Пленник волчьей стаи - Юрий Пшонкин

Тишина заворожила-околдовала и реку, и лес, Немного погодя издали послышался тоскливый крик чайки. Будто кричала несчастная мать, у которой на глазах утонул ребенок.

— Скоро я уйду в «верхнюю тундру». Мне уже давно туда надо, — совсем неожиданно вновь раздался тихий голос старика. — Мне пора… и потому сегодня я расскажу вам про одну волчью стаю. Про одного пастуха, которого стая увела за собой. Сегодня Авье будет много говорить. Так надо…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава Первая

Это было далеко от Вывенки, на берегах другой реки, Апуки, что сбегает с гор по просторной долине к Беринговому морю и впадает в него в том самом месте, где высунулся в морской простор длинный Олюторский мыс. Когда-то в тех местах пасли оленей коряки-апукинцы, чавчувены. Но затем с севера, с Чукотки, сюда пришли со своими стадами воинственные, сильные племена чукчей-чаучу. Они начали оттеснять апукинцев, захватывать их пастбища, уводить их оленей. Апукиицы вынуждены были отступить. Одни перекочевали на юг, на земли коряков-олюторцев, другие бросили оленное дело и переселились к родственным племенам на побережье в устье рек Пахача, Казача и самой Апуки, где стали кормиться морским промыслом и рыбой. Те же, кто не захотел сниматься с насиженных, обжитых мест, постепенно породнились с чукчами, а затем и с эвенами, пришедшими сюда позднее чаучу. Апукинцы и чукчи многие обычаи переняли друг у друга. Впрочем, у оленных людей Чукотки и Камчатки всегда было много общего в обычаях, в жизни, ибо общим у них был кормилец — олень.

Быстро бежала Апука к холодному хмурому морю. Быстро летели годы. Где-то далеко-далеко, за белыми горами, за синими лесами, гремели войны, сменялись правители, железо завоевывало землю, воду и воздух, а здесь, на самом краю России, в каменных дебрях Корякского нагорья, жизнь словно замерла. Казалось, ничто не может потревожить полусонную, вялую жизнь здешних редких стойбищ. Оленные люди, дети природы, жили согласно ее ритмам и движению. А природа никогда не нарушает своих привычек. Бродили по распадкам, по долинам рек оленьи стада — и оленные люди, как и тысячу лет назад, шли за ними, караулили, охраняли, довольствуясь в еде и одежде только самым необходимым. Они не роптали на природу, когда наваливались такие морозы, что птицы замерзали на лету, а в черном небе слышался шорох звезд. Они принимали как должное, когда в середине зимы вдруг наступала оттепель, после которой от копытки гибли многие олени. Не роптали на мать-природу оленные люди и когда в стойбище приходила какая-нибудь страшная болезнь, от которой вымирали целые семьи, Их охранителями были шаманы и шаманки, и разные духи — хозяева троп, рек, озер, лесов и пастбищ. Им, духам, они приносили дары, совсем небогатые: собаку, оленя, лоскут материи, заряженный патрон, осколок зеркальца, щепотку бисера, кусок шкуры, зуб медведя, рассомахи, волка, а то и вовсе просто обыкновенный камешек…

Ветхая яранга старика Петота стояла на отшибе стойбища Каиль. Старик был глухонемым от рождения и не имел ни старухи, ни детей, ни внуков. Однажды, когда Петот был еще молодым, он привел в свою ярангу жену, но жил с ней совсем мало: ее вскоре задрала медведица, у которой Петот накануне убил детеныша. Жена пошла копать в тундру съедобные корни, там ее и подкараулила свирепая медведица… Вторую жену Петот так и не привел в свою ярангу.

Когда был в силе, он сам себя кормил. И другим помогал: старикам, вдовам и просто тому, кто нуждался. А нуждались тогда многие: в куске мяса, в муке, в патронах, в материи… Почти все крепкие мужчины пасли оленей далеко от стойбища, и главными добытчиками еды были старики да дети. Охотник Петот всегда приезжал на побережье, в фактории американов и русских, с богатой добычей. Он был удачлив на охоте. Его глаза, как бы восполняя отсутствие слуха, видели далеко-далеко, подмечая то, что многим неприметно было.

Но от старости еще ни один охотник не убежал, не спрятался. Не миновала старость и Петота. Подкралась она, словно пакостница-расомаха, — тихо, неприметно — и, как расомаха, крепкой хваткой обняла-зажала глухонемого Петота. Сначала у него стали плохо сгибаться ноги, потом в глазах поселился туман.

Северяне, дети природы, никогда не были пригадливыми, припасливыми. Они испокон веку жили одним днем. Разве что юколы и квашеной рыбы впрок заготавливали. Да еще кореньев съедобных. А насчет денег и не думали. Впрочем, о деньгах в те годы в этой глуши мало кто и слышал. Принесешь купцу меха — получишь табак, чай, патроны, муку, капканы, материю на рубаху, на комлейку. Не принесешь — ничего не получишь.

Летом Петот либо бродил по стойбищу, подсаживаясь к чужим кострам, либо подолгу сидел у входа своей ветхой яранги, посасывая трубку.

Люди помнили его прежнее добро и теперь платили тем же: кто приглашал к котлу, кто приносил кусок оленины или медвежатины. Частенько у своего жилища он находил то гуся, то связку уток.

Летом ему жилось неплохо, сытно — одной рыбой можно было прокормиться. Но зимой тяжело теперь приходилось. Зимой голод ночевал почти в каждой яранге.

Петот совсем бы пропал, если бы не верная Дарка — его единственное богатство, Дарка была полуволчицей. Глухонемому многие завидовали в стойбище, потому что Дарка была собакой-охотницей. Она часто уходила на промысел и редко возвращалась без добычи: то зайца в зубах принесет, то утку или куропатку. Охотиться она научились сама: волчья кровь свое дело сделала. Другой такой собаки не было ни у кого. Глухонемой очень гордился своей Даркой.

Но однажды, на исходе зимы, он загоревал. Случилось это в те дни, когда в округе объявилась волчья стая. По ночам волки подходили совсем близко к стойбищу и при луне пели свои жуткие песни, от которых собаки всполошенно лаяли, а самые трусливые лезли в яранги.

Петот узнал о волках от Дарки. В первую же ночь, как только стая приблизилась к стойбищу? Дарка вскочила, подошла к выходу и замерла, вслушиваясь в зимнюю песню волков.

Петот приподнялся и при свете угасающего костра увидел настороженную Дарку, которая в этот миг подняла морду И откликнулась стае протяжным воем. Петота охватило волнение, сердце его почуяло беду.

Наступила следующая ночь. Петот долго сидел у очага, сторожко наблюдая за собакой. Дарка металась из яранги на улицу и обратно. Предчувствуя недоброе, старик ласково поманил к себе кормилицу. Дарка неохотно подошла.

Петот не слышал, как совсем неподалеку от его яранги раздался протяжный вой. Зато призыв вожака стаи услышала Дарка. Она замерла и вдруг ринулась на вой.