Алеф - Пауло Коэльо

Наверное, мне следует считать себя счастливым человеком: я преуспел, выбрав одну из самых трудных профессий; я двадцать семь лет женат на женщине, которую люблю; у меня отменное здоровье; меня окружают люди, которым я доверяю; на улице мне не дают прохода восторженные читатели. Прежде этого вполне хватало, но в последние два года ничто не приносит мне удовлетворение.

Что со мной, преходящее угнетение духа? Неужели мне не помогут обычные молитвы, восприятие природы как творения Господня и созерцание ее красоты? Зачем мне идти вперед, если я убежден, что достиг своих пределов?

Почему я не могу быть таким, как мои друзья?

Дождь все усиливается, и шум воды заглушает прочие звуки. Я промок до нитки, но никак не могу двинуться с места. Я не хочу уезжать, потому что понятия не имею, куда направляться. Ж. прав: я себя потерял. Если бы я на самом деле достиг своих пределов, чувство вины и оставленности не мучили бы меня, но они никуда не делись. Страх и трепет. Господь посылает человеку тревогу в знак того, что ему пора изменить свою жизнь и двигаться вперед.

Со мной такое уже бывало. Когда я отказывался следовать своим путем, на меня тотчас сваливалось какое-нибудь несчастье. Именно этого я больше всего боюсь: трагедии. Трагедия знаменует коренные перемены в нашей жизни, перемены, обязательно связанные с утратой. Перед лицом трагедии нет смысла цепляться за старое: правильнее всего, воспользовавшись тем, что перед нами образовалось пустое пространство, попытаться заполнить его чем-то новым. В теории каждая потеря нам во благо; правда, на деле, теряя, мы часто ставим под сомнение само бытие Бога и задаемся вопросом: «За что мне все это?»

Господи, упаси меня от потерь, и я последую воле Твоей.

Едва я успеваю об этом подумать, как раздается оглушительный удар грома, и небо над моей головой пронзает молния.

Снова страх и трепет. Это знак. Я пытаюсь убедить себя, что всегда проявляю свои лучшие качества, а природа утверждает противное: тот, кто по-настоящему любит жизнь, никогда не останавливается. На небе и земле бушует гроза, и когда она пройдет, воздух станет чище, а поля плодоноснее, но до той поры сколько же домов лишится крыш, сколько столетних деревьев окажутся поваленными и сколько прекрасных долин – затопленными!

Ко мне приближается желтая тень.

Я отдаю себя во власть дождя. Молнии все еще сверкают, но чувство беспомощности сменяет совсем другое чувство, словно душу мою омыло водами прощения.

Благослови и будешь благословен.

Слова рождаются в самой глубине души: мудрость, о которой я не подозревал, которая, я знаю, мне не принадлежит, но которая порой проявляется во мне и заглушает мои сомнения относительно всего, чему я за эти годы научился.

Вот в чем моя беда: хоть у меня и бывают такие моменты, я все же не перестаю сомневаться.

Желтая фигура уже передо мной. Это моя жена в ярком дождевике, какие мы носим здесь, в горах. Если заблудимся, нас будет легче найти.

– Мы хотели где-нибудь поужинать, ты не забыл?

Нет, не забыл. Пора оставить горний мир, в котором раскаты грома – словно глас Бога, и возвратиться в маленький провинциальный город, к хорошему вину, жареной ягнятине и доброй беседе с друзьями, которые собираются поведать нам о своих приключениях на «Харлей Дэвидсоне». По дороге домой, чтобы переодеться, я вкратце пересказываю свой разговор с Ж.

– Он уточнил, куда тебе следует ехать? – спрашивает жена.

– Он велел мне брать на себя обязательства.

– Но что в том сложного? Не ищи впереди одни препятствия. Ты становишься похож на старика.

Эрве и Вероника не одни, с ними двое французов средних лет. Одного из них нам представили как ясновидящего, с которым наши друзья познакомились в Марокко.

Ясновидящий этот никакого впечатления на меня не производит, да и вид у него совершенно отсутствующий.

Но в какой-то момент он словно входит в транс и вдруг говорит, обращаясь к Веронике:

– Будьте осторожнее за рулем. Вы попадете в аварию.

Мне представляются такие слова пророчеством самого скверного пошиба, ведь если Вероника воспримет их всерьез и испугается, ее испуг притянет негативную энергию, а тогда и правда жди беды.

– Надо же, как интересно! – восклицаю я, предвосхищая реакцию остальных. – Вы, кажется, способны провидеть прошлое и будущее? Я как раз говорил об этом сегодня с одним знакомым.

