Тафгай 6 - Владислав Викторович Порошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё пятнадцать минут мы с радиоведущим в эфире «переливали из пустого в порожнее», когда он сдался, наконец, сообразив, что на мне где сядешь, там и слезешь, и попрощался с радиослушателями. На выходе же из радиостудии Виктор Адольфович обиженно бросил:
— Я понял, что вы очень скользкий и хитрый тип, вы только маскируетесь под свободного человека, а внутри вы всё такой же «упёртый совок»!
— Не прав ты, Адольфыч. — Усмехнулся я. — Мне как хоккеисту выше среднего уровня по ремеслу полагается просчитывать ходы на несколько шагов вперёд. Вот, к примеру, я могу предсказать, что будет с «Голосом Америки», когда рухнет «железный занавес». Вас закроют. Подумай об этом на досуге.
— Враньё, — пробурчал Виктор Французов.
* * *
На следующий день в четверг 5 октября я уже резал коньками лёд со своими новыми товарищами по команде на тренировке под руководством легендарного Билли Рэя, который выиграл два кубка Стэнли как хоккеист «Монреаль Канадиенс». А вот на тренерском поприще я бы назвал нашего наставника самым большим неудачником. К 1972 году он за 9 сезонов проиграл с «Чёрными ястребами» 6 раз в полуфинале и 2 раза в финале Кубка Стэнли. Поэтому, поговаривали, что генеральный менеджер Томи Айвен уже поставил Рэю ультимативные условия, либо в этом сезоне он берёт кубок Стэнли, либо проваливает на все четыре стороны. Ведь именно под кубок прикупили меня на два сезона, за 170 тысяч долларов в год, а так же перспективного Ивана Болдырева из «Калифорнии Голден Силз», правда, на более скромные деньги.
Кстати, со своим тёзкой мы пока сняли двухэтажный домик в районе Уэст-Таун на Норт-авеню недалеко от улицы Дивизион стрит, больше известной, как польский Бродвей. В районе кроме огромной польской диаспоры проживали украинцы и русские, если кого пошлёшь на три буквы, то поймут без переводчика. В общем, устроились хорошо — на втором этаже одна спальня моя, другая спальня товарища по тройке нападения. А весь первый этаж, где на одной большой территории гостиная сливалась с кухней, расположился чёрный кот Фокс. Во-первых, холодильник рядом, а во-вторых, на сковородке всегда что-то шкварчит и из бутылки с молоком всегда что-то вкусное разливают, и потом на второй этаж после сытного обеда подниматься просто лень.
— Иван! — Подозвал меня после товарищеской двухсторонки главный тренер Билли Рэй, гладковыбритый седовласый 55-летний мужчина с небольшим животиком и толстым мясистым носом, большой любитель носить на голове бейсболки или шляпы. — Ребята на тебя обижаются. Они же просто пошутить хотели, зачем ты их побил?
— Извини Билич, — буркнул я, вспомнив как на третий день моего пребывания в команде, войдя в раздевалку, где был выключен свет, на меня накинулись пятеро великовозрастных остолопов. — Я же не знал, что одни здоровые мужики любят другим здоровым мужикам ради смеха брить яйца. У нас в Союзе за такое можно в реанимацию загреметь и впасть в кому.
— Ладно, — хмуро усмехнулся тренер, поправив на голове бейсболку с эмблемой клуба. — Откуда так хорошо знаешь английский?
— В школе была учительница английского редкой красоты женщина. Дальше рассказывать? — Соврал я, не говорить же тренеру, что когда-то давно в будущем мне уже довелось поиграть в США в низшей лиге за «Уилинг Тандербёрдс».
— Хэх! Ладно, что ты там мне говорил про ловушку в средней зоне? — Как бы невзначай спросил Билли Рэй. — Пойдём в тренерскую, нарисуешь, а эти пусть без тебя побегают. — Махнул он в сторону легенды клуба Стэна Микиты и Ивана Болдырева. — Ральф, встанешь в центр вместо Большого Тафа. — Скомандовал он ветерану, который был очень недоволен появлением проклятого коммуниста в команде.
* * *
Вообще, кроме хоккеиста ветерана были и ещё недовольные тем, что приехал игрок из Советского союза, который будет отбирать их рабочие места и получать их зарплату. И в первый же день, как мы с Болдыревым сняли дом, на телефон позвонил неизвестный, и щедро сдабривая свой монолог американскими матерными словами, предложил мне убираться восвояси. Повторилось это и на следующий день и через день, и после того, как я написал заявление в полицию, меня тоже по телефону обматерили. Лишь после того, когда я сказал безымянному бандиту, что вы позвонили в приёмную президента Соединённых штатов Ричарда Никсона, три дня телефон молчал.
Единственный кто был искренне рад моему появлению в команде — это игрок словацкого происхождения Стэн Микита или Станислав Гоут, которого в восьмилетнем возрасте усыновили и перевезли в Канаду родственники. Кстати, Микита был заявлен на Суперсерию 1972, и сыграл в третье матче в Виннипеге, но больше против сборной СССР на лёд не выходил, не вписался в тренерскую концепцию Гарри Синдена. Когда Стас увидел мою наглую ряху в раздевалке своей команды, минуты две обнимал меня и не мог поверить своим глазам.
— Большой Таф, парни! — Восторженно заголосил Микита. — Это же тот самый Большой Таф, который навалял даже канадскому пухляшу, Филу Эспозито. Извини Тони, — буркнул он родному младшему брату знаменитого канадского форварда.
— Да, ладно. — Отмахнулся наш голкипер Тони Эспозито. — Я с Филом после Суперсерии не разговариваю. Нашли крайнего! Как будто я должен был не только шайбы отбивать, но и забрасывать. Привет, Таф. — Протянул мне руку и голкипер сборной звёзд НХЛ.
В тот день кроме Микиты и младшего брата Фила Эспозито, в раздевалке появились и ещё три звезды «Чёрных ястребов», которые приехали с Суперсерии, отыграв последний матч со сборной Чехословакии 29 сентября. Это нападающий Деннис Халл и пара защитников Билли Уайт — Пэт Стэплтон. Двое последних мои кулаки запомнили очень хорошо и надолго, и восторга Стэна Микиты не разделяли.
* * *
В тренерской комнате Билли Рэя царил настоящий флотский порядок. Все папки были разложены по полчкам, в книгах по хоккейной теории виднелись закладки, несколько больших тетрадей были бережно обёрнуты в плотную прозрачную обложку. Но на столе, вместо миниатюрного хоккейного поля с фишками, лежала миниатюрная школьная доска и мел. Рэй больше любил рисовать комбинации, как это делалось в Американском футболе, а не двигать фишки.
— Чего задумался, рисуй, — буркнул тренер.
— Мне бы мел сменить на фишки, живо б прояснилось в голове. — Ответил я, немного переиначив песню Высоцкого, и начал рисовать
