Фаина Раневская. Великая и непредсказуемая - Владимир Гуга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я как старая пальма на вокзале – никому не нужна, а выбросить жалко»
В свете политической обстановки в России первой половины XX века неприкосновенность Раневской, советского человека, имеющего ближайших родственников за границей, удивляет. Но ее, к счастью, не только не тронули, но еще и сделали театральным орденоносцем. С чем это связано? Напрашиваются сами собой три объяснения. Во-первых, Фаина Георгиевна всю жизнь прожила классической бессребреницей – в случае ареста забирать нечего; во-вторых, она никогда не изменяла своей манере говорить людям прямо, открыто и очень жестко (а порой и жестоко) то, что она о них думает, а такая последовательная бескомпромиссность может заставить дрогнуть руку даже опытного палача; в-третьих, Раневская никогда не участвовала в партийных и светских играх, не елозила по ковру, устилающему карьерную лестницу, оставалась в стороне от любой политической деятельности, пускай даже отражающей «единственно верную генеральную линию». Кроме того, к счастью, она не связывала себя узами любви или дружбы с представителями власти и партии (как правило, высокопоставленное лицо совмещало обе эти ипостаси). А между тем в 1920-е годы за Фаиной Фельдман ухаживал не кто иной, как сам «хозяин Крыма» товарищ Бела Кун. Этого большевистского палача в свой черед расстреляли в 1938 году. Вместе с ним расстреляли бы и Фанни Фельдман, согласись та стать его подругой или женой. Впрочем, как говорится, история не знает сослагательного наклонения и все эти «бы» сейчас уже не имеют никакого значения. А значение имеет удивительный культурный феномен XX века, называемый «Фаина Раневская».
«Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…»
Но вернемся не к кровной, а к фактической семье Фаины Георгиевны. После ряда неудачных попыток поступления в московские театральные школы Раневская оказалась в патовой ситуации: ни денег, ни родственников, ни покровителей, ни крыши над головой. О возвращении в отчий дом не было и речи (шел 1915 год, семья Фельдманов находилась еще в России). Поддержку начинающей актрисе из провинции в незнакомой и равнодушной Москве, которая, как известно, слезам не верит, оказала знаменитая в те годы балерина Екатерина Васильевна Гельцер. «Фанни, – заявила ей актриса в порыве откровенности, – вы меня психологически интересуете»[4]. И эта фраза дает возможность представить образ Екатерины Гельцер лучше любого портрета. В лице Гельцер у Фаины появился первый настоящий друг, который не только ввел ее в театральный круг Москвы, но и, похоже, заразил «бытовым артистизмом», выражавшимся, среди прочего, в склонности к искрометным фразам и афоризмам.
Екатерина Гельцер помогла устроиться Фаине Раневской на выходные роли в летний (дачный) театр в подмосковной Малаховке, представив ее творческому коллективу следующим образом: «Знакомьтесь, это моя закадычная подруга Фанни из перефелии»[5]. После беззаботного сезона в театре подмосковной Малаховки начались месяцы совершенно безнадежных скитаний Фанни по провинциальным сценам. Ничего хорошего ближайшее и далекое будущее молодой необразованной актрисе из Таганрога не предвещало. Но судьба свела ее с человеком, одновременно подарившим ей и семью, и образование.
«Лесбиянство, гомосексуализм, садизм, мазохизм – это не извращения. Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду»
В начале века Павла Леонтьевна Вульф (1878–1961), подобно многим артистам того времени, вела передвижной образ жизни. Ее называли «провинциальная Комиссаржевская». Одинокая дама с дочерью странствовали по театрам необъятной России, находящимся и в средней полосе, и в Причерноморских городках, и в далекой Сибири. В 1917 году она приехала в Ростов-на-Дону для работы по очередному контракту. В этом городе и состоялась ее историческая встреча с Фаиной Фельдман. Правда, будущая великая актриса познакомилась с Павлой Вульф, вернее с ее творчеством, гораздо раньше, еще в Таганроге. Познакомилась, сидя в зрительном зале местного театра. Фаина искренне преклонялась перед талантом этой «кочевой звезды» и, как только появилась такая возможность, напросилась на встречу с ней.
Разглядев талант в молодой артистке, ее пылкую целеустремленность, Павла Леонтьевна решила помочь Фаине, уступив ей собственную роль в популярной тогда пьесе «Роман» полузабытого ныне английского драматурга Эдварда Шелдона. У Фаины Раневской не было специального образования. Ее единственным и главным учителем стала Павла Леонтьевна. Решение принять начинающую актрису в свои ученицы, конечно, являлось высшей мерой человеческого расположения. Так у Фаины началась новая жизнь, появилась новая семья и некоторая почва под ногами. Через несколько лет Фаина Георгиевна признается: «Павла Леонтьевна спасла меня от улицы». Фактически родственные отношения Фаины Раневской и семьи Павлы Вульф продолжались многие десятилетия. Эти отношения представляли очень странный, но исключительный по своей прочности симбиоз. Непонятно, что в этом симбиозе главенствовало: крепкая дружба, духовное родство, сердечная любовь… А может быть, любовь плотская?
