Время Андропова - Никита Васильевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не забыл Рюти назидательно упомянуть значимость события, случившегося 22 июня и дать моральную оценку:
«Мы не ненавидим много страдавшие и всегда угнетенные народы Советского Союза, но после всего случившегося вряд ли можно ожидать от нас, что мы наденем траурные костюмы по поводу того, что господин Молотов и вместе с ним ответственные за политику СССР круги стали сейчас жертвами своей шакальей политики»[302].
Карл Маннергейм
[Из открытых источников]
Верховный главнокомандующий Маннергейм подписал приказ, в котором напомнил о предыдущей советской агрессии:
«Солдаты Финляндии!
Наша славная зимняя война закончилась тяжелым миром. Несмотря на заключение мира, наша страна являлась для врага объектом беззастенчивых угроз и постоянного шантажа, что вместе с преступным подстрекательством, направленным на подрыв нашего единства, показывает, что враг с самого начала не считал мир постоянным. Заключенный мир был лишь перемирием, которое теперь закончилось…»[303].
Письмо Ю.В. Андропова Ларионову
1941–1943
[ЦДНИ ГАЯО. Ф. 272. Оп. 23. Д. 19. Л. 116–117]
Началась, по определению Рюти, «вторая освободительная война» или, как ее окрестили финны, «война-продолжение». Первоочередной стала цель вернуть земли, отторгнутые у Финляндии в марте 1940 года. Финская армия развивала наступление вглубь Карелии, советские войска отступали.
В первые месяцы войны Андропов много ездил, выступал на митингах, проводил комсомольские активы. Появились и новые задачи — готовить подполье и подпольщиков для работы в тылу врага. Финны захватывали район за районом и уже вышли за пределы бывшей государственной границы, существовавшей до марта 1940 года.
В первые недели войны Андропов рискнул побывать на линии фронта в районе Суоярви, но тогда финны были еще не очень активны и только готовили глубокое наступление. С некоторой гордостью написал об этом в июле 1941 года своему бывшему партийному начальнику Ларионову в Ярославль: «Видал теперь, впервые в жизни, настоящую боевую жизнь. Довелось даже пострелять врага. Как я себя чувствовал? В основном не плохо, но, честно говоря, в себя пришел не сразу. Ну, теперь — “мы солдаты стреляные”»[304].
Конечно, написал не без некоторого хвастовства — пороху он понюхал! Но в то же время и вполне честно — «в себя пришел не сразу». Нет, не для боевых схваток на передовой был создан Андропов. Его дело — руководить в тылу. И он руководил. В том же письме патетически восклицает: «Комсомол, по-моему, никогда не работал еще так энергично и активно, как сейчас. И жизнь сейчас еще полнокровнее. Роем, строим, укрепляем»[305].
Тут, собственно, главное наполнение первых месяцев войны: мобилизация комсомольцев на строительство оборонительных сооружений. А еще агитация и массовый прием в комсомол. А тем временем финны наступали.
Аппарат ЦК комсомола республики обезлюдел. Из восьми работавших там мужчин шесть человек были направлены на «выполнение спецзаданий», многие погибли[306]. Андропов руководил «зафронтовой работой» комсомольцев, но сам оставался на «большой земле». Не рисковал.
Ю.В. Андропов на учебных занятиях. Карельский фронт
1940-е
[ЦА ФСБ. Ф. А. Оп. 2. Д. 11]
Куприянов в начале 1960-х годов в мемуарах писал: «Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки. И вообще на слабое здоровье. Был у него и еще один довод для отказа отправить его в подполье или партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка…». По мнению Куприянова, нежелание Андропова отправиться за линию фронта «было продиктовано исключительно большой хронической трусостью и удивительным даром приспособленчества, которым он обладает»[307]. В отличие от этого фрагмента неопубликованных мемуаров, в изданной книге Куприянов называет Андропова одним из «непосредственных организаторов подпольной работы» и отмечает, что он «все-таки довольно умело подбирал подпольщиков и хорошо знал их»[308].
И все же совершенно несправедлива высказанная Куприяновым претензия к Андропову, что он сам лично не отправился в тыл к финнам руководить комсомольским подпольем. Ну а какой в этом был прок? Кабинетного работника Андропова убили бы в первом же бою. Да и в лесах и снегах он бы долго не выдержал, в считанные дни бы погиб. Есть даже утверждения, будто «именно в годы войны в холодном и болотистом Карельском крае Андропов приобрел ту болезнь почек, которая так осложнила его жизнь»[309]. Интересно, откуда такие выводы и жизненные подробности? Как известно, Андропову не довелось мерзнуть в болотах.
Внешне Андропов с началом войны преобразился на военный лад. Он стал носить армейскую форму: шинель, гимнастерка, брюки, сапоги, фуражка[310]. Для связи с ушедшими в тыл к финнам подпольщиками Андропов использует позывной «Могикан»[311]. Видно много читал в детстве об индейцах. Ну а что — романтика!
Как сообщал Андропов в справке, составленной в начале 1942 года, значительная часть комсомольцев республики — 14 800 человек «с оружием в руках на фронтах Отечественной войны борется с фашистскими захватчиками». Из них в партизанских отрядах сражались 780 человек, в комсомольском лыжном батальоне — 400 человек, в истребительных батальонах — 300 человек, работали в госпиталях 1500 человек и в банно-прачечных отрядах 200 человек[312]. На первый взгляд, не так уж много в масштабах республики. Но не стоит забывать, большая часть республики была оккупирована, а изначально республиканская комсомольская организация не была столь уж крупной. По состоянию на апрель 1941 года ее численность составляла 31 603 человека[313].
Сам Андропов оценивал вклад комсомола республики в «зафронтовую работу» как весьма скромный. За два года войны ЦК комсомола республики направил в тыл противника 15 человек в качестве секретарей райкомов и организаторов ЦК, 13 связных, 21 разведчика и диверсанта и 17 радистов разведывательных групп[314].
Портрет Марии Павловны Рит
Художник В.В. Лебедев
[Из открытых источников]
Петрозаводск был захвачен финнами 1 октября 1941 года. Семья Андропова
