Операция «Моджахед» - Лев Пучков

Поздоровались они и сразу начали общаться. Слышимость была вполне сносной — микрофон хороший, а съемки получались не очень. Мы сидели метрах в пятидесяти от точки встречи, в объектив все время влезали ветки кустов, заслоняя лица разговаривающих. Ближе разместиться не удалось — пришлось бы оборудовать лежки и притворяться трупами. Это довольно неудобно и в данном случае совсем необязательно. Мы ведь не собирались долбить их с дистанции кинжального огня, нам бы только информашку снять...

— Все нормально? — спросил Алихан.

— Да, все хорошо, — кивнул старший, грузный мужик лет сорока. — У тебя как?

— Все нормально, — сказал Алихан. — Можно работать.

— Давай, доставай, — распорядился старший.

— Да это потом, — отмахнулся Алихан. — Привезем, выйдем — пусть тогда и одевает...

Говорили они по-чеченски, и при этом Алихан все время поглядывал в сторону второй машины.

— Там кто-то есть, — одними губами сообщил Вася, наблюдавший за ними в оптический прицел «ВАЛа». — Зараза... На тачке стекла тонированные, не видно ни хрена...

— Так не пойдет, — возразил старший. — Я сам должен все наладить. И надо привыкнуть. Привыкнет и не будет думать, что там надето. А если там оденет, времени мало будет, вдруг нервничать начнет... Да ты не бойся, все безопасно. Все отработано...

— Я ничего не боюсь! Надо сейчас — пусть так и будет...

Алихан гордо вскинул голову, расправил плечи... и исчез из поля зрения — полез в свою машину. Спустя несколько секунд он вернулся под объектив и поставил на капот машины небольшую хозяйственную сумку.

— Вот. Давай, одевайте.

Старший склонился к передней открытой двери своей машины и что-то начал бурчать почти шепотом — микрофон не очень хорошо передал эту часть разговора, я ничего не понял. Затем он распрямился и пожал плечами:

— Хочет помолиться. Есть что-нибудь типа коврика?

— Ну надо же... — в голосе Алихана явно звучала досада. — Может, еще и кувшин дать?

— Кувшин у нас есть, — старший на скепсис собеседника не отреагировал, говорил вполне серьезно. — А коврик грязный, ногами наступали. Есть что-нибудь?

— Ну... Надо — дадим, — Алихан опять полез в машину, достал какую-то тряпку и расстелил ее в нескольких шагах от машин. — Вот, пусть молится...

Из второй машины вышла женщина. Была она одета примерно так же, как и большинство наших богомолок, толпы которых стекаются в церковь Успения, поклониться иконе Иверской Божией Матери.

Женщина взяла кувшин, оттащила коврик еще дальше и присела. Мужчины деликатно отвернулись в сторону...

Меня как будто кипятком обдало. Сумка на капоте, женщина, наряженная православной паломницей, последняя молитва... Ну не дебил ли? Это что, атрофия оперативного мышления? Следовало догадаться еще в тот момент, когда Алихан что-то там брякнул насчет «привезем, выйдем — пусть и одевает...»!

— Шахидка, — прошептал я. — К церкви. Отпускать нельзя. Даже на трассу выпускать нельзя — потом уже поздно будет.

— Угу, — нахмурился Петрушин, доставая рацию. — «Первый» — «Третьему».

— На приеме «Первый».

— Нештатная ситуация. Смертница с поясом. Пояс пока на капоте, пока безопасен. Молится.

Рации молчали. Иванов лихорадочно соображал. Полковник жуть как не любит рожать продуктивные идеи в режиме жесткого цейтнота. Как показывает практика, такие идеи, пусть даже и очень привлекательные на первый взгляд, впоследствии оказываются чреваты кучей мелких отклонений и явных дефектов.

— Думаю, это нулевой вариант, — поторопил полковника Петрушин. — Сейчас закончит омовение, будет молиться. У нас несколько минут, чтобы принять решение.

— Ладно, пусть будет так, — согласился полковник. — Но мне нужен источник. Кровь из носу! Попробуйте сберечь хоть одного. Желательно старшего.

— Ничего не обещаю, — Петрушин не стал обнадеживать шефа. — Далеко, ветки мешают. И много их. Но мы попробуем.

— Я верю в вас, — в шепоте полковника звучала надежда. — Вы — лучшие. Ничего не надо?

— Медиков, может, подтянуть... — а вот в голосе Петрушина звучало сомнение. Какие, в задницу, медики, если кто-то успеет привести в действие пояс? — Чекистов предупредите на всякий случай. И пара «санитарок» пусть сюда едут. Все, до связи...

Женщина за машинами молилась. Всю ее видно не было, только руки простертые перед собой, да склоненную голову в платке. Глубокий поклон, руки обхватили колени... голова пропала. Вот она распростерлась ниц — молитва недолгая, скоро закончится... А сумка пока что мирно лежит на капоте...

