Судьбе наперекор... - Лилия Лукина

Это трехэтажное, в готическом стиле здание с метровой толщины стенами, в которых были утоплены больше похожие на бойницы окна, и причудливыми маленькими, увенчанными флюгерами башенками на крыше было некогда выстроено крупным баратовским промышленником бароном фон Лорингом. Тогда здесь находилась его контора, занимавшаяся перевозками по Волге людей и грузов, а вокруг нее располагались многочисленные склады. Потом Лоринг стал заниматься еще и ремонтом пароходов, и к складам постепенно добавились цеха. Так что история у завода была длинная, только к концу она подходила — одно название от него только и осталось.

Со стороны действия Ивана напоминали работу хорошо отлаженного автомата — ни одного лишнего движения. Он достал из мешка и надел кожаные перчатки, потом металлический крюк с привязанным к нему тонким тросом, который забросил на подоконник,крайнего из четырех окон второго этажа в торце здания, а мешок закрепил на спине наподобие рюкзака. Поднявшись, он, стоя на подоконнике, достал присоски, прилепил и вырезал стеклорезом приличных размеров кусок стекла сначала из наружной, а потом и из внутренней рамы. Засунув голову внутрь, oн бесшумно отодвинул в сторону вертикальные пластиковые жалюзи, внимательно прислушался и, не обнаружив ничего настораживающего, влез внутрь, оказавшись в примыкавшей к кабинету комнате отдыха директора завода. Забрав с собой крюк с тросом, он снял мешок, достал из него прозрачный скотч и закрепил им стекла, предварительно поставив их на место. Только после этого он огляделся: и комната отдыха, и кабинет были обставлены итальянской мебелью из дорогих пород дерева, кресла были обиты натуральной кожей, под четырехметровой высоты потолком висели стильные светильники, и везде, где только можно, были расставлены многочисленные и безумно дорогие безделушки из тех, что придают помещению особый шик. «Ну ты и сволочь! — подумал Иван.— Завод последние дни доживает, а ты жируешь!». Он быстро нашел место на верху высокого, массивного шифоньера, стоящего в комнате для отдыха, где он мог бы спрятаться и дождаться подходящего момента, подпрыгнул, как мячик, ухватился руками за край шкафа, подтянулся, залез и, устроившись поудобнее, задремал — с нервами у него всегда было все в порядке.

Его разбудил шум в кабинете, откуда раздавались голоса,— начиналась обычная, проводимая по понедельникам директорская планерка.

— Ну, давай! Что у нас по деньгам? — судя по хамским интонациям в голосе, это говорил директор завода Виктор Петрович Богданов.

— А что у нас может измениться? Как лежали на боку, так и лежим. Лучше уже не будет,— ответил ему чей-то усталый безразличный голос.— Свет, воду и телефоны включат только после погашения долгов, а денег и на текущие платежи нет. И не будет. Мы еще старые кредиты не вернули, так что новых нам никто не даст. Да и вообще с нами никто теперь дело иметь не хочет. Шарахаются, как от прокаженных.

— А что «Содружество»? Они же у нас акционеры, вместе эту кашу заваривали, так пусть и расхлебывать помогают! — возмутился Богданов.

— А директор филиала банка со мной даже по телефону разговаривать не захотел. Точно ведь знаю, что он на месте, а секретарша отвечает, что его нет. Лучше вам самому с ним встретиться, может чего и выйдет.

— Этот хряк, что здесь сидит, без команды из Москвы даже чихнуть боится — туда надо ехать. Ладно, подумаю. А ты пока, когда на второе полугодие будешь договоры на стоянку судов пролонгировать, арендную плату подними и авансовый платеж включи — пусть раскошеливаются. Прикинь, сколько можно набавить, чтобы нам первоочередные дыры заткнуть, а скоро, сам знаешь, ситуация переменится.

— Петрович, а с кем ты договоры продлевать-то собираешься? — вступил в разговор третий голос, в котором слышалась откровенная злость.— В субботу еще все снялись и ушли. У причальной только твой катер один и болтается, как... цветок в проруби.

— Фомич, ты чего несешь? Куда они от меня денутся? Где они еще такое место найдут? — директор хрипло рассмеялся.— Они же над своими яхтами, как дети малые, дрожат, не дай бог, царапина какая-нибудь, так чуть ли не в драку лезут.

— А чего им искать? Уже нашли. К Станиславичу все перебрались. Акватория у него, конечно, поменьше будет, зато спокойно. В тесноте, да не в обиде. Да и я к нему перехожу. Вот мое заявление. Подписывай! — и Фомич, видимо, протянул директору лист бумаги.— Караванным он меня берет. Наконец-то делом настоящим буду заниматься, а не дурака валять.