– Да, когда Господь мне это позволяет, я вижу. Могу рассказать о прошлом, настоящем и будущем каждого из сидящих за этим столом. Я не знаю, откуда взялся мой дар, но уже давно научился его принимать.

Разговор, который изначально был посвящен поездке на Сицилию наших друзей, страстных мотоциклистов, внезапно сделал опасный вираж и вот-вот затронет темы, которых мне не хочется теперь касаться. Закон парных случаев.

Настал мой черед говорить:

– Вы, несомненно, знаете, что Господь позволяет нам провидеть лишь то, что можно изменить.

Я поворачиваюсь к Веронике:

– Просто будьте осторожны. На земле события астрального мира имеют свойство изрядно меняться. Иными словами, я почти уверен, что с вами ничего страшного не случится.

Вероника предлагает выпить еще вина. Она решила, что мы с марокканским провидцем представляем конкурирующие школы ясновидения. Но дело не в этом; мой новый знакомый и вправду «видит», и это меня пугает. Надо будет поговорить об этом с Эрве.

Провидец почти не смотрит на меня; у него попрежнему вид человека, которого отвлекли от захватывающей беседы с обитателями иного мира.

Наконец он хочет мне что-то сказать, но вместо этого вдруг обращается к моей жене:

– Душа Турции подарит вашему мужу всю свою любовь, но прежде ему придется заплатить за это кровью.

Еще один знак, указывающий, что мне следует отказаться от путешествия, думаю я, хотя прекрасно знаю, что мы имеем обыкновение видеть в знаках судьбы то, что расположены видеть, а не то, о чем они свидетельствуют на самом деле.

КИТАЙСКИЙ БАМБУК

Для меня переезд из Парижа в Лондон, на книжную ярмарку, – большая радость. Всякий раз, оказываясь в Англии, я вспоминаю 1977 год, когда решил бросить работу в бразильской студии звукозаписи и зарабатывать дальше на жизнь только литературой. Я снял квартиру на Бассет-роуд, завел друзей, изучал вампирологию, бродил по городу, влюблялся, смотрел все фильмы, какие показывали в кинотеатрах, и почти через год вернулся в Рио, так и не написав ни единой строчки.

На этот раз мне предстоит провести в Лондоне всего три дня. Меня ждут автограф-сессии, индийские и ливанские рестораны, разговоры в гостиничных лобби о книгах, писателях и книжных магазинах. Я не собираюсь возвращаться в Сен-Мартен до конца года. Из Лондона самолет перенесет меня в Рио-де-Жанейро, где люди на улицах говорят на моем родном языке, где можно пить по вечерам сок асаи и дни напролет любоваться из окна самым красивым видом на земле: пляжем Копакабана.

Незадолго до конечной станции в вагон заходит молодой человек с букетом роз и принимается озираться по сторонам. Как странно, думаю я, никогда не видел, чтобы в «Евростаре» торговали цветами.

– Мне нужны двенадцать добровольцев, – громко объявляет юноша. – Каждый из них должен взять по розе и подарить девушке, которую я называю любовью всей моей жизни. Она ждет меня на перроне, и я хочу просить ее руки.

Добровольцы нашлись, и я в их числе, правда, в конце концов мою кандидатуру отвергли. Тем не менее на вокзале я решаю следовать за ними. Молодой человек указывает на девушку, что встречает его на платформе. Один за другим пассажиры подходят, и каждый дарит ей по красной розе. Юноша объясняется в любви, все хлопают, и девушка делается пунцовой от смущения. Наконец они целуются и уходят, обняв друг друга за плечи.

Один из проводников замечает:

– Это самая романтическая история из тех, что случались на нашем вокзале за все годы моей службы.

Автограф-сессия длится уже почти пять часов, но встреча с читателями наполняет меня энергией, и мне становится непонятно, как мог я все эти месяцы пребывать в депрессии. Если в своем духовном развитии я столкнулся с кажущимся непреодолимым препятствием, возможно, мне стоит просто запастись терпением. Я уже видел и пережил такое, что редко кому из окружающих доведется увидеть и пережить.

Перед отъездом в Лондон я зашел в маленькую часовню в Барбазан-Деба. Под ее сводами я просил Богородицу не оставлять меня своей любовью и помочь различать те знаки, которые приведут меня обратно к себе самому. Я знаю, что живу в моих близких, а они живут во мне. Мы вместе пишем Книгу Жизни, и каждая наша встреча предопределена судьбой, но мы держимся за руки в надежде, что можем хоть что-то изменить в этом мире. Каждый вносит свою лепту словом или образом, и все в совокупности обретает смысл, ибо счастье одного – радость для всех.