Поезд Судного дня - Евгений Кудимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некая часть сущности нашего героя, еще не одурманенная водочными парами, вяло попыталась воспротивиться таким рассуждениям.
«В каком еще деле? И кто он такой, этот ваш директор? Как его фамилия?»
«А Вы еще не догадались? – в свою очередь удивился лысый – Странно,,, Впрочем, я думаю, хозяин и сам Вам вскоре представится. Он сейчас вместе со своей свитой в ресторанчике „Лунный шабаш“ отмечает праздник большого полнолуния…»
«Не помню я здесь никакого ресторанчика! Тем более, с таким экзотическим названием…«» – мелькнуло в голове у Андрея.
«А его только что открыли – заулыбался Потемкин-Ваалберит, словно прочитав его мысли – и именно по случаю сегодняшнего праздника. Пожалуйте за мной, душа моя. Это совсем рядом, максимум сто-двести шагов. Мы в аккурат к ужину и успеем…»
И с этими словами он схватил за руку почти ничего уже не соображающего Андрея и потащил за собой сквозь кустарник вглубь леса.
«Какой ужин? – успел подумать наш герой – Время-то обеденное…»
Впрочем, взглянув на небо, он с изумлением обнаружил, что солнце давно опустилось за верхушки деревьев, и слева от него в небе замаячила бледная луна.
«Неужели я так долго просидел на берегу в одиночестве? Невероятно… И куда меня тащит этот лысый черт? А главное, за каким лешим я-то с ним иду?»
И собравшись с духом Андрей, решил было крепко выругаться и вырвать свою руку из цепких лап Потемкина, но в этот момент они оказались на небольшой лесной поляне, окруженной со всех сторон вековыми соснами. Посреди поляны, под навесом стоял длинный стол, накрытый красной парчовой скатертью с кистями, и уставленный различными блюдами и бутылками. За столом сидели, как представилось нашему герою, артисты в различных сценических костюмах эпохи Великой Октябрьской революции – солдаты, матросы, белогвардейские офицеры, чиновники Временного правительства, светские дамы, крестьянки…
Сухо потрескивали свечи в массивных бронзовых подсвечниках, отлитых в виде невиданных диковинных животных. Смех, шутки, оживленные разговоры, улыбающиеся лица. Бок об бок за одним столом, собрались непримиримые исторические враги – Керенский и Дзержинский, Деникин и Урицкий, последняя русская царица Александра и Надежда Крупская, Распутин и Юсупов,..
Особенно запомнились нашему герою пылающие огнем демонические глаза царского любимца Распутина.
«Хорошо живет, однако, творческая интеллигенция – подумал Климов – Сцену отсняли, и за стол, пьянствовать. Еще одну отсняли, и опять за стол. Это тебе не молотком в цехе размахивать…»
Под ногой Андрея неосторожно хрустнула ветка, и все участники вечеринки немедленно повернули головы в сторону пришедших.
«Хозяин, – почтительно обратился Потемкин к сидящему в центре стола мужчине в черном бархатном костюме, с черным беретом, украшенным красным пером – я привел к Вам молодого человека. Того самого, который недавно потерял свою любимую женщину и которому Вы приготовили известную роль…»
«Спасибо, любезный Ваалберит – тяжелым, низким голосом ответил тот, кого Потемкин назвал хозяином – Стул уважаемому гостю и чашу вина».
«Все-таки Ваалберит. А мне он еще говорил что, Потемкин… Что же у него две фамилии, получается, – в очередной раз удивился наш герой – Хотя, впрочем, может быть, это театральный псевдоним или прозвище…»
Словно по мановению волшебной палочки откуда-то из-под земли появился массивный деревянный стул с высокой спинкой, а в руках Андрея оказалась серебряная чаша, полная искрящегося багрово-красного вина.
«Рад приветствовать Вас, Андрей Васильевич, в нашей компании в этот замечательный майский вечер – продолжил между тем хозяин застолья, он же таинственный режиссер или Бог его знает кто такой на самом деле – Так вот значит Вы какой…, человек, которому судьбой уготовано сыграть одну из удивительнейших ролей в этой истории…».
«Каких ролей, в какой истории? О чем он говорит? Чудеса какие-то! – мысли путались в голове Андрея – Что я здесь делаю? Кто такой этот странный человек? Что-то мешает мне сосредоточиться, но такое ощущение будто бы я раньше встречал или знал его. Или, может быть, что-то слышал о нем? Но от кого, когда и где? Не припоминаю… Наверно, мне лучше встать и уйти…»
Но при всем при том, тело по непонятной причине отказывалось повиноваться ему, и он продолжал сидеть на стуле как привязанный.
