Врата в будущее. Эссе, рассказы, очерки - Николай Рерих

Познавший в прошлом восторги общения с сияющей, праздничной красотой латинского гения, искушенный в области изучения остатков древнего славянского мира, он теперь, когда творчество его вступило в полосу зенита, раскрывает запретную для большинства из нас книгу о величии и красотах Тибета и Индии.

Сейчас, когда эта книга прочитана им наполовину и часть узнанного уже перенесена на полотно, мы начинаем угадывать, какие несчетные и не сравнимые ни с чем дары нам готовит будущее.

Мы с нетерпением ждем продолжения этой удивительной жизни, блестящий след которой, развертываясь на наших глазах, погружает нас в созерцание сказки, волшебного сна, небытия, за пределы всех виденных когда-либо нами видений.

Пройдя в молодости путь варягов, а ныне следуя по следам Марко Поло, он уносит отовсюду и бережно хранит любовь к скудным порою обломкам и знакам былой земной славы.

Привыкнув общаться на протяжении всей своей жизни с величайшими умами всех времен и народов, он ведет за собой целый мир представлений, понятий и верований, порою угасших и тускло мерцающих в сумерках нашего сегодняшнего дня, порой вновь обретших себе бытие если не в нашей жизни, то в нашем пробужденном сознании.

Вопреки многим художникам значительной величины Рерих в защиту «своего» не оставляет в тени и созданного другими.

Наоборот, он, скорее, ищет средства утверждения и закрепления в нас памяти обо всем, когда-либо сделанном во имя красоты, стремясь передать нам великое счастье внерасовых и внекастовых любви и братства.

Оттого миссия Рериха шире и значительнее обычной миссии художника. Оттого удел Рериха превышает все рамки наших всегдашних представлений о задачах искусства, а сама его идея художественного творчества далеко разнится от всех, принятых на это воззрений. Рерих знает, что сокровенный смысл человеческой деятельности, направленной на украшение жизни, уже давно утратил свою первоначальную глубину и высокое значение.

Рерих знает, что потребность в красоте возросла сверх меры, что число голодающих от недостатка красоты и гибнущих от невозможности в буквальном смысле дышать ею значительно превосходит число лечащих красотой.

Рерих знает также, что запасы красоты не иссякли в мире, а знахарство, выдаваемое за лечение, лишь вредит, а не помогает делу.

Рерих знает, что сила в объединении. А спасение – в вере.

И он бросает на время страну, в которой жили его предки и которая воспитала его. Он вкладывает ногу в стремя и рукой, привыкшей держать кисть, берется за повод. Он объезжает места, где собираются люди, останавливает коня и говорит собравшимся. Он говорит повсюду: на площадях городов, на папертях древних храмов, с вершин холмов и с палубы корабля. Он говорит одиноким и изверившимся, он говорит маловерным, он говорит толпе.

Мы видим парус его судна, мелькающий в туманной дали, и когда я пишу эти строки, я знаю, что его верблюд мерной поступью роет золотой песок пустыни.

Долог и труден путь. Но бездействие еще труднее. А действовать – значит идти. Сложны и извилисты горные тропы. Столько поворотов, столько осыпей под копытами коня.

Сколько пересекающихся потоков и ручьев.

В вечном труде, в вечном беспокойстве о будущем протекают дни человека, века человечества.

Посмотрите на полотна Рериха. Люди строят города, ладьи.

Города, чтобы жить. Ладьи, чтобы плыть на них к новым берегам. Еще только строят. И так всегда.

Как часто мы о многом говорим «не знаем», когда вернее было бы сказать «забыли».

Из древних чудесных камней слагаются ступени грядущего.

Новгород Великий. Старое изжитое место.

Черная земля, хранящая многовековые тайны.

Псков, Печоры, Изборск, «выросшие на великом пути», напитавшиеся лучшими соками ганзейской культуры, Юрьев-Польский, Смоленск, Ярославль, Рига, Ковно, Виндава, Венден и храмы Аджанты и Лхасы.

Подземная Русь и тайник дворца далай-ламы, гигантские ступы и монастыри Малого Тибета.

Не удивляйтесь. «Культуры разветвились слишком. Дуб всемирного очага разросся безмерно; мы боязливо путаемся в его бесчисленных ветках. В стремлении к чеканке форм жизни мы должны очищать далекие закрытые корни».

Слышите ли – «должны». Так говорит Рерих.

Пути затеряны. Нет старых дорог. Мы только знаем, где были они. Надо найти их.

Пером и кистью поработал на защиту остатков древней красоты Рерих.

В статьях писал: «Пусть памятники стоят не страшными покойниками, точно иссохшие останки, никому не нужные <...>.

Пусть памятники не пугают нас, но живут и вносят в жизнь лучшие стороны прошлых эпох».

