелести жизни Глаша принимает яд, да еще под окнами гостиной. Странность какая-то…

– Да, действительно.

– Но, мой рассказ только начинается. Не торопитесь соглашаться со мной. Глаша была скрытной девицей. Даже старая кухарка Авдотья Ивановна, знающая, кажется больше, чем вся сыскная полиция, не сумела мне ответить на вопрос: был или не был у Глаши возлюбленный? Но кухарка рассказала, что незадолго до своей смерти Глаша стала близка с прачкой Дуней. Они были одного возраста и с ней, видимо, Глаша поделилась своей тайной. И вот… – господин следователь выдерживал театральную паузу. – Вы находите Дуню заколотой в резервуаре для воды.

Я решил молчать. Ведь никаких вопросов мне не задавали, но слушал я следователя с большим трудом. Моя голова была занята мыслями иного рода. Утром, когда я проснулся, на столе в своей комнате я обнаружил конверт без подписи. Внутри была записка с фамильным гербом Павловских в углу, и неровным почерком написано: «Я ЗНАЮ ВАШ СЕКРЕТ». Руки мои в ту же минуту перестали слушаться меня, я выронил письмо, и навзрыд заплакал. Никогда еще с похорон Аннушки я так не рыдал. Слезы стекали по моим щекам, я заламывал пальцы, и тряс головой, будто пытался отогнать от себя все, что происходило.

– Ой, да вы совсем не слушаете меня, – следователь вернул меня из мира грез.

– Простите, я задумался. Я весьма потрясен всем случившимся.

– Немудрено. Ведь вам уже доводилось испытать страх перед смертью, так ведь? Мария Романовна любезно рассказала мне о том, что Петербург вы оставили после трагедии, случившийся с вашей невестой? Не хотите объясниться?

– Узнайте сами, вы же следователь.

– Зачем же так сразу? Я, конечно, все узнаю. Но то сухие бумажные отчеты, а то человеческий разговор.

– Я не буду с вами об этом говорить. К делу это не относится!

– За что я не люблю ваше поколение, так это за неуважение. Да-да, именно неуважение. Вы не проявляете должного… – но закончить господин следователь не сумел, так как в комнату ворвался его помощник.

– Что еще произошло? Сколько раз говорить, чтобы ты не прерывал допроса!