Внук доктора Борменталя - Александр Житинский

— Для конспирации, — понизив голос, пояснил Швондер. — Красный командир, говорю.

— У-у, какой красный командир, — протянула Алена, дотрагиваясь до несимпатичной оскаленной морды собаки.

— Сберег от вредителей. Прекрасной души человек… А все дед ваш! — с угрозой произнес Швондер.

Он распахнул створки шкафа. Полки были уставлены папками. Швондер извлек одну. На обложке было написано «Борменталь И. А. Начато 10 февраля 1925 года. Окончено 2 мая 1937 года».

— Ввиду истечения срока давности… — сказал старик, обеими руками передавая папку Борменталю.

— Маринка, смотри! Колоссальная удача!.. Да иди же сюда быстрей! — Борменталь торжествующе бросил папку на стол.

Жена оторвалась от газеты, недоверчиво посмотрела на Митю, затем нехотя подошла к столу.

Борменталь, волнуясь, развязал тесемки папки и раскрыл ее. С первого листа смотрела на них фотография Ивана Арнольдовича Борменталя с усиками, в сюртуке и жилетке покроя начала века, с галстуком в виде банта.

— Смотри! Это мой дед! — провозгласил Борменталь. — Я же его не видел никогда. Даже не представлял — какой он. А он здесь работал, оперировал…

Дмитрий выложил на стол кучу документов из папки, стал перебирать. Марина смотрела без особого интереса.

— А вот профессор Преображенский, — Борменталь поднял со стола фотографию. — Тот, что на памятнике… Между прочим, гениальный хирург!

— Митя, где ты это взял? — спросила жена.

— Это мне Швондер дал. Чудный старик. Немного в маразме, но все помнит…

— Дарья Степановна говорит — он тут дров наломал, — сказала Марина.

— Знаю, — кивнул Борменталь. — Время было такое. Одни оперировали, другие… сажали…

— Не понимаю! — Марина дернула плечом и отошла от стола.

Борменталь извлек из бумаг тонкую тетрадку.

— Господи! Дневник деда… — Борменталь уселся за стол, в волнении раскрыл тетрадь и начал читать вслух: — «История болезни. Лабораторная собака приблизительно двух лет от роду. Самец. Порода — дворняжка. Кличка — Шарик…»

— Очень интересно! — иронически пожала плечами Марина, снова погружаясь в газету.

Борменталь заскользил глазами по строчкам.

— Чудеса в решете! Слушай!.. «23 декабря. В 8.30 часов вечера произведена первая в Европе операция по проф. Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками…»

— Чем? — поморщилась Марина. — Митя, пощади!

Борменталь обиженно засопел, но чтение вслух прекратил. Однако про себя читал с возрастающим интересом, постепенно приходя во все большее и большее изумление.

Наконец он вскочил со стула и обеими руками взъерошил себе волосы.

— Невероятно! Оказывается, это никакая не легенда! — он кинулся в кухню, схватил чашку, быстро налил себе половником компота из кастрюли, отхлебнул.

Марина с тревогой следила за ним.

— Была такая операция! Собака стала человеком! — провозгласил Борменталь. — Это потрясающе!

— Да что же в этом потрясающего, Митя? Собака стала человеком. Ты подумай. Кому это нужно? — возразила жена.

— Ты ничего не понимаешь в науке! — запальчиво воскликнул Борменталь. — Необыкновенная, потрясающая удача!

— Не понимаю, чему ты радуешься. Встретил мерзавца, который ухлопал твоего дедушку — и радуешься!

— Радуюсь победе разума! И тому, что деда нашел. Я же не знал о нем ничего… — Борменталь подошел к клавесину, откинул крышку. — Ничего не осталось, кроме вот этого! — он ткнул пальцем в клавишу. — Представь себе: были Борментали. Много Борменталей. Несколько веков! И вдруг одного изъяли. Будто его и не было. А?! Что это означает?

Борменталь сыграл одним пальцем «чижика».

— А… что это означает? — не поняла Марина.

— А это означает, что я бездарь без роду и племени! Даже сыграть на этой штуке не могу! — внезапно огорчился он и в сердцах захлопнул крышку. — Все надо начинать сначала. Накапливать это… самосознание.

Раздался стук, в комнату просунулась голова Кати.

— Дмитрий Генрихович! Пандурин пришел, палец сломал.

— Об кого? — деловито спросил Борменталь.

— Об Генку Ерофеева.

— Сейчас приду. Обезболь пока.

— Да чего его обезболивать? Он уже с утра обезболенный, — Катя скрылась.

Борменталь натянул халат, вдруг приостановился, мечтательно посмотрел в потолок.

