Безликий - Мирон Варламов

вопросы Макс иногда мог ответить, иногда нет, но в те вечерние минуты, когда он прогуливался по вечерним улицам, он сказал себе: «В лицах заключена форма, которая определяет человеческую сущность, постоянно скрывающуюся от глаз: его душу, мысли, жизненный опыт его благодетель и грех. Если внимательно обратить к форме, то можно познать человека. И именно познание формы отражает то, что есть человек. Не что иное, как форма определяет основу нашего восприятия прекрасного».

Макс продолжал идти по сырому тротуару многолюдного парка. Он старался не смотреть в лица проходящих мимо него людей, чтобы не созерцать форму в спешке; ведь восприятие формы был для него особым процессом, к которому необходима подготовка. Макс торопливым шагом дошел до скамейки, располагавшейся в укромном месте, внутри высокого и пышного кустарника: там его никто не мог заметить и обнаружить, но он мог видеть всех. В течение следующего часа Макс был сконцентрирован и в наивысшей степени внимателен. Он наслаждался моментами счастья, которых с нетерпением ожидал с раннего утра. Иногда Макс отрывался от своего внимательного наблюдения и задумывался. Его мысли обладали склонностью к противоречивости: он не понимал, почему ему нравятся человеческие лица, но сами люди были ему чужды и неприятны. Он готов был смотреть на лицо красивой девушки часами, выделяя для себя ее самые прекрасные и стройные черты, но сама мысль о том, чтобы заговорить с ней пугала его и доставляла неприятное раздражение. Максу хватало восприятия формы, чтобы понять человека: все остальное казалось ему неважным и лишенным всякого смысла. Именно эту причину он находил единственным объяснением своего одиночества, и именно поэтому он не мог понять людей, от которых слышал, что одиночество – одно из самых ужасных несчастий в человеческой жизни. Макс смотрел в чернеющее небо, по которому плыли пушистые облака и думал: «От одиночества бегут все люди. В этом их человеческая данность. Они осознанно, но чаще всего неосознанно стараются наполнить свою жизнь другими людьми, забывая, что, только оставшись с собой наедине, они получают возможность услышать самих себя. Если для большинства людей одиночество проявление патологии, то для меня одиночество – это метод исцеления и способ оставаться тем, кем я являюсь в действительности».

Мысли Макса постепенно теряли ясность. Они переплетались, становясь все более запутанными и бессвязными, и тогда он вновь переключал фокус внимания на форму проходящих прохожих. Одно из множества лиц привлекло его внимание. Макс сразу узнал ее: для этого потребовалась одно мгновение, одно легкое прикосновение взглядом к ее мягким чертам лицам, один глубокий вдох и выдох, чтобы не поверить своему счастью. Он увидел Олесю, неторопливую, грациозную и изящную, вызывающую и свободную, с идеально сочетающимися чертами лица, которые для Макса означали эталон красоты: миндалевидный разрез глаз, которые она неизменно подчеркивала темными тенями, умеренная худоба, выражающихся в острых скулах и впалых щеках, на которых появлялись две ямочки, когда она улыбалась; высокий лоб, прямой, греческий нос и мягкие, выделенные алой помадой губы. Ее форма сразу напомнила ему о прошлом, которое волной обрушилось на его неподготовленное сознание: он вспомнил, когда впервые увидел Олесю и свое глубокое очарование ее красотой. Тогда он впервые почувствовал, что может полюбить человека. Он долго наблюдал за ней тем зимним и холодным днем и думал о любви, которая стремительно рождалась в его душе. Макс впервые пожелал получить от другого человека любовь, потому что он не мог познать ее, довольствуясь лишь формой. Того мучительного и прекрасного часа, в течение которого он впитывал в себя ее красоту, хватило, чтобы наполнить свою зияющую душевную пустоту блеклыми очертаниями любви. Но потом Олеся, именно так ее назвал для себя Макс, за одно мгновение испарилась. Он не успел оторвать от нее свой жадный взор, как в место нее он увидел другое лицо. Макс искал ее; искал и тем днем и последующим и еще на протяжении нескольких месяцев. Вся его жизнь превратилась в поиск утраченной формы и в поиск потерянной любви. Макс страдал; он помнил каждое очертание ее лица, но не мог воссоздать ее форму материально в виде скульптуры. Он чувствовал себя беспомощным по отношению к ее совершенной форме, и ему не хватало мужества покуситься на дерзость – создать ее копию. Макс в долгих раздумьях часами просиживал в своей мастерской, в тщетных попытках воспроизвести настоящее творение, но он так и не притронулся к инструментам. Порой ему казалось, что он видел галлюцинацию, несуществующий образ – плод своего больного воображения, но не хотел в это верить. И лишь спустя несколько лет Макс встретил Олесю. Была ли их встреча Фатумом или случайностью, но Макс вновь столкнулся с очарованием совершенной формы. Ее красота за это время обрела еще большую выразительность и изящность, но ничего кроме восхищения Макс не почувствовал. Он вновь увидел в Олесе совершенство, но того пронзительного удара любви, которое он испытал два года назад тем зимним днем, не было: она стала для него копией будущего образа, очередным экспонатом, который он запечатлеет в памяти и позже воссоздаст ее скульптуру.

К позднему вечеру, когда парк начал пустеть, Макс решил, что пора возвращаться домой. Он угрюмо шел по темным улицам и думал о недавней встрече с Олесей; думал о том, как будет скрупулезно создавать ее портрет сначала из глины, потом из бетона, а затем из мрамора; думал о том, как он сохранит каждую деталь ее лица в первозданном виде; думал о том, как плод сильнейшего вдохновения станет венцом его творчества, и как он воплотит в ней свою новую идею придания скульптуре цветовой гаммы. Макс был задумчив и угрюм, но все-таки счастлив: он думал о многом, но ни разу в его голове не прозвучал вопрос о той любви, которую он когда-то потерял и так долго пытался найти. Он столкнулся с ней спустя годы, но не смог почувствовать ничего кроме восхищения ее совершенной формой.

Становилось прохладно. Квартира Макса находилась на окраине города, куда маршрутные такси курсировали довольно редко. Он простоял на остановке около двадцати минут, чувствуя озноб и легкую дрожь по всему телу, прежде чем перед ним остановилась пустая маршрутка. Водитель раздраженно сказал Максу садиться на переднее место, когда тот попытался открыть дверь в салон.

– Больше не буду нигде останавливаться. Надоело. – Резко и сухо пробубнил средних лет мужчина, когда Макс сел рядом с ним.

По привычке Макс сразу всмотрелся в черты лица водителя. Оно было уставшим, изнуренным, осунувшимся и от этого казалось злым, но в то же