Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна

Из дома вышла невысокая светловолосая девушка, приблизилась к нам, посмотрела вопросительно на Нордана.

— Вымыть, переодеть — пока во что найдешь — и ко мне, — повторил мужчина и широким шагом двинулся к особняку. — Эти тряпки, которые на девчонке, можешь потом сжечь. Только не под моими окнами.

Девушка проводила Нордана взглядом несколько удивленным и не слишком почтительным, затем повернулась ко мне, улыбнулась неожиданно приветливо, доброжелательно.

— Здравствуй, меня зовут Пенелопа, можно Пенни. Я домоправительница и по совместительству иногда няня.

— Сая, — мои руки стянули ворот плаща, запахиваясь в единственное пока прикрытие.

— Рада познакомиться, Сая. Идем в дом. Ты, наверное, голодна?

Я медленно, нерешительно кивнула. Возможность помыться нормально, еда — вот и все, что должно волновать меня сейчас. Думать о ближайшем будущем не хочу и не буду.

Впервые самодвижущиеся экипажи я увидела несколько недель назад. Большие, неповоротливые, черные, окутанные дымом и едким запахом топлива. Сзади к ним цепляли два-три тряских фургона, и металлическая гусеница тяжело, словно с усилием трогалась с места, неспешно увозя десятки и сотни людей прочь от разрушенных домов, от обратившихся в прах надежд и чаяний, от сгоревших прежних жизней. Гордая, свободолюбивая Феоссия отказалась покориться империи, склонить голову по первому требованию императора и некогда прекрасная, цветущая страна исчезла во всепоглощающем пожаре. Син был одним из последних городов, захваченных огнем вторжения. Уединенность маленького города, расположенного вдали от больших дорог, практически на другом конце страны, взрастило слепую, безумную веру, что пожар нас минует, что о нас забудут, пройдут мимо, как проходят взрослые мимо спрятавшегося под кроватью ребенка.

И только ребенок в детских своих заблуждениях верит, что под кроватью не будут искать в первую очередь.

Послушниц и молодых жриц действительно не трогали. Нас собрали во дворе перед самим храмом, записали имена и погрузили по фургонам. Везли долго, через всю Феоссию. Пожар постепенно затухал, оставляя огромное безжизненное пепелище под реющими флагами и знаменами империи. Кто-то бежал на юг, кто-то остался и защищал свой дом до конца, кто-то смиренно ждал неизбежного. Множество железных гусениц ручейками, точно возвращающиеся в муравейник муравьи, стекались в империю, неся тщательно собранные трофеи.

Мыться пришлось в присутствии Пенелопы, но девушка не смотрела на меня в упор, и ванная комната лучше общественных бань, куда каждое утро со дня открытия рынка Шадор водил рабов. Опасался, что не столь изысканно «благоухающий» товар может отпугнуть возможного покупателя.

Настоящая ванна. Горячая вода. Душистое жидкое мыло в белой бутылочке. Свежее полотенце. Пока я, завернувшись в мягкую ткань, сушила волосы, уже знакомый молодой человек принес мне тушеного рубленого мяса с картошкой, булочку и апельсиновый сок, а Пенелопа — старое синее платье. Нижнего белья моего размера, естественно, не нашлось, да и платье принадлежало самой девушке, оказавшись для меня немного широковатым, однако я не возражала. Приятно наконец надеть что-то с рукавом и без декольте до пупка.

Я поела и оделась, и Пенелопа повела меня к Нордану.

Внутри дом красив не меньше, чем снаружи. Обшитые деревянными панелями стены, картины. В основном, пейзажи, но встречались и портреты, запечатлевшие незнакомых мне людей. Старинная мебель, украшенные росписью вазы, позолоченные канделябры. Я вертела головой, мечтая рассмотреть все это великолепие поближе, неторопливо, подолгу любуясь каждой картиной. Портреты меня не интересовали, зато удивительные, яркие пейзажи притягивали взгляд. Иссушающие пустыни дальнего юга, бескрайние заснеженные просторы севера, цепи горных хребтов, тропические леса, синяя гладь морей.

— Сая, — Пенелопа остановилась перед двустворчатой дверью, обеспокоенно посмотрела на меня, — Нордан, он… иногда бывает странным и… непредсказуемым. Если он что-то вобьет себе в голову… прости, решит, то не успокоится, пока не доведет дело до конца и горе тому, кто встанет у него на пути. Поэтому не возражай ему, хорошо?

— Зачем вы мне это говорите?

— Предупреждаю на всякий случай. — Девушка шагнула к двери, постучала.

— Очень надеюсь, что это моя покупка наконец-то явилась, — донеслось недовольное.