«Кстати, об истории. Дело, видите ли, в том, что я, в самом деле, имею непосредственное отношение к истории – мужчина окинул нашего героя проницательным взглядом – Истории человечества, в частности. Между прочим, позвольте представиться. Доктор исторических и прочих наук профессор Архангельский. В известных ученых кругах меня называют просто магистром Елиуем…»
«Елиуем? – удивился Климов – Весьма необычное имя…»
«В действительности, ничего необычного в нем нет. И если Вы хотя бы чуть более подробно были знакомы с Библией, то легко увидели бы известные аналогии – легкая усмешка проскользнула на губах магистра – Но Вы, я понимаю, в вопросах религии, человек невежественный, не так ли?»
Андрей лишь молча кивнул головой в ответ.
«Я так и знал. Впрочем, разве дело в имени? – профессор невольно повторил мысль, уже высказанную Потемкиным-Ваалберитом – Я единственный в мире специалист в вопросах Каббалы, астрологии, хиромантии, белой и черной магии…»
«Вот так раз! – поперхнулся слюной наш герой, невольно вспомнив старую цыганку из поезда – Еще один ненормальный на мою голову…»
А вслух он с изрядной долей иронии произнес: «Значит, Вы, и судьбы людей предсказать можете? В частности, мою, например?»
«Поверьте мне, юноша, что это не такая уж сложная задача – совершенно серьезным тоном ответил Архангельский – Все дело в том, что люди на Земле понятия не имеют о том, что собой представляет время, а точнее, ход времени. И часы на ваших руках показывают лишь цикличность одного из событий, происходящих во времени. Что же касается моей ненормальности…»
Магистр фыркнул и разразился громким смехом, и его дружно поддержало все застолье. «А Вы забавный! Уверяю Вас, что безумие как способность мышления без потребности в человеческом разуме при одновременном пребывании в человеческом теле, это совсем неплохо. Даже, наоборот, это замечательно, ибо открывает Вам иные знания о самом себе…»
«Как же можно мыслить без разума? Странный, очень странный этот профессор. И у меня такое впечатление, будто он в моей голове роется – задумался Андрей – И глаза у него совершенно демонические… Кто же он такой и что он делает здесь, в Разливе?»
Вслух же он произнес: «А как же фильм? Я так понял, что Вы еще и режиссер…»
«В каком-то смысле, я, действительно, режиссер. Но только масштабы моей режиссерской деятельности далеко заходят за пределы Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Для большего понимания я вынужден открыть Вам небольшую тайну, молодой человек. Что касается фильма, то это моя свита просто развлекается…»
«Ваша свита?»
«Ну да, свита» – и Архангельский указал на стоящего за его спиной рыжеволосого карлика в клетчатом костюме, в ботинках на высоких каблуках, молодую, лет 20—22, блондинку с распущенными волосами, в черных очках, в белом длинном платье и белых туфлях и здоровущего черного пуделя.
«Ее зовут Хель – магистр, без сомнения, был настоящим джентльменом и решил представить первой девушку – Прошу любить и жаловать. Только сразу предупреждаю Вас, не просите ее снять очки, могут быть весьма серьезные последствия. А эти двое – мой преданный пес Бельфегор и мой верный, старый слуга Азраил…».
Застывшее, словно маска, лицо девушки казалось необычайно бледным, хотя надо отметить, что, несмотря на эту смертельную бледность, она была очень красива. Она лишь молча посмотрела в сторону нашего героя, но не произнесла ни единого слова. Пудель, словно догадываясь, что речь идет, в том числе и о нем, поднялся на задних лапах, широко раскрыл розовую пасть, и как почудилось Андрею, дружелюбно и приветственно потряс головой. А от взгляда карлика, напротив, что-то екнуло в душе у Андрея, вызвав паническое чувство страха. Это был холодный взгляд жестокого, беспощадного убийцы.
«Это они вместе с Ваалберитом – профессор махнул рукой в сторону ослепительно улыбающегося Потемкина – решили собрать для меня в этот вечер ряд исторических персонажей, связанных с событиями первых двадцати лет Петербурга начала двадцатого века для того, чтобы те откровенно поделились со мной некоторыми тайнами…»
«Позвольте, профессор, – заикаясь от изумления, произнес Андрей – Но ведь это же актеры, и все это бутафория…»
«Помилуйте, любезный – слегка поморщился Архангельский – Здесь нет никакой бутафории, и люди, сидящие за столом, вовсе не актеры, а реальные исторические персонажи…»
