Московское царство и Запад. Историографические очерки - Сергей Каштанов

Гносеологической базой схемы Неволина было идеалистическое понимание исторического процесса, умение анализировать явления только в политической плоскости, без учета экономических факторов как ведущих двигателей истории. Неволин изучал эволюцию «вотчинного права» в отрыве от социально-экономических отношений феодального строя. Он не показал источника власти феодала, которым являлась феодальная форма земельной собственности. Неволин совершенно игнорировал вопрос об экономическом господстве феодалов – получении податей, вытекавшем непосредственно из отношений собственности, и сосредоточил свое внимание лишь на политических правах феодалов, которые исследовались им вне связи с основой феодализма и экономической властью феодалов.

Историю судебного иммунитета Неволин рассматривал с точки зрения развития феодального государства. Отмеченные выше правильные суждения Неволина строились не на научном понимании структуры феодального общества, а на представлении о слабости публичной власти в раннефеодальную эпоху. Он так и объяснял свою мысль: «При слабой власти общественной сильный вотчинник в пределах своей земли был самовластным господином»[24]. Сделав вывод, что централизованное государство уничтожило судебный иммунитет, Неволин впал в видимое противоречие не только с историческими фактами, но и с фактами окружавшей его действительности. Судебные права помещиков в отношении крестьян были хорошо известны самому автору. Чтобы ликвидировать это противоречие, он приводил следующее рассуждение: «Хотя владельцы населенных имений были естественными судьями своих крепостных в их делах между собою, но право суда в этом случае было совершенно отлично от принадлежавшего прежде вотчинникам права судить людей свободных, живших в вотчинных землях»[25].

На самом деле коренного различия между судом феодала в раннефеодальную эпоху и вотчинным судом периода позднего феодализма нет. И в том, и в другом случае крестьянин выступает как лично несвободный в силу феодальной формы земельной собственности. Говоря о судебных полномочиях феодалов во времена позднего феодализма, Неволину пришлось назвать землевладельцев «естественными судьями» и на этом закончить объяснения. Характерные для схемы Неволина тенденции – показ иммунитетных привилегий феодалов в отрыве от феодальной собственности на землю и попытка обусловить их степенью полноты государственной власти – по существу ослабляли позиции сторонников дворянской теории иммунитета. Во всяком случае, Неволин не выдвинул на передний план их важнейший аргумент (земельную собственность), ограничившись ссылками на «естественные», обычные права вотчинников.

Буржуазно-дворянская теория обычного права вотчинников, несомненно, перекликалась со взглядами представителей естественно-исторической школы в области изучения литературных памятников, особенно летописных и переводных (И. И. Срезневский, М. И. Сухомлинов, А. Н. Пыпин). Середина 40-х – середина 50-х годов XIX в. – кульминационный момент развития естественно-исторической школы. К началу крестьянской реформы ее идеи были почти совершенно вытеснены из русской историографии. Для естественно-исторической школы типично стремление отыскивать корни того или иного явления не во внешних факторах, а в естественных потребностях людей и самостийно возникших порядках. Историкам этого направления было несвойственно усматривать первоисточники древних обычаев в иностранных влияниях и в правотворчестве государства. Такая позиция позволила естественно-исторической школе внести большой вклад в отечественную науку.

Однако главная слабость естественно-исторической школы, определившая крах последней накануне реформы, заключалась в ее попытке совершенно абстрагироваться от рассмотрения человеческого общества как социально неоднородного, разделенного на классы[26]. Желание обойти проблему классовых и даже политических противоречий феодального строя, объяснение всех явлений человеческими потребностями вообще – все это показывает крайне незрелый характер буржуазного гуманизма данного течения, которое своим полным затушевыванием социальных конфликтов в древнерусском обществе в значительной мере служило интересам земельного дворянства. Определение вотчинных порядков в качестве обычного или «естественного» права феодалов отражало в условиях господства крепостнической системы классовую ограниченность и политическую тенденциозность авторов. Маркс указывал, что «обычные права благородных по своему содержанию восстают против формы всеобщего закона… они являются обычным бесправием»[27].

