Аннушка - Владимир Руткивський

Несколько человек выбежали под тёплый дождь и принялись подталкивать осерчавшую машину сзади. Мы с Аннушкой тоже хотели присоединиться к ним, уже начали снимать обувь и набрасывать плащи… Но в это время диктор объявил посадку на нашу «Ракету».

Плыть было не очень интересно. «Ракета» тряслась по частым волнам, словно. телега по булыжной мостовой. По толстым стёклам иллюминаторов стекали ленивые капли дождя. За ними еле угадывались очертания встречных «Ракет» и длинных грузовых барж. А зелёные берега, как только мы отошли от причала, и вовсе скрылись ·за плотной дымящейся завесой тумана.

Как пишутся стихи

Аннушка смотрела-смотрела в иллюминатор и вдруг зевнула — скучно.

Я тоже не остался в долгу, зевнул ещё шире. Надо было чем-то срочно заняться… Поспать, что ли? Да, пожалуй, ничего умнее не придумаешь… И я начал удобнее устраиваться в кресле.

— Давай сочинять стихи, — неожиданно предложила Аннушка.

— Какие ещё стихи? — недовольно проворчал я. — Разве не видишь, что делается на Днепре?

— Что ты, как раз в такую погоду они очень хорошо сочиняются, — объяснила мне Аннушка. И, ещё раз посмотрев в иллюминатор, добавила: — И потом, всё равно больше нечего делать.

— Давай как-нибудь потом сочиним, — сказал я и с печалью вспомнил о своей тихой и уютной комнате, в которой, лёжа на диване, можно спокойно поработать хоть до самого обеда, и никто тебе не помешает. — Давай как-нибудь потом, — повторил я.

— Но ты же мне обещал, — укоризненно заметила Аннушка.

— Обещал?

Ах да, я совершенно об этом забыл. Ещё в Москве пообещал, просто так… Ну, что же теперь поделаешь. обещание нужно выполнять.

— Хорошо, — безнадёжно вздохнул я. — Только давай договоримся: ты придумываешь одну строку, а я — следующую.

Аннушка согласилась.

— И записывать ты тоже будешь, — сказал я и протянул ей блокнот с карандашом.

— Ладно, — ответила она. — Я согласна.

— Чур, тебе начинать…

Аннушка подумала-подумала, повертела в руках остро заточенный карандаш, потом пристально посмотрела в иллюминатор и произнесла первую строку:

Как у наших у ворот…

Я тоже посмотрел в иллюминатор. Внимательно смотрел, долго, но никаких ворот за ним не увидел. Дождь лил всё так же, и ничего нельзя было рассмотреть. Как ни старайся. Так что же выходит — обманываешь, Аннушка, да? Ну ничего, это мы тоже умеем делать!

И я ответил:

Посадили огород…

Вот теперь, голубушка, и подумай, при чем здесь какой-то огород, когда даже берегов никак нельзя рассмотреть.

Но Аннушку иллюминатор уже не интересовал. Она присмотрелась к потолку, словно увидела там что-то интересное, и ответила мне так:

А за этим огородом…

И я на потолок посмотрел. Обыкновенный потолок, бледно-голубой, лампочки горят под ним, в углу гудят вентиляторы. Обычный потолок… Эх, придётся и дальше самому всё выдумывать!

И я принялся выдумывать.

В ответ на Аннушкино «огородом» можно было бы сразу сказать: «Ходят люди с бутербродом». Очень хорошо было бы, да вот только какая беда: не бывает таких больших бутербродов. Во всяком случае я ни разу не видел, чтобы несколько человек несли один-единственный бутерброд.

Но что же всё-таки находится за этим огородом? Лес, город или дорога? А может, и не дорога вовсе, а река? Не такая, конечно, как этот Днепр, но и не маленькая. И брод, наверное, через эту реку есть…

Ага, вот же она, строка:

Протекает речка с бродом!..

Что ты теперь скажешь на это, Аннушка?

— Очень даже хорошо, — одобрила Аннушка. — Я уже ожидала, что ты скажешь: «Ходят люди с бутербродом».

Я удивлённо уставился на неё — откуда ей это известно?

Но в ответ услышал:

А за быстрой той рекой…

Твоя очередь думать, Володя!

А что может быть интересного за этой неизвестной рекой? Снова огороды. Или зелёные луга. Днём коровы важно пасутся, мотыльки-однодневки порхают. А по ночам волки из лесу рысцой выбегают…

Так и сказал:

Волки бегают рысцой…

с уважением взглянула на меня Аннушка — о волках, наверное, и не подумала. Но сдаваться не собиралась. Только нос сильнее наморщила, слегка сощурила голубые глаза… И придумала всё-таки!

Волки бегают и воют…

Конечно, воют, что же им ещё остаётся? Хорошо волкам, они хоть знают, что делать, а вот что делать мне?