— Да я тебя... — начал было Богданов, но Фомич перебил его:

— А ты меня головорезами своими не пугай! Грош им цена в большой базарный день, если они твоих родных уберечь не смогли. Только думаю я, что это тебе за Иваныча кара свыше. Мы же с ним вместе сюда мальцами пришли, здесь вся наша жизнь прошла. А ты завод развалил и до такого паскудства довел, что стыдно сказать, где работаю. А ведь парнишкой-то ты сюда нормальным пришел, да скурвился... Подписывай давай!

— Да на! И пошел ты в... И чтоб сегодня же духу твоего здесь не было! — крикнул директор.

— Спасибо на добром слове,— ехидно сказал Фомич.—Давненько я там не был. Знал я, что плохого ты мне не пожелаешь.

Хлопнула дверь — это Фомич вышел из кабинета.

— Пошли вон! Все! — яростно заорал директор.— Толку от вас! Скорее от козла молока дождешься! Колька, Мишка и ты, Федька, останьтесь.

Послышался шум отодвигаемых стульев, шаги, звук закрываемой двери.

— Ну, Колька!—раздался бешеный голос директора.—Ты что мне обещал, когда уговаривал Никитина с завода выгнать?! Что сможешь этот проект сам до конца довести! Так до какого конца?! До этого?! Ты именно такой конец имел в виду?!

Ему ответил молодой заискивающий голос:

— Папа, все было бы нормально, но когда все это началось... Ну, я про Тольку...

— Я тебе не папа,—зашипел Богданов.—Был папа, да весь вышел. Ты мне ответь, ради кого я завод по миру пустил? Людей, которые здесь десятилетиями работали, разогнал? Мне что, три жизни отпущено? Я для кого старался? Для себя? Я о семье думал, от которой сейчас только ты, урод, один и остался? Или ты думаешь, что я на тот свет все с собой заберу?!

В кабинете что-то загремело и покатилось с оглушительным грохотом, а потом наступила мертвая тишина.

— Да-а-а,— протянул через некоторое время директор.— Все прахом пойдет! Коту под хвост! — с горечью в голосе сказал он, а потом уже другим тоном спросил: — Мишка, Федька, работнички ножа и топора, чего нарыли? Чьих рук это дело? Не смогу я спокойно умереть, не узнав, кого мне на том свете искать, кому в глотку за смерть сына, жены и дочери с внучками вцепиться. Давай, Федька! Что нового?

Когда Иван услышал о насильственной смерти женщин и детей, о которой ничего не знал, его лицо на какое-то мгновение окаменело, но тут же . приобрело свое обычное невозмутимое выражение, и он стал слушать дальше.

— Ничего, Виктор Петрович,— почтительно произнес между тем низкий хриплый голос.— Серьезных залетных в нашем городе не было, а баратовские против вас никогда в жизни не пойдут. Вот и Панфилов, с которым я сумел накоротке переговорить, тоже считает, что баратовские здесь не при делах. Да и нет у нас в городе специалистов такого класса, чтобы после них никаких следов не оставалось.

— Слышь, Федька, а не может это быть сам Матвей? В смысле — его люди? У него-то специалистов каких хочешь найти можно,— задумчиво спросил директор.

— Совершенно определенно — нет,— твердо заявил Федор.— Он первым никогда в жизни не нападает. Ни-ког-да! Его удар всегда второй, но тут уж, дай бог, ноги живым унести. А мы с ним нигде не пересекались. А понадобись ему вдруг завод, так он наши долги выкупил бы и схарчил, даже косточками не похрустевши.

— Что же получается?! Что всех моих родных дух святой на тот свет отправил!? Это ведь только после него никаких следов не остается! — взъярился Богданов.

— Дух не дух,— с сомнением в голосе сказал Федор,— а вот в спецслужбах профессионалы такого класса могут быть. Только непонятно, зачем против вас такие силы задействовать. Это же, извините, все равно, что из пушки по воробьям.

— Ну, по спецслужбам у нас Мишка специалист. Что скажешь? — спросил Богданов.

— То же, что и Федор Семенович,— раздался спокойный уверенный голос.— Что спецслужбами здесь и не пахнет.

— Пахнет! Не пахнет! — яростно заорал Богданов.— Вы мне дурака не валяйте! Вы носом не нюхайте, а землю ройте! Мне результат нужен! Ясно? Работайте, черт бы вас всех побрал! А то у меня ведь разговор короткий — по миру пущу! — и уже немного спокойнее сказал: — Ладно, ступайте, отдохнуть мне надо. Шурке скажите, чтобы до одиннадцати ко мне никого не пускала, и дверь за собой захлопните.

— Папа,— раздался заискивающий голос Николая.— А может поучить Фомича, как себя вести надо? Чтобы не наглел?

— Оставь его в покое! — рявкнул директор.— Слава богу, хоть один нормальный мужик смог мне в глаза правду сказать. Не чета вам, подхалимам и лизоблюдам! Вон отсюда!