От дурного глаза лечимся. Лечимся красотой веков и вековою мудростью.

Мы знаем «Весну» Рериха, «Священную Весну», когда зеленые, росные луга залиты солнцем, а даль едва подернута дымкой.

Мы знаем его голубовато-хрустальную зиму и его золотую осень, когда густые лиловые тени покорно ложатся на усталую землю.

Из года в год мы любуемся этой сменой. Сменой дня и ночи. Часов бдения и часов покоя. Мгновений, когда расцветают первые проблески холодного утра. И мгновений, когда на темнеющем своде ночного неба загораются первые влажные, дрожащие звезды.

Глубокое волнение охватывает нас.

Мы слышим клич «Зовущего». Мы покидаем дом, друзей, близких, родину. И мы следуем за «Высоким и чистым», в «Его страну», где прозрачен воздух, где рано зажигаются звезды и где мерцают тусклоцветные ауры сияний. В страну Рериха.

Скользит наш челн по бирюзовой воде реки. С нами «Гонец».

Мы плывем, направляемые мерными ударами его весла. Мимо нас бегут молчаливые и сумрачные берега. Колышутся тени. Шуршит камыш. Чуть плещут речные струи. И желтый осколок ущербного месяца бросает отражение, освещая нам путь.

Мы пробираемся сквозь непроходимые чащи и заросли ветвей по извилистым тропам, где след зверя мешается со следом человека. И по тропам, где, крадучись, не ступал и зверь.

Мы собираем дикие ягоды под стволами вековых деревьев и в прохладной тени их ветвей водим хороводы.

Мы отдыхаем на свежей пахучей траве в пещере отшельника и слушаем простые рассказы «О Боге», о чудесных видениях, посетивших людей, о «Сокровищах Ангелов», о «Доме Духа» и небесных знаках, виденных смертными.

Когда мы варим себе пищу на кострах, «Сходятся старцы».

Понурив на посохи белые головы, они думают о прошлом.

Трещат смолистые плахи, и дым костров клубится черными тучами.

Лица наши обветрены, и тела наши стали бронзовыми от загара.

Но мы все идем и идем. Мы видим незнакомые страны и людей. Мы прислушиваемся к их непонятному говору и засыпаем по ночам, чутко внимая песне, которую поет чужая мать, укачивая чужого ребенка.

Нам говорят, что впереди зной, песок и пустыня.

А за ней море зеленое, как изумруд, и горы из самоцветов.

Мы идем. Звенит колокольчик верблюда, и даль клубится, как призрачный синий дым.

Но вот мы у цели. На стенах сказочного города словно притаились фигуры людей, молитвенно обращенных к луне. Это «Мехески – лунный народ».

В их движениях порыв к какому-то незримому миру, где полное знание, где разгадка всего.

Здесь же снова «вопросы и поиски».

Знаменательны пути, пройденные картинами Рериха.

Нет страны Запада, где бы не побывали они.

И не просто побывали, а остались навсегда украшением первокласснейших мастеров.

Париж, Берлин, Вена, Прага, Венеция и Милан видели его гостем на своих выставках.

Это – Запад. Между тем есть картины Рериха и на Востоке. О Рерихе писали и пишут. В России Л. Андреев и Ал. Бенуа. В Италии – Виттори Пика. В Финляндии – Аксель Галлен Каллела. В Дании – Лео Фейнбенгерг. В Англии – сэр Филипс. Во Франции – Дени Рош и Арсен Александр. В Америке – М. Фантон Робертс и Эггерс. У немцев – Петер Альтерберг.

Писали и пишут о «путях Рериха», об «истоках его творчества», о выраженном в искусстве художника «очаровании России».

Наше слово о мудром делании Рериха.

Вот уже несколько лет мысль Рериха остается свободной. Ничто не может овладеть ею. Его ум, склонный к широким обобщениям, ум мудреца не перестает искать таинственных связей между буднями нашего существования и миром извечной правды.

Чудесная и жестокая прозорливость его срывает все покровы, обнажая вселенную в ее изначальной красоте.

Он говорит нам, что мы «задумываем одежду» и «строим города и храмы», как наши далекие праотцы.

Мы протестуем. Но внутренне мы побеждены.

У него острый глаз, верное чутье и знание самых первичных эпох прошлого человечества.

Его тайна в непоколебимой мощи и широте его творчества.

Источник его творческой мощи в его стальной воле. Как в нашем безволии весь ужас нашего прозябания.

Нет ничего скрытого от нас. Он чувствует природу так же полно, как ощущает малейшее проявление человеческого духа. Ему понятна радость труда, как близок и час отдыха, свободного от всех пут повседневных забот и окрыленного мыслью об ином, нам сужденном, в грядущем существовании.