Без причин (СИ) - Герман Алексия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как операция? — начал коллега и поставил на небольшой стол кружку, чтобы налить себе кофе. — Будешь?
— Не буду, операция нормально, — чётко ответил на вопросы Павел Аркадьевич не особо желая разговаривать.
Он занял место на диване и прикрыл глаза. Хотелось спать.
— Слушай, Паш, ты бы помягче с твоей блатной пациенткой был, а то орал на неё так, что вся больница слышала, — заметил Пётр Сергеевич, делая глоток из чашки, — теперь родители явно нажалуются, будут проблемы.
Павел Аркадьевич закатил глаза. Привычно трясущийся перед всеми Петя. Ничего в этой жизни не меняется. Объяснять типичному паникёру свою точку зрения мужчина считал бессмысленным.
— Мои руки везде найдут применение, так что бояться мне нечего, — от очередного высокомерного ответа Пётр Сергеевич глаза закатил. Врач толковый, но человек — дерьмо. — К тому же если быстрей избавлюсь от этой пациентки, буду только рад.
— О, так ты не в курсе? — Коллега вскинул брови вверх и непонимающе посмотрел на Павла Аркадьевича. — Тогда танцуй, родители с главным договорились и забирают девчонку под личную ответственность.
Павел Аркадьевич устало поднялся из лежачего положения, сел на диван и обречённо потёр переносицу. Столько усилий с этой пигалицей, и всё за зря. С другой стороны, это их решение, и ответственность будут нести сами.
Чертыхнувшись, мужчина всё же решил напоследок зайти в палату, дать хоть какие-то рекомендации и проконтролировать соблюдение всех формальных норм лично. На удивление, ему повезло и девушка ещё была в палате и как раз собирала вещи, лежащие на тумбочке, в окружении явно причитающей и нервно махающей руками матери.
Он зашёл внутрь, настойчиво кашлянул, привлекая к себе внимание, и тут же получил в ответ два взгляда. Один безумно перепуганный, другой — явно ненавидящий. Мужчина удивился, но сказать ничего не успел.
— Скорей, Златочка, нам уже пора ехать, давай попрощайся с доктором, — девушка устало улыбнулась привычно раздражающей улыбкой и опустила глаза. — Всё мы уже уезжаем. Быстрей. Папа в машине ждёт. До свидания, Павел, как вас там не помню, бумаги на посту.
Женщина схватила дочь за запястье, потянула на себя и направилась к выходу. Однако мужчина внезапно даже для самого себя перегородил им дорогу, скрестив руки на груди.
— Ваша дочь никуда не пойдёт и останется здесь, — жёстко отсёк Павел Аркадьевич, направляя на женщину уверенный взгляд. Это красноватое лицо с постоянными ужимками уже изрядно потрепало ему нервы. Настолько, что по сравнению с ней её дочь была почти нераздражающим фактором. — Она больна. За пределами больницы без лечения она умрёт.
— У вас были недели, чтобы помочь ей и вылечить, — напомнила мать Златы, язвительно усмехаясь. — Как выяснилось, вы не такой уж хороший врач. Бездарь с хорошими характеристиками. Мы требовали лучшего, а получили посредственность, так что мы поедем в другую клинику. Хорошую. А вы… С дороги!
На секунду взгляд женщины показался ему сумасшедшим. По привычке Павел Аркадьевич перевёл взгляд на пациентку и тут же понял, что дело плохо. Она неестественно побледнела, застыла, несмотря на настойчивые потягивания матери, потом качнулась в сторону.
Уже морально готовый к приступу мужчина в секунду сделал шаг, поймал падающее тело и сразу же подхватил его на руки, чтобы уложить на постель. Он быстро нажал кнопку вызову персонала и, не теряя времени, начал прощупывать пульс. В то время как сзади вперемешку с причитаниями завывала мать.
— Выйдите отсюда! — Громко крикнул врач, реакции не последовало. — Выйдите!
— Да ты… Ты… — Рыдания и скуления женщины становились нестерпимыми. — Это всё вы её довели! Вы! Всё вы! В-аавав! Вы! Аа-ааа…
Дальше Павел Аркадьевич рявкнул снова, но потом просто перестал обращать на неё внимание. Кажется, мать пациентки вывел кто-то из персонала, до этого ему уже не было никакого дела
Очевидным стало одно. Покидать стены больницы девушке было нельзя. И сама она этого явно не хотела.
