Женщина во мне (ЛП) - Спирс Бритни

Однажды, делая поворот, я случайно ударил рукой по голове крошечную девочку.

“Малышка! Мне так жаль!” сказала я.

Мне было так плохо, что я встала перед ней на колени. Я сняла с пальца кольцо, одно из моих любимых колец, и протянула ей, прося прощения.

“Мисс Бритни, все в порядке!” - сказала она. “Вы даже не обидели меня”.

Я хотела сделать все, что в моих силах, чтобы дать ей понять, что мне не все равно, если ей больно, и что я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину.

Глядя на нее с колен на полу танцевальной студии, я подумала: “Подождите-ка. Почему люди, которым государство поручило заботиться обо мне, и вполовину не заинтересованы в моем благополучии, как я в благополучии этой маленькой девочки?”

Я решила добиваться выхода из-под опеки. В 2014 году я обратилась в суд и упомянула об алкоголизме и неустойчивом поведении отца, попросив проверить его на наркотики. В конце концов, он распоряжался моими деньгами и моей жизнью. Но мое дело ни к чему не привело. Судья просто не стал слушать.

Затем последовала попытка нанять собственного адвоката. Я даже упомянула об опеке на ток-шоу в 2016 году, но почему-то эта часть интервью не попала в эфир. Хм. Как интересно.

Это ощущение ловушки способствовало краху моей романтической жизни. После глупой ссоры мы с Чарли стали настолько гордыми, что перестали разговаривать друг с другом. Это была самая глупая вещь. Я не могла заставить себя поговорить с ним, а у него было слишком много гордости, чтобы говорить со мной.

Тогда я начала работать с двумя замечательными авторами песен, Джулией Майклс и Джастином Трантером. Мы сидели и писали все вместе. У меня была страсть к этому. Это была единственная вещь за тринадцать лет консервации, в которую я действительно вложила всю душу. Я усердно работала над песнями, и это придавало мне уверенности. Знаете, когда у вас что-то получается и вы это чувствуете? Вы начинаете что-то делать и думаете: “У меня получится”? Написание этого альбома вернуло мне уверенность в себе.

Когда он был готов, я сыграла его для своих сыновей.

“Как мне назвать альбом?” - спросила я. Мои дети очень умны в музыке.

“Просто назови его Glory”, - сказал Шон Престон.

И я так и сделала. Видя, как дети гордятся этим альбомом, я подумала: “Я тоже горжусь этим!” Такого чувства я не испытывала уже очень давно.

Я выпустила клип на песню “Make Me” и впервые с 2007 года выступила на VMAs 2016 в поддержку.

Когда я впервые увидела Хесама Асгари на съемках своего клипа на песню “Slumber Party”, я сразу поняла, что хочу, чтобы он был в моей жизни. Я была мгновенно сражена наповал. В самом начале между нами была безумная химия. Мы не могли оторваться друг от друга. Он называл меня своей львицей.

И тут же таблоиды заговорили о том, что он мне изменяет. Мы встречались две недели! Мы оставались друг с другом. Я начала чувствовать, что моя искра возвращается.

Потом мой отец решил, что должен снова отправить меня на лечение, потому что я пронесла без рецепта энергетические добавки. Он думал, что у меня проблемы, но проявил милосердие и сказал, что я могу лечиться амбулаторно, если буду четыре раза в неделю посещать группу “Анонимные алкоголики”.

Сначала я сопротивлялась, но женщины, которых я там встретила, начали меня вдохновлять. Я слушала, как они рассказывают свои истории, и думала: “Эти женщины великолепны”. Их истории на самом деле были очень, очень глубокими. На этих встречах я находила такую человеческую связь, какой не находила нигде в своей жизни. И поначалу мне это очень нравилось. Но некоторые девушки не всегда приходили. Они могли выбирать собрания, на которые хотели ходить. У меня же выбора не было. Подруги, с которыми я там познакомилась, могли ходить туда только два раза в неделю, или они ходили на утреннюю встречу в один день, а на вечернюю - на следующий. Мне же не разрешалось ничего менять.

У меня были одни и те же встречи в одно и то же время каждую неделю, независимо ни от чего.

После изнурительной череды выступлений я вернулась домой, а там были мои сыновья, мой ассистент, мама и папа.

“Пора на встречу”, - сказал мой отец.

“Могу ли я сейчас остаться дома и посмотреть фильм с мальчиками? Я никогда не пропускала ни одной встречи”, - сказала я.

Я никогда не смотрела кино со своими детьми дома в Вегасе. Я подумала, что мы могли бы поесть попкорна и приятно провести время вместе.

“Нет, ты должна идти”, - сказал он.

Я посмотрела на маму, надеясь, что она заступится за меня, но она отвернулась.

В тот момент мне стало казаться, что я нахожусь в секте, а мой отец - ее лидер. Они обращались со мной так, будто я была ему подчинена.

Но я была так хороша, думала я, размышляя о том, как усердно я работала на этих шоу. Я не была хороша, я была великолепна. Эта фраза не раз звучала в моей голове в течение следующих нескольких лет, когда я думала о том, как я не только оправдала, но и превзошла возложенные на меня надежды, и о том, как несправедливо, что я все еще не свободна.

Я так много работала и придерживалась графика, который они для меня установили, - четыре недели работы, четыре недели отдыха. Когда я работала, я делала три двухчасовых шоу в неделю. И когда я работала или не работала, я также придерживалась еженедельного графика, который они для меня составили: четыре собрания анонимных алкоголиков, два часа терапии и три часа тренировок в неделю, плюс встречи с поклонниками и три шоу. Я перегорела. И я хотела сама распоряжаться своей судьбой.

Одна парикмахерша мельком взглянула на мое расписание и сказала: “О, милая, что ты делаешь?”. У нее было две маленькие девочки, и она была очень материнской. Она мне очень понравилась.

“Вы думаете, это слишком много?” спросил я ее.

“Это больше, чем слишком”, - сказала она. “Это безумие”.

Она наклонилась ко мне, словно хотела открыть какой-то секрет. “Послушай”, - сказала она. “Чтобы быть творческой личностью, в твоем расписании должно быть место для игры. Это поможет тебе укрепить силы, если у тебя будет время на себя. Черт, да хоть в стену уставиться, если хочешь. Людям это необходимо”.

Должно быть, ее слова дошли до моего отца, потому что на следующий день моими волосами занимался кто-то другой.

Больше я эту парикмахершу не видела.

37

Как исполнительницы, мы, девушки, имеем свои волосы. Парни хотят видеть именно это. Им нравится видеть, как длинные волосы двигаются. Они хотят, чтобы вы ими трясли. Если ваши волосы двигаются, они могут поверить, что вы хорошо проводите время.

В самые деморализующие моменты моего выступления в Лас-Вегасе я надевала тугие парики и танцевала так, что на голове не шевелился ни один волос. Все, кто зарабатывал на мне деньги, хотели, чтобы я шевелила волосами, и я это знала, поэтому делала все, кроме этого.

Оглядываясь назад, я понимаю, как много себя я скрывала на сцене, как сильно, пытаясь наказать людей, которые держали меня в плену, я наказывала и всех остальных - включая моих преданных поклонников, включая себя. Но теперь я знаю, почему я так долго ходила во сне последние тринадцать лет. Я была травмирована.

Сдерживаясь на сцене, я пыталась как-то восстать, даже если я была единственной, кто знал, что именно это и происходит. Поэтому я не распускала волосы и не кокетничала. Я делала движения и пела ноты, но я не вкладывала в это тот огонь, который был в прошлом. Я сбавила свою энергию на сцене, это была моя собственная версия пассивного сопротивления.