— Как толстого видишь? — прошептал Петрушин.

— Нормально, — Вася чуть сместился влево и поудобнее приложился к прицелу.

— Левое плечо. Я — правое. Серый, брось камеру. Правое плечо Алихана. Я подключусь. Потом — перенос на водилу Алихана. На снос. Вася — сразу перенос на водилу толстого. На снос. Я бабой займусь. Понятно?

— Понятно, — мы с Васей синхронно кивнули.

— Толстый — нужен, — подчеркнул Петрушин. — А то полковник нас на куски порвет. Алихан и баба — так, если получится...

Женщина показалась в секторе — выпрямилась и села на левое колено.

— Понеслась, — буркнул Петрушин.

Наши «ВАЛы» вразнобой плюнули свинцом. Коренастый мужик сильно дернул плечами и попятился назад. Мой «объект» — Алихан, тоже дернул плечиком, его отбросило на машину. А Васин «объект», водила коренастого, сразу не умер: рухнул в траву, и, привалившись к борту машины, судорожным движением достал что-то из кармана...

— Твою мать... — всхлипнул сумевший что-то рассмотреть Вася. — Вспышка с фронта!

Мы мгновенно ткнулись носами в землю и водрузили руки на голову. Въелось в кровь — так учили.

Бу-бух-ххх!!!

Рвануло так, словно авиабомба сдетонировала. Мне больно тюкнуло в левое предплечье, в рукаве стало горячо. Спустя секунду на голову посыпались срезанные осколками ветки.

— Что там? Что?! — захрипели рации страдающим от неизвестности Ивановым. — Да подайте голос кто-нибудь!

— По-по-по... — пробормотал Петрушин, вскакивая и бросаясь к месту встречи.

— Был взрыв, мы все живы, — на бегу сообщил я в рацию. — Подтягивайтесь сюда...

Сосредоточившись на коренастом, мы упустили его водилу. Вася не попал в голову, и на последнем издыхании этот мерзавец привел в действие пояс, видимо, пульт был у него. Впрочем, сейчас это уже было неважно, кто неправильно стрельнул и на ком неверно сосредоточился...

Все четверо были мертвы — от троих вообще мало что осталось. Бензобаки, видимо, рванули одновременно — сейчас остовы машин горели жирным пламенем.

Женщина не умерла, но даже дилетанту было ясно — это ненадолго. А мы не дилетанты. Мы знаем, что с такими ранами люди живут пару десятков минут — при условии, если сразу и обильно вкатить обезболивающее.

Я достал из нарукавного кармана сразу два шприц-тюбика с промедолом и склонился над окровавленным телом, бьющимся в конвульсиях. Женщина пристально смотрела на меня, шевеля губами, зрачки ее глаз были сильно расширены[1]. Петрушин, направивший было ствол в голову женщины, дико вытаращился и пожал плечами. В глазах своею боевого брата я прочел безразмерное удивление.

— Источник, — пояснил я, вкалывая промедол в плечо женщины.

— Ты сдурел. Серый?

— Больше никого не осталось, — я вколол второй шприц-тюбик. — Минут двадцать будет жить.

— Ну ты садюга, Серый, — Петрушин покачал головой и убрал ствол. — Я посмотрю, что она тебе скажет...

Я не садюга. Я офицер-аналитик ГРУ. У меня работа такая. Все «источники» мертвы, остался один и ненадолго. Вернее — одна. Умирающая женщина в пограничном состоянии. Все сдерживающие факторы на нуле, осознание неотвратимости смерти может повлечь нередко встречающийся парадокс «последнего покаяния». Особенно, если удалить из поля зрения все враждебные объекты и поместить рядом какое-то подобие родственной души. У нас такое подобие имеется...

Минут через пять подтянулись наши. Я наскоро объяснил ситуацию. Костя тут же стал составлять вопросник. Лиза сбросила камуфляжную куртку, оставшись в футболке, накинула на плечи то самое покрывало, на котором молилась шахидка, и на миг стала штатской дамой. Была наша штатская дама бледна как смерть, старалась не смотреть на развороченные трупы и вообще трепетала ноздрями. Я предложил ей нюхнуть нашатырю, но она дернула плечиком — справлюсь, мол, и не такое видывала. А то, что покрывало в пятнах крови, даже не заметила...

Еще через пару минут вопросник был готов. Костя — мастер, в пиковой ситуации мозги у него соображают на порядок быстрее. Лиза включила диктофон, взяла вопросник и присела рядом с умирающей. Мы отошли подальше и тоже присели, чтобы нас не было видно.

— Виноваты, — покаянно склонил голову Петрушин. — Хотели как лучше. А получилось...