Алексей Щеглов, «эрзац-внук» и биограф Фаины Раневской, вспоминал, что актрису очень беспокоила возможность распространения лживых слухов о ее сексуальной ориентации. Она также настойчиво просила молодого человека не верить мифам о «пикантных» отношениях между ней и его бабушкой. Отлично понимая психологию человека толпы, Фаина Раневская обоснованно считала, что обывателя в первую очередь волнует не история творческих взлетов и падений артиста, а его постельная биография.
«Всю жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй»
В эпоху Серебряного века нетрадиционные отношения, связывающие людей мира искусства, не были редкостью. Много говорено и написано о любовных связях знаменитых поэтесс Марины Цветаевой и Софии Парнок, называемой русской Сафо. Фаина Раневская была хорошо знакома и с Цветаевой, и с Парнок, но это абсолютно ничего не значит. Вернее, это значит, что Фаина Георгиевна была вхожа в высший творческий свет того времени, и не более. Так же как ничего не значит факт незамужней и бездетной жизни Фаины Георгиевны и ее прекрасные добрые отношения с Екатериной Гельцер. Обсуждать, а тем более смаковать эти детали могут лишь люди, для которых Раневская представляет некий тройной штамп: Муля – афоризмы – Фрекен Бок. А на самом деле Фаина Георгиевна была не просто великой актрисой, не просто одиноким страдающим человеком, а культурным явлением, масштаб которого пока еще трудно представить.
Собственно, никакой особой роли мотивы привязанности Фаины Раневской и Павлы Леонтьевны Вульф друг к другу не играют. Какая разница, что их заставило жить столько лет вместе? Самое главное заключается в том, чем обернулся для обеих творческих женщин их союз. А обернулся он беспримерным взаимоуважением, художественным взаимообогащением и взаимопониманием.
Они вместе – Фаина Раневская, Павла Вульф, Наталья Александровна Иванова (домработница и ангел-хранитель семьи Вульф), Ирина Сергеевна Вульф и ее сын Алексей Щеглов – прожили большую жизнь, наполненную страданиями и радостями.
Если использовать несколько затертое, но не теряющее мощи выражение, можно сказать, что семья Вульф и Раневская вместе прошли огонь и воду, а отчасти и медные трубы. Их послереволюционная жизнь в Ростове и в Крыму проходила под аккомпанемент артиллерийской канонады и свист пуль. В такой «творческой обстановке» заниматься искусством могут лишь фанатики, в самом хорошем смысле этого слова. Раневская и Вульф таковыми и являлись.
«Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства»
Отношения в новообразовавшейся семье были непростыми. В заботах, прежде всего в заботах профессиональных и творческих, Павла Леонтьевна отдавала предпочтение Раневской, а не своей родной дочери Ирине, также обладающей актерским талантом. Раневская была старше своей «соперницы» на 11 лет. В общем, возрастная разница, не принципиальная для того, чтобы не стать второй (а может быть, и первой) любимой дочерью Павлы Вульф. И это, похоже, произошло.
Не получив должной поддержки своей матери, талантливая, волевая, сильная Ирина, словно пытаясь доказать всему миру, и прежде всего родной матери, свои преимущества перед новоиспеченной «сестрой», самостоятельно отчислилась из Казанского университета, где успешно обучалась, поехала в Москву и поступила в студию при МХАТе. А Фаина Георгиевна, несмотря на всю свою безграничную любовь к школе Станиславского, во МХАТ так и не попала.
Во времена «покорения» Москвы Ирина Вульф стала объектом внимания молодого уникума Вольфа Мессинга. Чтобы приблизиться к красавице-актрисе и стать ее мужем, экстрасенс решился использовать незамысловатый шантаж: он заявил Ирине Сергеевне, что ради достижения цели готов пустить в дело свои способности, но желает, чтобы девушка отдала ему руку и сердце добровольно. Ирина испугалась, но уговорам-угрозам не поддалась. Мессинг благородно отступился. Зато через некоторое время Ирина стала женой актера и режиссера Юрия Завадского, человека, с которым Фаину Раневскую связывают очень непростые отношения, художественного руководителя, с которым она проработала не один десяток лет, называя при этом перпетуум-кобеле, вытянутым в длину лилипутом, блядью в кепочке.