Я вышел из каюты и спрятался под тентом. Закурил сигарету, оглянулся вокруг. Ничего особенного — дождь, туман, вода расходится за кормой седыми усами. Подставил под ливень одну ладонь, затем вторую… И почему-то увиделось мне, как самый крупный из волчьей стаи, бросив без толку бегать и выть, уселся на зелёном бережку и принялся полоскать в прозрачной воде свои натруженные лапы…

Бегом возвращаюсь в каюту и гордо произношу:

В нашей речке ноги моют!..

Аннушка даже в ладоши захлопала от удовольствия:

— Как здорово ты придумал! Не лапы свои волчьи моют, а ноги, совсем как люди!

Я даже покраснел от радости — никто меня ещё так до сих пор не расхваливал!

Между тем Аннушка принялась внимательно изучать двух толстых тётушек, которые без умолку разговаривали между собой. Потом сказала:

И идёт у них беседа.

Долго идёт беседа у этих тётушек, я уже не раз посматривал в их сторону. Хорошо им — узелки лежат на коленях, а из узелков выглядывают вкусные пирожки с мясом, свежесолёные огурцы, краснощёкие большие помидоры… А я вот с утра ничего ещё не ел, если не считать того, что Аннушке купил два мороженых… Так сколько же я, выходит, не ел? От рассвета и до обеда; оказывается, от утра и до обеда. Вот здорово!

Не потому здорово, что не ел, а потому, что строку придумал, вот такую:

От утра и до обеда!..

— А ты неплохо играешь в стихи, — ещё раз похвалила меня Аннушка. — Намного лучше, чем многие мальчишки и девчонки из нашего второ… нет, уже из нашего третьего класса!

Если бы вы знали, как мне были приятны эти её слова! Я даже хотел попросить Аннушку, чтобы она их повторила, да застеснялся… Нет, что вы ни говорите, а ребятишки тоже очень хороший народ. Особенно некоторые девочки…

Наташино «Спасибо»

От автобусной остановки дорога, заросшая спорышом, повела нас к уютному тенистому парку. Потом, вынырнув возле старого огромного пруда, в котором время от времени плескалась рыба, повернула влево, к садам и плетням, за которыми прятались чистые беленькие домики. Где-то среди них стоял и дом моей мамы.

Аннушка шла рядом со мной и, чтоб было веселее, наизусть читала стихотворение:

— Как у наших у ворот, раз-два, собрался честной народ, три-четыре; как у наших у ворот, раз-два…

Я старался шагать в такт Аннушкиным словам. Получалось очень даже здорово.

Но никакой народ не собрался у наших ворот. Одни только ласточки кружились над головой. Мы бесшумно открыли старую калитку, которую я когда-то, ещё школьником, приладил к плетню, — и сразу же нырнули в прохладные, густые заросли сирени и жасмина. Тропинка, на которой мы остановились, была посыпана белым речным песком. На нём греблись толстые, разомлевшие от жары куры. Увидев незнакомцев, недовольно закудахтали и начали нехотя уступать дорогу. А самая большая из них, жёлтая и голенастая, так увлеклась поисками каких-то насекомых, что и вовсе не обратила на нас никакого внимания. Пришлось слегка отодвинуть её ногой — она только возмущённо заквохтала.

— Куры у нас совсем непуганые, — объяснил я Аннушке. — Моя мама кормит их из рук. И мы тоже будем.

Голенастая курица, будто и не её толкали, снова вышла на дорожку и, озабоченно поквохтывая, опять занял ась своим чрезвычайно важным куриным делом.

В глубине двора, под огромным орехом, стояла летняя кухонька, сложенная из красных кирпичей. На ней теснились чугунки, горшочки, сковородки, в которых что-то булькало, шипело, трещало. А в воздухе пахло так вкусно, что мы проглотили слюнки и прибавили шагу…

Возле кухни хозяйничала моя мама. Она очень удивилась, увидев меня. Сколько я ни приезжаю, она всё время удивляется. Потому, что у меня нет привычки сообщать ей заранее о своём приезде.

— Вот молодец, что приехал, не забыл меня, старую, — сказала она, целуя меня. И тут же огорчённо всплеснула руками: — Только обед ещё не готов, придётся немного обождать… А это что за девочка.

Аннушка скромно вышла из-за моей. спины, вежливо поклонилась и сказала:

— Здравствуйте… Меня Володя с собой привёз. Мама вопросительно взглянула на меня.

— Это Аннушка, дочь моих друзей, — объяснил я ей. — Они в командировку срочно уехали, а она одна осталась.

— Правильно сделал, — похвалила меня мама. — Заходи, Аннушка, в комнату. Пока я доварю обед, вы с Наташей книжки почитаете…

Моя мама, как все пожилые люди, думает, что у детишек только и дел, что книжки читать… А Наташа — моя четырёхлетняя племянница. Она, оказывается тоже приехала. И тоже из Москвы.