Однажды в Америке - Хэрри Грей

Я отрицательно покачал головой.

— Сколько раз я тебе говорил, что невежливо мотать головой или пожимать плечами. Отвечай словами, а не телодвижениями. У тебя это становится дурной привычкой.

Я снова пожал плечами. Директор в отчаянии всплеснул руками.

— Ну ладно… Есть еще один вопрос, который я хотел бы прояснить… — Он на мгновение замешкался. — На протяжении всего семестра мне было интересно… Только имей в виду, я вовсе не собираюсь совать нос в твои личные дела, мне просто интересно узнать, чтобы я мог в дальнейшем ориентироваться… Почему это ты и твои приятели не пользуются бесплатными горячими завтраками, которые предоставляет школа? Вместо этого, как я заметил, вы, ребята, каждый день во время еды играете во дворе в баскетбол. Ты такой худой, и думаю, что где-то в полдень ты смог бы справиться с порцией горячего супа. — Он говорил доброжелательно и нерешительно. — Скажи, это из-за того, что этот суп вовсе не то, что вы называете кошером?[2]

Я покачал головой:

— Нет, кошер для меня ничего не значит.

— Тогда почему? Мне действительно интересно узнать. — Я не ответил и пожал плечами.

— Город берет на себя пусть небольшие, но расходы и заботы, чтобы предоставлять эти бесплатные завтраки, — продолжил директор. — И очень многие из вас, детей, могли бы воспользоваться щедростью города, но не делают этого.

— Щедростью, — презрительно фыркнул я.

— Да, щедростью, — повторил он. — Что плохого в этих завтраках?

— Суп, — насмешливо сказал я.

— Суп?

— Да, благотворительный суп, — проворчал я.

— Хм-м-м…Да, к сожалению, на самом деле именно суп с хлебом — это основное блюдо, поставляемое, чтобы разнообразить домашнюю диету недокормленных детей в наших перенаселенных районах.

— «Суповая» школа, — с презрением произнес я. Директор грустно улыбнулся:

— Да-да, я это уже слышал. «Суповые» школы. Ладно, давай на минуту забудем о супе, хорошо?

Я кивнул.

— Хорошо, хорошо. На чем мы остановились? — спросил он с улыбкой. — Ах да, твой отец, к несчастью, безработный?

Я опять кивнул. Он печально покачал головой и сочувственно поцокал языком. Я опять начал чувствовать себя неуютно. Он глубоко вздохнул:

— Значит, поэтому ты и подал заявление, чтобы тебе выдали документы для устройства на работу? И поэтому ты не собираешься кончать школу? Ты хочешь зарабатывать деньги, чтобы помогать семье?

— Да.

— Это довольно похвально, но все-таки, не мог бы ты продолжить обучение?

Я пожал плечами.

— Так да или нет?

Я пожал плечами еще раз.

— Послушай, я хочу тебе помочь. Я смогу тебе помочь, если ты изменишь свое поведение. Не держись за своих дурных приятелей, продолжай ходить в школу Только при помощи учения…

Я перебил его:

— Я не могу окончить школу. Мне надо работать. У моего отца нет работы.

— Как долго твой отец без работы?

— Как долго? Около трех месяцев.

— Хм-м-м… — О'Брайен потер подбородок. — Ладно, у меня есть одна идея, и я реализую ее в твоем случае. Ты очень одаренный и в общем-то не испорченный, ты еще можешь стать добропорядочным и преуспевающим гражданином. Я сделаю так, чтобы агентство по социальной защите занялось твоим делом и помогло твоей семье. Так что ты сможешь продолжить учебу. Только держись подальше от своих друзей. — Он самоуверенно улыбнулся, считая, что решил проблему. Его голос повеселел: — Ну? Ведь совсем неплохо? Они помогут тебе помочь самому себе. Ты продолжишь обучение и при хорошем поведении сможешь преуспеть. Ты ведь хочешь добиться успеха в этой жизни, верно? Чтобы получить свою долю от богатств мира, ты должен специализироваться. Мне кажется, что у тебя замечательные способности к математике. Почему бы не продолжить и не попытаться стать счетоводом, а может быть, и бухгалтером? Не следует брести по жизни без определенной цели. Специализированные знания — это острый нож, который поможет тебе пробиться сквозь жизненные затруднения к своей цели. К успеху. Ты понял, что я хочу сказать?

Да, я понял, что он хотел сказать, но сыграл в дурачка.

— Да, я достану себе большой нож.

Директор впервые вышел из себя.

— Черт подери твою тупость! — взорвался он. — Я думал, ты понимаешь, о чем я говорю.

Я пожал плечами. Все это стало действовать мне на нервы.

— Ну? — обеспокоенно спросил он.

— Что? — я сделал вид, что не понимаю.

