Отражения - Мария Николаевна Покусаева

– Конечно, нет, – ответила Джейна, выдержав этот взгляд. И даже не соврала. – История действительно… очень банальна. Вы правы.

– Если вы не хотите об этом говорить, не буду настаивать, – леди Алексиана вернулась за стол. – И на этом, пожалуй, завершим нашу сегодняшнюю встречу. Я должна посоветоваться со своей подругой, с матерью ребенка, – пояснила она и рассмеялась, заметив удивление на лице Джейны: – Много, много секретов, милая леди Бронкль, но, увы.

Перед Джейной легли пустой лист бумаги и перо.

– Напишите мне адрес, по которому можно будет с вами связаться, если вы понадобитесь, – сказала леди Алексиана. – И можете идти.

Когда Джейна вышла на улицу, начался снег – тяжелый, пушистый, он падал с посеревших небес крупными хлопьями. Новые туфли оказались слишком легкими и идти в них было холодно и неприятно. Воздух был промозглым и сырым, почти как в Маревельде, куда Джейна должна была отправиться через пару дней вместе с матушкой, которой так хотелось навестить одну из своих кузин, что она согласилась заплатить за портал, хотя боялась их до приступа паники. До Солнцестояния оставалось еще несколько дней, их предстояло провести во встречах с родственниками и старыми знакомыми, которых не очень-то хотелось видеть. Оставаться в школе не хотелось еще больше.

Прежде чем пойти искать выход из этого места – того угла Альбы, где жили люди вроде леди Алексианы со всеми их особняками, садами и выводками лакеев, – Джейна сделала небольшой крюк и посмотрела на парадное крыльцо дома, из которого вышла.

Крыльцо было красивым. Две каменные леди, украшенные гирляндами каменных цветов, держали козырек, закрывающий подход к двери – а дверь украшал витраж, изображающий цветущий весенний сад.

Наверное, ночью, когда вокруг темно, а внутри, в коридоре, зажигают фонарь, эта дверь выглядит еще более красиво, подумала Джейна, поправляя капюшон, чтобы снег не летел прямо в лицо.

И, может быть, однажды ей удастся на это посмотреть.

ГЛАВА 1: Сквозняки и призраки

Если быть предельно честной перед самой собой, жить в доме дель Эйве мне почти нравилось. Это «почти» относилось к мелким бытовым неудобствам. При сильном ветре в комнатах, даже в моей, удивительно уютной, становилось холоднее, мне приходилось набрасывать на плечи шаль и жаться поближе к камину. Ванная находилась чуть дальше по коридору, и по вечерам я, воровато оглядываясь и кутаясь в подаренный мне халат, пробиралась к себе, боясь, что вдруг попадусь на глаза кому-то из старших и этот кто-то посмеется над тем, как я выгляжу с полотенцем на голове. Есть приходилось строго по расписанию, хотя таскать с кухни яблоки и куски пирога не возбранялось, главное, не делать этого ночью, когда все уже легли спать (а если делать, то так, чтобы никто ничего не заметил).

Еще были запертые двери, прячущие от меня чужие тайны.

И прислуга, которая заправляла постель, если я не успевала этого сделать. В Замке я не чувствовала себя так неловко, возможно, потому, что прислуга в Замке предпочитала не показываться людям на глаза – я так и не увидела ни одного боггарта.

Я могла делать что угодно, когда не сидела за общим столом в гостиной или не занималась с леди Присциллой изучением разных интересных вещей, но я предпочитала прятаться с книгой где-нибудь, где меня бы не могли найти. Это помогало избежать ненужных, очень гнетущих меня вопросов леди Тересии, или столкновения с лордом Парсивалем, перед которым я продолжала робеть каждый раз, когда он обращался ко мне по имени.

Самым страшным было ощущение одиночества – слишком уж мало людей приходилось на все эти комнаты, коридоры и галереи. Иногда я просыпалась ночью и, глядя в темноту за окном, думала, не стоило бы мне, рискуя быть понятой неправильно, пробраться в комнату этажом выше, где спал Ренар. Ради хорошей беседы и теплых рук. Силы духа в итоге не хватало, потому что за пределами одеяла было холодно, а на одеяле, у меня в ногах, обычно обнаруживался свернувшийся в клубок Ахо. Он поднимал голову и его глаза мягко мерцали в темноте.

– Спи сладко, человеческое дитя, – говорил фэйри и совершенно по-кошачьи начинал мять лапами покрывало.

Видимо, это были какие-то чары, от которых я засыпала, а утром чувствовала себя свежей и отдохнувшей.

Но ни разу не счастливой.

В этом мире приспущенных штор и приглушенного света, в мире тишины и темноты, в доме, похожем на дом тоскующей вдовы – или, если быть точнее, вдовца, что я понимала и о чем не спрашивала из страха, что мой вопрос может задеть больное, – мне, незваной и нежданной гостье из совсем другого мира, нашлось место. Временное и зыбкое, но все-таки нашлось.

После того, как ритуал связал меня и семью дель Эйве незримыми и непонятными мне узами, я прожила в их доме почти две недели. За это время я успела вызубрить придворный этикет так, что встреча с Его Высочеством Феликсом д'Альвело, маркизом Абелья, прошла для меня хорошо – я отделалась поднявшимся к вечеру после нее жаром и пару дней чихала, подхватив на сквозняке простуду. У меня появилось пять новых платьев, каждое из которых делало меня похожей на кого-то другого и, по мнению Тересии, было достойно принцессы. Их успели сшить так быстро, что это не поддавалось логике и выходило за пределы моих знаний о шитье вообще. Впрочем, у госпожи Фонс-Флорал, вполне мог жить фэйри-портной на чердаке, я бы этому не удивилась.

Так или иначе, я провела много часов на примерках. Я повторяла правила и регламенты и задавала Айвеллин и Эсси неудобные вопросы, пока меня кололи булавками и пытались упаковать в шелк и бархат – в то, что грозило превратиться в новые платья. Еще я прочитала пару книг по ритуалистике, пытаясь уложить в голове то, что я пережила, но из книг я ничерта не поняла.

Все это время я видела Кондора только за семейными ужинами, после которых он уходил общаться с отцом или спать, и еще в те моменты, когда он брал меня за руку и утаскивал в большое зеркало в одной из комнат. Или вел куда-то через портал, который был заложен в тайной каморке за кабинетом его отца. Я оказывалась в салоне госпожи Фонс-Флорал, в Академии, при дворе – где угодно, где уже ждали люди, которым