Пенелопа открыла одну створку, я вошла.

Гостиная, небольшая, уютная. Мужчина с бокалом в руке сидел на диване, глядя так, словно из-за меня он куда-то опаздывал. Куртка брошена небрежно на кресло, на кофейном столике наполовину пустой хрустальный графин с коричневой жидкостью.

— Спасибо, Пенни.

Дверь за моей спиной закрылась с тихим стуком.

Если я подарок, предназначенный другому человеку, то можно надеяться, что меня не изнасилуют сейчас в этой гостиной. И не это создание с холодным негодующим взглядом заберет ту единственную ценность, что еще осталась от прежней моей жизни.

Нордан поставил бокал на столик, поднялся, приблизился ко мне. Вновь окинул оценивающим взором, вздохнул глубоко.

— Повернись.

Я медленно повернулась вокруг собственной оси.

— Где Пенни откопала этот балахон? — произнес мужчина задумчиво. — Во что бы тебя одеть, чтобы выглядело посексуальнее и не оставляло сомнений в твоем предназначении? А то с Дрэйка станется решить, что это кто-то из прислуги комнатой ошибся, и отправить восвояси.

Мужские ладони коснулись моей груди, сжали, затем спустились по бокам вниз, обхватили талию. Опять нахмурился. Многие девушки в храме завидовали моей талии, а теперь от постоянного недоедания она и вовсе тоньше, чем будучи затянутой в корсет. Ладони же прошлись по бедрам, ягодицам. И морщины на лбу все глубже, и во взгляде копилось недовольство, перерастающее в злость.

Поэтому рабов и осматривают сразу на месте.

— Спиной повернись.

Повернулась, но вдруг снова всколыхнулся страх, панический, требующий никогда, ни за что не поворачиваться спиной к хищнику. Хищнику, стоящему слишком близко.

Не знаю, чего я ожидала. Удара, грубо задранного подола, холодных быстрых прикосновений? Но не руки, схватившей меня за волосы и намотавшей длинные пряди на кулак. Не удержавшись, я вскрикнула, а Нордан потянул за волосы, вынуждая склонить голову набок, открывая шею. Вторая рука рванула скромный воротник платья, обнажая левое плечо, и в плоть вонзились две острые иглы.

Нет, не иглы.

Клыки.

Новый крик застрял в горле, мешаясь с болью, сильной, обжигающей, погружающей разум в хаос и тьму. Я тонула в боли, билась в ее крепких жестких объятиях, задыхалась, рвалась из черной толщи, откуда нет выхода…

Боль и мрак отступили внезапно, стихли, оставив пульсирующий очаг в месте укуса. Под сомкнутые веки пробрался свет. Я открыла глаза, с удивлением обнаружив себя сидящей на полу. Несколько глубоких, жадных вздохов, дрожь в теле. Трясущимися руками я попыталась поправить порванное платье, посмотрела на свое плечо. Две едва заметные, даже не кровоточащие точки, а рядом…

Рядом начиналась черная узкая лента, спускалась с плеча на лопатку, извивалась, складываясь в причудливый узор, не видный мне полностью.

— Это мое клеймо, — равнодушный голос Нордана доносился сверху, готовый, словно топор палача, обрушиться и привести приговор в исполнение. — Пока ты носишь его, ты считаешься моей собственностью, и избавить тебя от него могу только я.

Уж лучше бы браслет рабыни. Унизительно, но, приложив усилия, браслет можно снять.

— По клейму я разыщу тебя где угодно, даже если решишь отправиться к своим богам, и поверь, возвращение в мир живых тебя не порадует. Для большинства людей оно ничего не значит, однако любой смертный, который посмеет овладеть тобой, с твоего согласия либо без него, сдохнет. Если повезет, медленно и мучительно. Это не касается моих собратьев по ордену и некоторых бессмертных тварей, однако не будем заглядывать так далеко. Теперь о будущем ближайшем, — голос зазвучал позади меня — мужчина опустился на корточки, подушечкой указательного пальца коснулся похожего на татуировку узора. Я вздрогнула, стиснула зубы, пытаясь запереть крик и боль внутри. Кожа горела, будто на самом деле отмеченная раскаленным железом. — Ты мой маленький спонтанный подарок Дрэйку, моему собрату, соседу и опекуну в одном лице. Дрэйк у нас вечно занят, он много работает… слишком много, на мой взгляд, и расслабиться ему не помешает. Разумеется, опытная куртизанка была бы куда уместнее, но куртизанку Дрэйк и без меня найдет. Тем более шлюхи, пусть бы и дорогие, ему несколько приелись еще века полтора назад.