Красный Барон - Андрей Посняков

— Скорее, флейт… — вспомнив судомодельный кружок, промолвил себе под нос Громов. — Мачты составные — вон стеньги… Флейт. Или пинас — корма-то плоская. Хотя вообще-то пинасы в Северной Европе строили, а здесь — галионы… или галеоны — как кому нравится. Паруса и такелаж стандартные — семнадцатый век… ну или начало восемнадцатого.

— Красивый кораблик, — потрогав себя за ухо, снова повторила Влада. — Смотри, приближается! Ой, а чего он красный-то?

Действительно — красный, Громов только сейчас обратил на это внимание — все больше мачты да паруса рассматривал, интересно было классифицировать.

— Помнишь официанта? — вдруг улыбнулся Андрей. — Что он там говорил про красное судно? «Барон Рохо» — проклятый корабль, вестник несчастий.

— Ой, да ну тебя! — Влада замахала руками. — Пошли купаться скорей.

Молодой человек обнял подругу за плечи и ласково чмокнул в щеку:

— Ну милая, давай еще немножко посмотрим. Да я его сейчас сниму!

Подхватив камеру, Громов сделал несколько снимков, силясь рассмотреть трепещущий на корме флаг — красно-желтый испанский? Нет — какой-то вообще непонятный вымпел. А корабль — красавец!

— Такелаж — да, для семнадцатого века стандартный…

— Такелаж! — фыркнула девушка. — Слово какое смешное. Может, объяснишь?

Андрей повел плечом:

— Почему нет? Такелаж, девочка, это, по-простому говоря, все веревки на судне. Бывает бегучий — который можно тянуть — и стоячий…

— Ха-ха — стоячий! — Влада хлопнула в ладоши. — Как эротично!

Громов взъерошил подружке — этой девчонке все же нельзя было отказать в определенном чувстве юмора, особенно того, что ниже пояса. Телевизора, видать, в детстве обсмотрелась.

— А это мачты — да?

— Да, мачты, — улыбнулся молодой человек. — Та, что впереди — фок, дальше — грот, последняя, третья — бизань. На бушприте парус — блинд. Часть парусов зарифлена…

— Что-что?

— Ну подвязаны к реям.

— К чему подвязаны?

— К реям. Гм… ну как тебе объяснить. Короче, палки такие; вообще все палки на судне рангоутом именуются.

— Что именуется? Ну вот, опять ты эротические слова говоришь! — озорно хлопнув Громова по плечу, Влада побежала в море, оглянулась. — Ну что ты стоишь-то?

Да, галеон… или просто — торговое судно — пушечных портов что-то невидно, или — потому что далековато еще? Впрочем, такой вот торговец очень легко превратить в фрегат — поставить пару-тройку фальконетов да десятка полтора двенадцатифунтовых пушек, добавить в команду людей… А водоизмещение? На глаз — тонн триста-четыреста, да уж — не шхуна.

— Э-эй! А водичка-то теплая!

Кто бы сомневался.

Они долго купались, затем лежали на песке, пили пиво — а красный корабль все не уходил, похоже, даже замедлил ход… нет, точно замедлил — по вантам полезли к парусам маленькие черные фигурки матросов.

— К кафе идет, — задумчиво протянул Андрей. — Там же пирс рядом. Хватит ли только глубины? Ну раз идут — наверное, хватит.

Влада нежно привалилась к его плечу и спросила:

— А тут что, кино про пиратов снимают?

— Может, и кино, — молодой человек шмыгнул носом. — А может — учебный. Или, скорее — какой-нибудь клуб. Такой кораблик построить немаленьких денег стоит.

— Ого! — услыхав про деньги, заинтересовалась девушка. — Так это клуб миллионеров, да?

— Похоже, так.

— Интересно, а экскурсии они на свой корабль устраивают?

— Вот в кафе и спросим. Судно-то, похоже, туда идет. Ты еще не проголодалась?

— Проголодалась! — со смехом отозвалась Влада. — Прямо как волк голодная! Нельзя ж нам с тобой все время друг другом питаться.

— Тогда в кафе?

— Угу. Поедим да поедем. Все равно погода — вон — портится.

И в самом деле, на горизонте появились плотные зеленовато-синие облака, быстро приближавшиеся к берегу. Правда, особых волн на море не было, так, обычная зыбь.

Влада вдруг обняла Андрея за шею, поиграла серебристой цепочкою с небольшим овальным медальоном:

— Серебряная?

— Нет, нержавейка. Но очень хорошего качества.

— А что за икона?

— Да ты ж рассматривала уже. Тихвинская Божья Матерь — защитница земли русской.

