Время Андропова - Никита Васильевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Карельский вопрос»
Наступление Красной Армии на Карельском фронте стремительно развивалось с июня 1944 года. Был взят Петрозаводск, войска продвигались к границам Финляндии. И как это было во всех освобожденных от оккупации районах СССР, первостепенное внимание было обращено на поведение населения в занятых финнами районах. Наказание всех сотрудничавших в оккупации с врагом являлось для советской власти важнейшим делом. В Карело-Финской республике была своя специфика. Как отмечал 3 августа 1944 года в докладной записке Куприянов: «До 100 тыс. лучших сынов и дочерей карело-финского народа, и в их числе свыше 24 тыс. чел. карело-финской национальности, с оружием в руках выступили на защиту советской Отчизны…»[327]. И далее в записке, озаглавленной «Об участии карело-финского народа в Отечественной войне», Куприянов приводит многочисленные примеры героизма девушек-карелок, перечисляет имена шести Героев Советского Союза, уроженцев республики и среди них карелов, вепсов и финнов[328].
Педалирование темы участия коренного населения в борьбе с врагом не случайно. В Военном совете фронта стали поговаривать еще об одном «ненадежном» народе. У всех перед глазами был пример выселения народов Кавказа и Крыма по надуманному, но вместе с тем тяжкому обвинению в поголовном сотрудничестве с врагом. В Карелии, как и везде, примеры коллаборационизма были. Мало помогали партизанам, были случаи выдачи партизан и подпольщиков жандармерии. В общем, вроде как у всех, но один аспект бросался в глаза. Финны делали существенное различие в обращении с родственными им народами (карелами, вепсами) и русскими. Судьба последних была в оккупации тяжела и трагична: «Русские были поставлены в худшие материально-бытовые и политические условия, чем карелы и финны. Финны ввели три категории продуктовых карточек: финская, карельская и русская…». Часть русского населения попала в финские концлагеря — в шести лагерях в Петрозаводске содержалось более 20 тысяч русских, «главным образом насильственно привезенных из оккупированных районов Ленинградской области»[329].
Общий вывод докладной записки Купринова звучал не без патетики и был призван снять обвинения с коренного населения: «…можно сделать вывод, что подавляющее большинство карело-финнов оккупированных врагом районов не поддалось на провокацию финско-фашистской пропаганды, остались верными своей советской Отчизне, что только продажные элементы, оторванные от народа негодяи пошли в услужение финским захватчикам»[330].
Все это написано Куприяновым не случайно. Это не дежурные фразы. Он знал, какие разговоры ведутся среди командования Карельского фронта, где член Военного совета Терентий Штыков и другие представители командования настаивали на депортации финно-угорского народа[331]. Разумеется, это могли быть лишь пожелания, о которых узнал и позднее зафиксировал в своих мемуарах Куприянов. Подобное решение мог принять только Сталин, а он вряд ли готов был пожертвовать 16-й союзной республикой. Ведь выселение титульного народа автоматически обессмысливало ее существование. Стоит помнить, что массовые репрессии при Сталине — это продуманный, просчитанный и управляемый процесс. Одно дело «закрыть» автономию (как это сделали с Калмыкией, Чечено-Ингушетией и Крымом), а другое — ликвидировать союзную республику. Причем в условиях, когда еще идут боевые действия и не ясно на каких условиях они прекратятся. А что потом, будет ли шанс ли «советизировать» Финляндию? А если так, то стоит сохранить задел для будущего — «республику на вырост». Позднее Сталин сожалел как о допущенной ошибке, что не оккупировал Финляндию: «…мы слишком оглядывались на американцев, а они и пальцем бы не пошевелили»[332].
И все же «карельский вопрос» получил свое разрешение 31 августа 1944 года в виде постановления ЦК ВКП(б) «О недостатках политической работы среди населения районов Карело-Финской ССР, освобожденных от финской оккупации». В постановлении указывалось: ЦК компартии республики «политически недооценил того факта, что население освобожденных районов в течение трех лет находилось под воздействием лживой и враждебной нам финско-фашистской пропаганды», «не развернул необходимой массово-политической работы» среди населения освобожденных районов и не принял должных мер к разоблачению этой враждебной пропаганды[333]. В постановлении предписывалось коренным образом улучшить массово-политическую работу среди населения республики, направить в республику лекторов и пропагандистов и обеспечить бесперебойное издание газет, «превратив их в действительный центр политической работы в массах»[334].
Руководству республики, да и Москве было о чем беспокоиться. Например, в сводках перлюстрированной корреспонденции жителей Олонецкого района в августе 1944 года звучало разочарование в вернувшихся советских порядках и описывалось житье при финнах: «Мы три года работали индивидуально под владением Финляндии, землю роздали крестьянам, и лошадей, и с/х инвентарь. Жили ничего, с хлебом, были сыты, сверх своего хлеба давали норму из лавки, хлеб давали мукой, масло коровье, сахар, мясо, белую муку, мармелад, сахарин, папиросы, 8 пачек в месяц, была готовая одежда и обувь… Издевательства со стороны финнов над нами не было и обращение было хорошее…», или другое письмо: «Хозяйство держала по силе возможности хорошо. При финнах мы тоже жили и работали, норму нам давали и вообще не голодали и жили на ихние марки, работа спорилась, и жили хорошо. Работали свободно…». А вот и нотки разочарования: «Нюра, мы уже два года жили на своем единоличном хозяйстве, имели 2,5 га земли, 2 лошади, имели свинью, корову и работали для своей потребности, а теперь опять загнали в колхоз и отобрали весь посев и лошадей, и осталась одна корова, а если бы не организовали колхоз, то у нас очень прекрасно жилось бы, работа шла бы успешно…». Или вот: «При финнах сено косили косилками, а убирали сами сколько на зиму надо было, а теперь не знаю как, дадут, наверно, на трудодни…»[335].
Юрий Андропов с женой Татьяной
1940-е
[Из открытых источников]
Война с Финляндией закончилась в сентябре 1944 года. Возглавивший в августе страну фельдмаршал Маннергейм почел за благо выйти из войны. Накануне прекращения боевых действий он 2 сентября 1944 года написал письмо Гитлеру,