— Эх, показать бы им всем…

— Кому? Алкашам? — не поняла Марина.

— Мещерякову и всем этим… нейрохирургам. Они еще услышат о Борментале!

И он молодцевато вышел из дома, хлопнув дверью.

— Мам, зачем мы из Воронежа уехали? — уныло спросила появившаяся из своей комнаты Алена.

Швондер сидел в пионерской комнате на фоне горнов, барабанов и знамен. Был он при орденах, гладко причесан и чисто выбрит. Перед ним сидели на стульях скучающие пионеры и бдительные учительницы.

— Историю знать надо, — привычно скрипел Швондер. — Нынче на ошибки валят. Ошибки были. Но все делалось правильно. Потому что люди были правильные… Взять, к примеру, товарища Полиграфа Шарикова. Я с ним познакомился в двадцать пятом году. Что в нем главное было?.. Беспощадное классовое чутье. Полиграф прожил короткую и яркую жизнь. Был героем Гражданской войны, о нем легенды складывались…

Швондер надолго замолчал, мысленно залетев в прошлое.

— Михаил Михайлович, вопрос разрешите? — предупредительно встряла пионервожатая.

— А? — Швондер приложил ладонь к уху.

— У товарища Шарикова были дети и внуки? Мы бы их в школу пригласили, устроили вечер памяти! — громко прокричала пионервожатая к явному неудовольствию пионеров.

Швондер задумался, потом вдруг встрепенулся.

— Этому не верьте! Враги распустили слух, что Полиграф был собакой. Я с ним в бане мылся, извините! Он человеком был!

Пионервожатая, догадавшись, что Швондер не понял вопроса, принялась строчить ему записку. Пока она писала, Швондер развивал свою мысль.

— Врагов много было. Всех не передушишь, хотя старались. Сделали много… Но контра имеет особенность прорастать… Что у вас?

Ему протянули записку. Он развернул ее, прочитал.

— Были дети у Полиграфа. Три сына и дочь… Хотя носили другие фамилии по законам военного коммунизма.

Внезапно за окном раздался громкий вой сирены «скорой помощи».

По коридору больницы двое санитаров в халатах быстрым шагом несли носилки с лежащим на них и накрытым простыней телом. За ними спешила медсестра Катя и ходячие больные. У всех были встревоженные любопытством лица.

Носилки внесли в операционную, двери закрылись.

Через минуту послышался топот сапог — это к операционной приближался местный участковый Заведеев. Он попытался проникнуть внутрь, но Катя его выперла.

— Нельзя, Виктор Сергеевич… Готовим к операции.

— Как он? — спросил участковый.

— Еще дышит. Доктор говорит, надежды нет… А кто это? Из сивцовских?

— Если б знать! — воскликнул участковый. — Подобрали на шоссе. Видать, машиной сбило. Документов при нем не обнаружено. По виду — городской. Чего его сюда занесло? Теперь хлопот с ним не оберешься — личность устанавливать…

Прошло еще несколько томительных мгновений, из операционной показался Борменталь, стягивая на ходу с рук резиновые перчатки.

— Поздно, — сказал он. — Катя, вызывайте патологоанатома… Впрочем, на завтра. А сегодня я прошу вас с Дарьей Степановной остаться. Есть срочная работа.

И Борменталь направился в ординаторскую с видом человека, решившегося на что-то важное.

«…Эксперимент, Дружище, — вещь необходимая. Мы ведь страна экспериментальная. Наверху экспериментируют, внизу экспериментируют. Попробуем и мы, правда? Ты только не дергайся, стой смирно, сейчас я тебя отвяжу. Ты будешь отвязанный пес, а я отвязанный доктор… Немного потерпишь ради науки, мы тебя под общим наркозом, ничего и не заметишь. Эх, если бы нас всех под общим наркозом! Проснулся — и вот оно, светлое будущее! Раны зализал и живешь себе дальше… Да не виляй ты хвостом! Не гулять идем. Идем на дело, которое нас прославит. Тебя и меня…

Не исключено, Дружок, что ты станешь человеком. Если ты станешь человеком, я тоже стану человеком. Тут Нобелевкой, Дружище, пахнет. Преображенскому не дали, время было такое. Спасибо, что своей смертью умер и памятник поставили. Но поручиться за твое человеческое будущее не могу по двум причинам: во-первых, неизвестно, чем дело кончится, в дневнике деда на этот счет никаких разъяснений; во-вторых, за будущее сейчас вообще никто поручиться не может. Введут в Дурынышах президентское правление, поставят бронетранспортер на шоссе, и будем мы с тобой соблюдать комендантский час без коменданта. Впрочем, комендантом будет участковый Заведеев. Хотя он для этого мало приспособлен.