— А-а-а… Слышь, милый, — девушка быстро натянула рубаху и шорты. — А я на рецепшене экскурсию подходящую видела. Как раз куда ты хотел — на гору Монтсеррат! Автобус завтра от остановки — от той, что рядом с нами — ровно в девять часов отправляется, всего сорок девять евро… на двоих, значит, почти сотня будет, да там чего-нибудь прикупить…

— Ой, Влада, дались тебе эти автобусы, — зевнув, отмахнулся Андрей. — На поездах-то куда как интереснее! Представь только — сначала до Барселоны, потом — до станции Монистроль де Монтсеррат, а оттуда — по горам, прикинь — специальный поезд до монастыря ходит — кремальера называется. А обратно — по подвесной дороге! Здорово!

— Ничего хорошего, — Влада обиженно поджала губки. — В поездах этих вечно народу… да и вдруг — заблудимся?

Вот тут Громов расхохотался:

— Да где там блудить-то? Не пропадем, чудо! Вспомни, как в Фигарас через Масанес добирались. Не заплутали же!

— Да уж помню, — девушка, похоже, еще больше обиделась. — Особенно этот полустанок дурацкий. Пусто кругом, народу нет — спросить не у кого. А туалет? Я вообще молчу!

— Это потому, что мы новый вокзал не сразу нашли. На обратном же пути все в порядке было.

— Все равно! — Влада упрямо набычилась. — Лучше на автобусе, как все нормальные люди!

— Нормальные люди любовью на пляжах не занимаются.

— А тебе не понравилось. Да?!

Завелась, завелась девчонка, надулась, замолчала, да так, молча и прошагала до самого кафе, да и там не особо-то разговорилась.

— Душа моя, ты что будешь-то?

— Сколько раз тебе говорить — не называй меня так!

— Хорошо, — покладисто согласился Андрей. — Больше не буду. Так что тебе? Паэлью или буттифара — колбаски?

— Паэлью. А колбасу эту жирную сам ешь!

— И съем! Со всем нашим удовольствием. Пивка только еще возьму. А тебе, как всегда — белого сладенького винца, да?

Влада не отвечала, глядя затуманившимися глазами куда-то вдаль… на красный парусник, неторопливо подходивший к пирсу. Впрочем, до самого причала он все-таки не дошел — встал на якорь на рейде. Видать, и впрямь не очень-то глубины хватало.

— А хочешь, мы с тобой завтра на Коста Браво поедем? Ты ж хотела. В Ллорет де Мар или Блянеш… Бланес — пишется.

— Да что ты мне все объясняешь! — вконец разозлилась девушка. — За полную дуру держишь, да? Думаешь, я тупая деревенская корова!

— Да что ты такое го…

— Нет, думаешь! Я же вижу. Постоянно меня подкалываешь, показываешь, какой ты умный и какая я глупая…

Густые ресницы Влады гневно дрожали, синие глаза метали молнии, как видно, обиделась девушка не на шутку, так, что и есть не стала, бросила вилку на стол, вскочила на ноги:

— Я пошла! И за мной не едь.

— Да постой! — Громов поспешно схватил подружку за руку. — Ну не обижайся! Ничего я такого не думал. Сядь! Вот, сядь и успокойся, ладно?

Ох, он все же был сноб — пусть даже немного — и сам хорошо чувствовал это, да никак не мог удержаться. Что уж тут говорить, нравилось Громову ощущать себя этак как бы над всеми, словно бы парит в небе над прочими приземленными личностями, удовлетворенно ощущая свой интеллектуальный потенциал… Так что права, права девочка. И что он ее так достал-то?

— Ну не сердись. Садись. Сейчас поедим, выпьем. Сегодня вечером, кстати, в отеле — фламенко — я объявление в лифте видел.

— Оно уже третий день висит, — презрительно хмыкнула Влада.

Громов искренне обрадовался — ну хоть что-то сказала, начало есть, к замирению дорога проложена.

— Так тебе — вино?

— Вино. Что спрашиваешь-то?

Подбежавший официант — не тот усатый латыш, что рассказывал о красном проклятом судне — другой, молодой чернявый парень — поспешно приняв заказ, принес вино и пиво.

— Грасьяс, — вежливо поблагодарил Громов. — А ваш напарник… он где?

Парень развел руками — похоже, кроме каталонского и испанского никакими другими языками не владел. Андрей же прилично говорил по-английски, по-французски, при большой надобности, тоже мог изъясниться, что же касаемо испанского… тем более — каталонского… Кроме — «привет», «спасибо», «пожалуйста» больше и ничего практически.

— У вас не занято?

Громов оглянулся, увидев позади знакомую пару. Украинцы. Парень и девушка. Парень — этакий плотненький короткостриженый «бычок» в полосатых шортах и толстовке, девушка — тоненькая, черноглазая, чем-то похожая на местных испанок… точней — каталонок.

— Да-да, свободно, садитесь.

Было уже далеко за полдень, и кафе наполнилось народом — отдыхающими, туристами… Многие, как и Андрей с Владой, зашли, возвращаясь с пляжа. Всюду звучала русская речь, иногда разбавляемая немецкой, официанты носились, как мухи. А того, латыша, что-то видно не было. Наверное, смена закончилась.