Дети Смерти - Владимир Шимский

Восторгу зрителей не было предела.

Уже разливалась по кружкам обязательная для чествования победителя харута, когда Галл сумел подняться на ноги. Губы его были крепко сжаты, а в глазах плясал нехороший огонек.

— Ты! — он ткнул пальцем в своего обидчика. Других слов Галл не находил. В правой руке он держал кружку. — Урод! — разъяренный унрит замахнулся, намереваясь запустить ею в Малыша. Но рука Галла была перехвачена почти столь же крепкой рукой.

— Так нельзя! — голос Ленивого Дэна звучал твердо и решительно. Дэн был прав: побежденный гигант отступил.

«Вышло по-честному», — сошлись во мнениях зрители, а Дэн, в знак всеобщего примирения, бросил Иглу свой последний дракон.

— Угощаю всех!

Так у Малыша Бигги появился друг.

«Он был бы даже очень симпатичным малым, — подумал Дэн. — Если бы…» На освещенной факелом площадке ночь уже не мешала унриту, и он прекрасно видел все — и тень озабоченности на физиономии Малыша, и его огромный, сплошь заросший бородавками, нарост. Бедняга! Дэн жалел маленького уродца. «Маленького! — усмехнулся про себя унрит. — А ведь он старше меня иров этак на десять». Хотя кто его знает. Только немногочисленные морщины на лбу, коротко подстриженные, слегка тронутые сединой волосы да, пожалуй, серьезные, глубоко посаженные глаза, в которых отражался сейчас Дэн, выдавали возраст Бигги. «Малыш! Как бы не так», — унрит и сам страдал от своего унизительного прозвища, но все-таки предпочел бы остаться Ленивым Дэном, чем таким вот, как Бигги — ребенком без возраста, человеком без лица, уродом без…

— Что с тобой? — Бигги почесал свое единственное ухо. — Ты злишься?

— Я? — Дэн пожал плечами. Он и не думал злиться. Во всяком случае, на Малыша. Но теперь он и в самом деле чувствовал легкую досаду: в который раз Бигги приходит помогать ему, и все из-за…

— Я вовсе не хочу, чтобы тебя разорвал на части какой-нибудь магрут, — угадал его мысли Малыш. — Не понимаю, зачем ты скрываешь, что почти не видишь в темноте?

— Оставь, — отмахнулся Дэн. — Я хочу быть как все.

— И потеряешь жизнь. Это глупо. Ты можешь выходить на стражу днем.

— Я и днем выхожу, — буркнул Дэн.

Уродливая физиономия Бигги изобразила улыбку.

— Зато у меня хороший слух, Биг. Как нюх хиссуна. Лучший в Унре. Ты знаешь, — Дэн вдруг почувствовал, что досада куда-то улетучилась, и он рад, что Малыш здесь, рядом. — Знаешь, — повторил он. — В горах я слышал магрута за две лонги.

— Ты хороший унрит, Дэн, — покачал головой Малыш, — хотя и немного странный. Если бы в Унре знали о твоей ночной слепоте, я уверен, Дэн, никто бы не посмел сказать о тебе, что ты ленив.

— Спасибо, Биг, — чуткое ухо Дэна уловило новый непонятный ему звук. — А теперь давай немного помолчим. Без них, — унрит похлопал ладонью по ушам, — я…

Нет, показалось. Просто шумно зевнул один из тагов.

— Положись на мои глаза, — сказал Бигги. — Все в порядке.

— Ты не слышишь?

— Ни-че-его, — скорчил смешную гримасу Бигги. — Вчера…

— Погоди, — отмахнулся Дэн.

Может быть, ему только показалось?

Какой-то едва уловимый, непривычный для слуха звук пробивался сквозь шум морского прибоя. За стенами Унры стояла непроницаемая тишина. Зато в самом городе… Унрит напряженно вглядывался в темноту, но что он мог увидеть? Разве что беспорядочно разбросанные огни хижин и все те же плывущие перед глазами серебристые круги. Зрение только мешало ему.

ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА И СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ.

— Присмотри за стеной, — попросил он Малыша.

— Будет исполнено, сениор аргенет. — В голосе Бигги чувствовалась легкая насмешка.

— Замолчи! — Дэн уже и сам начал забывать, кто он. Зря он проговорился. Хотя бы и Малышу. В Унре не следовало жить прошлым.

— Извини, — Бигги понимал с полуслова. Малыш обладал даром читать мысли, и Дэн готов был поклясться, что это не единственный его дар. — Только дай мне, — Бигги указал на оружие стража. Дэн с неохотой протянул ему меч.

Малыш шагнул на противоположный край смотровой площадки и затих.

Унрит с наслаждением закрыл воспаленные непроглядной мглой глаза. Он прислушался, и тотчас море звуков обступило его. Как ни тихо стоял на страже Малыш, тяжелое дыхание Бигги мешало Дэну. Усилием воли унрит осторожно изъял Малыша из звуковой гаммы. Потом потушил шум ветра и моря. Звук, на который охотился Дэн, слышался все явственней, но его заглушала песенка, которую распевали в таверне старого Игла подвыпившие унриты:

«Ах, прекрасная Мирилла!»

«Значит, бедняга Бигги пришел оттуда, — с досадой подумал Дэн. — Опять рассказывал свою историю. Опять над ним смеялись. И смеются… Но почему, почему он не может молчать?» В таверне громко расхохотались. «Ну да, так оно и есть». Смех растворился в напряженном сознании Дэна так же, как шумное дыханье Малыша. Теперь звук казался совсем близким. Еще потявкивали кое-где хиссуны, шмыгали там и сям здоровенные хриссы, но ошибиться было невозможно — Дэн слышал голос, и этот голос, низкий и в то же время невероятно сладостный для слуха, принадлежал женщине! «Около лонги, — определил расстояние Дэн, — скорее всего в Доме Стражи». Болела голова. Унрит почувствовал, что ночная «прогулка» утомила его. Уже не хватало сил, лоб покрылся холодным потом, онемели сжатые в кулаки пальцы. И все-таки он упрямо «двигался» вперед.

Похоже, женщина разговаривала сама с собой. Слов было не разобрать, но Дэн, знавший чуть ли не все голоса Унры наизусть, не сомневался, что этот голос он встречает впервые. Более того: женщина никогда доселе в Унре не жила. «Скорее всего приплыла вчера на торговом кумароне с кем-либо из перекупщиков», — подумал Дэн. Он вслушивался из последних сил, и ему начало казаться, что он разбирает незнакомые слова, слышит, как женщина скидывает сотканное из невероятно тонкой ткани платье. Он уже не понимал, то ли он спит, то ли слышит все это наяву. Вдруг женщина отчаянно взвизгнула, и острая боль (слишком громко) пронзила мозг Дэна. «Хрисса», — догадался унрит. Потом все стихло. Женщина легла спать. «Должно быть, красивая», — решил Дэн. Он еще наслаждался воспоминаниями. Он еще прислушивался. Еще надеялся услышать хоть одно слово. Но ровное дыхание женщины говорило, что она крепко спит.

Болела голова. «Если бы в Унре знали, как я могу слышать, — с горечью подумал Дэн и тут же усмехнулся собственной мысли, — они боялись бы меня больше, чем магрутов». Впрочем, нос в чужие дела Дэн не совал. Не стоили эти дела той жуткой боли, которая раскалывала сейчас его череп.