Если у Неволина уступка новой теории делалась в скрытой форме, а в основном он защищал старую точку зрения, то уже в трудах двух крупнейших буржуазных историков середины XIX в. – С. М. Соловьева и Б.Н. Чичерина – была дана совсем иная постановка вопроса о жалованных грамотах. В четвертом томе своей «Истории России», изданном в 1854 г., Соловьев исследовал главным образом льготные грамоты. Он первый более или менее широко обоснован взгляд на жалованные грамоты как на документы, содержащие реальные льготы. В оценке льготных грамот Соловьев исходил из предположения, что колонизационный процесс являлся важнейшим фактором исторического развития русского народа в Средние века. Историю Руси XIV–XV вв. С.М. Соловьев считал историей «страны, которая колонизируется». «Населить как можно скорее, перезвать отовсюду людей на пустые места, приманить всякого рода льготами… – вот важные вопросы колонизирующейся страны». Отсюда, по его мнению, «легко понять происхождение… льготных грамот, жалуемых землевладельцам, населителям земель»[28].

Соловьев дал чисто юридический разбор вотчинных прав, зафиксированных в грамотах, без выяснения первоисточников этих прав[29]. Строго говоря, концепция Соловьева не была до конца четкой, так как оставалось гадать, считает ли автор государственную власть, носители которой выдавали льготные грамоты, творцом иммунитета, или он видит в ней просто силу, расширявшую иммунитет. В последнем предположении сомневаться не приходится: в отличие от Неволина, рассматривавшего иммунитетные акты как средство ограничения вотчинных прав, Соловьев представлял их в виде документов, увеличивающих объем иммунитета. Крайне важно признание автором выдающейся роли государства в создании зависимых отношений между вотчинниками и крестьянами: согласно схеме Соловьева, без помощи государства, без льгот с его стороны земельные собственники не смогли бы населить свои вотчины. В середине 50-х годов XIX в. этот вывод отвечал политическим интересам буржуазии, а не дворянства. Таким образом, своей трактовкой льготных грамот Соловьев расчистил дорогу для представителей государственной школы. Он еще не сформулировал вполне определенно, что именно льготные грамоты создавали весь комплекс иммунитетных привилегий, однако самим ходом рассуждений автора читатель подводился к этому выводу.

В обстановке борьбы за ликвидацию крепостного права проблема жалованных грамот нашла отклик у идеологов русской революционной демократии. Н. Г. Чернышевский, опубликовавший в том же 1854 г. рецензию на четвертый том «Истории» Соловьева, уделил этой проблеме особое внимание. Он резко выступил против идеализации феодального государства, содержавшейся в книге Соловьева. Поставив под сомнение тезис Соловьева насчет исключительной заботы государства о заселении территории, Чернышевский дал замечательное по своей глубине объяснение политических мотивов выдачи льготных грамот: «Скорее давались они для того, чтобы привязать к себе, удержать волость от принятия в князья соперника, нежели с тем, чтобы привлечь новое население. Об этом думали гораздо меньше»[30].

Таким образом, хотя Н. Г. Чернышевский и не остановился в своей статье на экономической обусловленности содержания жалованных грамот, он сумел глубже современных ему и последующих буржуазных историков понять политический смысл предоставления льготных грамот в период феодальной раздробленности: они являлись важным средством борьбы князей за расширение территории княжеств. Только в советской исторической науке эта мысль Н. Г. Чернышевского нашла развитие и подтверждение (Л. В. Черепнин ярко показал роль жалованных грамот в деле централизации России). Трактовка Чернышевского была глубоко научной и потому, что ею фактически отрицалась возможность создания иммунитета при посредстве льготных грамот – князьями, государством. В русской дореволюционной историографии точка зрения Чернышевского осталась одинокой, хотя она открывала чрезвычайно широкие перспективы для исследования политической истории России. Буржуазная историография не могла и не хотела принять ее, так как подобный взгляд на жалованные грамоты, во-первых, не соответствовал классовым и политическим задачам идеологов русской буржуазии, а во-вторых, он находился в противоречии с абстрактно-юридическим методом буржуазной историографии, предполагая необходимость конкретно-исторического подхода к выяснению причин выдачи каждой исследуемой грамоты.