Он пристально посмотрел на меня. Я опустил глаза. Тогда до него дошло, что я понял, о чем он говорил. Да, я понял, о чем он говорил. Он хотел, чтобы я не бросал школу, откололся от Макса и остался без миллиона долларов, которые мы собирались сделать на налетах и всем остальном. Я буду получать помощь от агентства по социальной защите? Ха! Все станут смотреть на нас сверху вниз. Благотворительность. Фу! Какой толк в образовании? Я знаю достаточно для того, чем собираюсь заняться. Умею писать. Знаю арифметику. Могу читать. Я умный. Я умею использовать свою башку. Да, именно поэтому меня и прозвали Башкой. Потому что я умный. Да, и я достану себе настоящий острый нож. Он будет моим ножом специализированных знаний.

О'Брайен остановился напротив меня с суровым выражением лица.

— Я сделаю так, чтобы агентство помогло твоей семье, а ты не бросай школу, — сказал он. Его тон был категоричным. Я поднялся со стула. Я чувствовал себя героем, вроде крутого Натана.

— Я не желаю вашей благотворительности и не нуждаюсь в ней. Я ухожу из школы.

Он был славным парнем. Мне даже стало его жаль. Он выглядел таким расстроенным из-за всех нас, малолеток.

— Хорошо-хорошо, мы кончили, сынок. — Он похлопал меня по спине. Я подошел к двери и обернулся.

— Так мне отдадут документы для устройства на работу?

Он не ответил, а лишь посмотрел на меня и безнадежно вздохнул. Я не отставал:

— Мне они нужны, мистер О'Брайен.

Он печально кивнул:

— Ты их получишь.

Друзья ждали меня возле выхода.

— Чего хотел старый болтун? — спросил Макс.

— Ничего особенного. Он в основном разговаривал сам с собой. Он хотел, чтобы я остался в школе.

Косой вытащил губную гармошку. Мы пошли вниз по улице, напевая «Прощай, моя крошка с Кони-Айленд».

У Макса был замечательный баритон. Простаку достался посредственный бас. Доминик пел высоким фальцетом: у него ломался голос. А я пел голосом, который считал тенором. В любом случае мы очень гордились нашим уличным квартетом. Мы дружно маршировали под музыку вдоль по улице. Вдруг мы резко затормозили и вытаращили глаза: перед нами стоял величайший в мире человек. В наших глазах он был более великим, чем Джордж Вашингтон в глазах большинства школьников. И он смотрел прямо на нас.

— Привет, ребята.

Мы замерли в благоговении. Макс всегда был самым решительным.

— Привет, Монах, — ответил он. Это был Монах, самый крутой человек во всем Ист-Сайде, а значит, когда это касалось нас, то и во всем мире.

— Ребята, я хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу, — сказал Монах.

— Все что угодно, Монах, — ответил Макс.

— Отлично, тогда пошли. — Монах жестом указал дорогу.

Мы последовали бы за ним даже в ад, если бы он попросил нас об этом. Он завел нас в салун на Ладлоу-стрит. Внутри коротали время за пивом десять здоровенных громил с приплюснутыми носами и помятыми лицами.

Монах со смехом обратился к ним:

— Ну, как вам моя новая банда?

Громилы глядели на нас и улыбались.

— Отлично, Монах. Очень крутая банда. Как насчет пива, детки? — спросил один из них. До этого мы ни разу не пробовали пива. Вкус оказался ужасным. Но мы осушили свои кружки. У нас немного кружилось в головах, и мы почувствовали себя важными персонами. Монах Истман объяснил, для чего мы ему понадобились.

Каждому из нас дали по две бейсбольные биты и сказали, чтобы мы ждали Монаха и его ребят в парке на Джексон-стрит. Шайка ирландских хулиганов взяла в привычку устраивать налеты на парк и досаждать старым евреям, которые там собирались. На сей раз ирландцев должен был ждать сюрприз. По такому случаю Монах собрал самых крутых ребят со всей округи. Это была шайка всех звезд, такая же сборная, как бейсбольная команда всех звезд, которую собирают из лучших игроков обеих лиг.

Кроме Монаха здесь были Кидала Кид, Буксир, Кочан Аби, Большой Луи, Псих Изя — все парни с громкими именами. Если Монах и его команда пойдут с битами по улице к парку, то это наверняка станет известно полиции и ирландской шайке. Нас пригласили именно по этой причине. Монах и его ребята входили в парк по одному, делая вид, что не знают друг друга. Они подсаживались на скамейки к своим престарелым единоверцам, доставали из карманов еврейские газеты и в буквальном смысле слова уходили в них с головой, чтобы их никто не узнал. Мы с битами наготове расположились неподалеку. Ждать пришлось недолго. Мы увидели ирландцев, входящих в парк со стороны реки. Около пятнадцати человек крутой портовой шпаны. Кроткие набожные евреи сразу же устремились вон из парка. Кочан Аби находился ближе всех к приближающейся толпе. Кроме всего прочего он славился размерами своей огромной головы, которая отнюдь не была такой же мягкой, как кочан капусты. Скорее она была твердой, как валун. Самый здоровый ирландец подошел к Аби и проворчал: