Шумерские мифы - Юлия Чмеленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существовало и несколько общешумерских божеств. Один из древнейших списков богов из Фары (ок. XXVI в. до н. э.) выделяет шесть верховных богов раннешумерского пантеона. Кроме упомянутых выше Ана, Инанны, Нанны и Уту, в него входили Энлиль — владыка воздуха, царь богов и людей, покровитель города Ниппур — и Энки — бог мудрости, владыка подземных пресных вод и Мирового океана, покровитель города Эриду.
Гимн в честь храма богини-матери Нинту, Киш, 1800–1600 гг. до н. э.
The Walters Art Museum
Большой популярностью пользовался и культ богини-матери, которая почиталась под разными именами: Дамгальнуна, Нинхурсаг, Нинмах (Мах), Нинту, Мама, Мами. С образом богини-матери связаны и шумерские божества Бay и Гатумдуг, носящие эпитеты «мать», «мать всех городов».
Смена матриархата патриархатом также находит свое отражение в месопотамской мифологии. Не случайно в древнейшие времена первобытная водная стихия представлялась в образе богини Намму (Тиамат). Позднее, когда жрецы систематизировали религиозные представления и сложился пантеон, большинство божеств оказались в нем мужскими, а женским была отведена второстепенная роль.
Вотивная фигурка шумера из Эшнунны, 2900–2600 гг. до н. э.
Metropolitan Museum of Art
В боге-покровителе города представления о власти военного вождя общины соединяются с функциями верховного жреца. Важный материал о мифологии шумеров дают строительные надписи времен правителя Лагаша Гудеа (ок. XXII в. до н. э.). В их числе описания того, как был построен главный храм Энинну — «храм пятидесяти» — для Нингирсу, бога-покровителя города.
В текстах о богах земледелия и плодородия также прослеживается тесная связь мифа с культом. Гимны обожествленным царям III династии Ура и I династии Исина показывают, что между царем (одновременно и верховным жрецом) и верховной жрицей ежегодно совершался обряд священного брака, в котором царь представлял воплощение бога-пастуха Думузи, а жрица — богини Инанны. В данном ритуале находят свое отражение мифы, связанные с годичным циклом.
Содержание текстов об Инанне и Думузи можно разделить на несколько частей. Первый цикл включает в себя описание встреч и свадьбы героев, далее говорится о путешествии Инанны в подземный мир, «страну без возврата», ее освобождении из плена в обмен на Думузи, о возвращении героя на землю на ограниченное время. Все произведения цикла обыгрываются в ритуале священного брака и образно воплощают философскую формулу шумеров «жизнь — смерть — жизнь». Многочисленные варианты мифа отсылают к природе, последовательно меняющей свой облик, но неизменной в своем обновлении.
Идея календарного пробуждения жизни отражена также в сказании «Энки и мировой порядок»:
Когда отец Энки выходит на засеянную пашню,
Плодородное семя в ней произрастает…
Когда я приблизился к небу, богатства дарующий дождь
Пролился с небес,
Когда я приблизился к землям, случился высокий разлив,
Когда подошел я к зеленым лугам,
Встали стога, послушные моему слову…
Взгляните! Пришло половодье, земля ожила,
Пришло половодье Энлиля, земля ожила…[3]
Возвращение жизни на земле здесь связано с разливом реки Тигр, когда на берег ступает Энлиль и начинается половодье, несущее благодатную воду, что дарит изобилие. В шумерском эпосе «Энки и мировой порядок» начало половодья непосредственно связано с определением судеб всего мироздания. Так, порядок наступает, после того как исход решен и земля благословлена весенним разливом вод.
Таким образом, идея неизменного возвращения вещей на свои места являлась неотъемлемой частью философии шумеров. Представление о существовании мирового порядка присутствовало в мировосприятии жителей Шумера эмпирически. Каждый мог наблюдать весенний разлив рек или даже стать жертвой потопа. В то же время каждый видел новолуние, восход и заход солнца.
В представлении шумеров можно было вернуть на свое место уничтоженный город, храм или статую божества. Например, в «Сказании об Энки и Нинмах» богиня оплакивает свой разрушенный город и дом, тогда как бог мудрости говорит об их возможном восстановлении:
«О, горе! В небесах ты не жил, на земле ты не жил!
О, глаза твои проклятые! Из Шумера ты не уйдешь!
Там, где ты сидеть не будешь, — о, дом мой построенный!
О, слова твои бессмысленные!
Там, где ты жить не будешь, — о, град мой построенный!
О, сама я, ложью разбитая!
Град мой разрушен, дом мой погублен, дитя мое в плен попало!
Я сна лишилась, я ушла из Экура[4],
Я от руки твоей не ушла!»
Энки Нинмах отвечает:
«Слова, что из уст твоих вышли, кто отменит?
Умуль[5]… из лона твоего да будет исторгнут!
Нинмах, труды свои прерви, негожи они, против меня кто выступить может?
Творенье по образу моему, что вслед за тобою я создал,
Словом склонено да будет!»[6]
Отсюда ясно, что храм или город подлежат воссозданию после своего временного уничтожения. Следовательно, «возвращение на свое место» в понимании шумеров означало прекращение неких деструктивных процессов, нарушающих мировой порядок, и восстановление этого порядка в дальнейшем. В шумерском «Эпосе о Гильгамеше» одноименный герой возвращает в страну старый уклад, существовавший до Потопа, путем возведения стел, обновления храмов и возобновления обрядов, сопровождающихся жертвоприношениями. Ни одно событие не является необратимым, и никакое изменение неспособно окончательно уничтожить мировой порядок.
Неотъемлемой частью этого мирового порядка был принцип равновесия между миром живых и миром мертвых. Так, в мифе «Об Энлиле и Нинлиль» бог воздуха силой овладевает богиней судьбы, за что изгоняется в подземный мир, покинуть который можно, только оставив вместо себя и супруги кого-то другого. В аккадском изложении мифа о нисхождении богини Инанны (Иштар) в подземный мир говорится о том, что богиня перед вратами в «страну без возврата» угрожает выпустить мертвецов из могил, если ее не впустят:
Перед вратами разлилось запустенье.
Ворот Преисподней едва достигнув,
Иштар уста открыла, вещает,
К сторожу врат обращает слово:
«Сторож, сторож, открой ворота,
Открой ворота, дай мне войти.
Если ты не откроешь ворот, не дашь мне войти,
Разломаю я двери, замок разобью,
Разломаю косяк, побросаю я створки.
Подниму я усопших, едящих