4. Повозмущаюсь в другой раз
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Открывать глаза и видеть перед собой недовольного Павла Аркадьевича стало фактически её личной традицией. Хмурый и раздражённый он всегда смотрел на неё как на врага народа, мешающего ему жить нормальной и спокойной жизнью. Впрочем, если задуматься, в какой-то степени так оно и было.
Однако, несмотря на это, с самого первого дня Злата была уверенна в том, что он не причинит ей вреда и поможет. Хорошие хирурги они же такие и есть, наверное; хладнокровные профессионалы до мозга. Да и кому захочется возиться с проблемами очередной пациентки, у которой вдобавок выносящие всем мозг всем родители?
— Всё плохо? — тихо спросила Злата, когда Павел Аркадьевич вместо привычного террора злобным взглядом и презрительных замечаний, сел на стул рядом с её койкой и устало опустил голову. — Скажите сразу, я хочу знать, если со мной что-то…
— Заткнись, — голос мужчины, несмотря на усталость, прозвучал довольно жёстко.
Девушка замолчала, и от нервов даже сцепила пальцы в замочек. Повисла глупая пауза, которая с течением времени всё больше затягивалась и начинала откровенно давить. Кажется, находясь в палате, можно было услышать даже стук лёгких капелек дождя за окном.
— Сложный день?
Сил молчать у неё больше не было. Очевидный вопрос, конечно. Можно было бы и не спрашивать, хотя, в целом, девушка на ответ и не надеялась. Ждала просто очередного укола или издёвки, но он почему-то ответил.
— Отвратительный, — мужчина криво усмехнулся и потёр пальцами переносицу, — ещё и ты в придачу.
— Согласна, я ещё то наказание, — девушка улыбнулась и перевела на него какой-то измученно-мягкий взгляд. — Простите, что из-за меня у вас так много проблем. Я думала вот поеду лечиться в другую клинику, жизнь вам облегчу, а вот как получилось.
— Облегчила не то слово, — грубый смешок и злая ирония, а она почему-то все ещё улыбается. — Скажи мне, пигалица ты чёртова, зачем весь этот цирк и враньё про "не болит"? Рано или поздно это загнало бы тебя в могилу.
— Я не думала, что всё настолько серьёзно, по крайней мере в начале, — улыбка всё же сошла с лица Златы, плечи сгорбились, а выражение глаз стало по-настоящему затравленным. — Я была на домашнем обучении девять классов, а потом родители всё-таки отпустили меня в обычную школу. Я стала заниматься лёгкой атлетикой, участвовать в соревнованиях, и тут эти приступы… Сначала я боялась, что, если родители узнают, снова переведут меня на домашнее обучение, потом боялась, что отговорят от университета.
— Эти детали меня интересуют мало. С родителями — понятно, — перебил Павел Аркадьевич и смерил девушку презрительным взглядом. — Мне зачем было голову морочить? Или ты думаешь у меня нет других пациентов, кроме девочки-мажорки?
Злата стушевалась, с трудом сглатывая комок в горле. Слова были справедливыми, хотя и до боли обидными. Она, конечно, не особо надеялась на понимание со стороны мужчины, но очередной упрёк бил наотмашь.
Хотелось исчезнуть, и никого не видеть в этот момент, но мужчина продолжал сидеть напротив и душить её взглядом. И без того вопящая совесть от его замечания разразилась очередной истерикой.
— Уйдите, пожалуйста, — попросила Злата, когда выносить давление стало уже невыносимо. Она по-детски подтянула колени к груди и обняла их руками. — Я хочу побыть одна. Уйдите.
Мужчина криво усмехнулся, пожал плечами, поднялся на ноги и собирался уйти. Продолжать находиться в обществе этой избалованной девочки сейчас, действительно, не было необходимости. Стоило зайти попозже, зафиксировать всю нужную информацию и поговорить с ней спокойнее.
Павел Аркадьевич почти дошёл до двери, как внезапно звенящий от нервного напряжения и подступающих слёз голос его остановил. От этого захотелось закатить глаза, женские истерики это всегда слишком однотипно и жутко утомительно.