Запретная правда о Великой Отечественной. Нет блага на войне! - Марк Солонин

Один за другим отряды «Полесской Сечи» окружались и уничтожались — командиров передавали для «дознания» в руки Службы безопасности, рядовых повстанцев разоружали и предлагали добровольно вступить в бандеровскую УПА. Не желающих вступать добровольно расстреливали на месте. Вступившие «добровольно» оставались под постоянным наблюдением СБ и уничтожались при малейшем подозрении или же просто в рамках очередной кампании «чистки рядов». 19 августа 1943 г. боевики бандеровской СБ атаковали штаб «Полесской Сечи», где захватили в плен жену атамана, которую в ходе допроса замучили до смерти. Руководство ОУН(б) в специальном сообщении даже разъяснило, что Анна Боровец «була польським шпигуном (шпионом) серед українців», за что и была «засуджена ревтрибуналом»…

При такой занятости оставались ли у бандеровцев время и силы для борьбы против немцев? Странный вопрос, не правда ли? Кто же не помнит знаменитую строчку из дневника комиссара Руднева: «Националисты наши враги, но они бьют немцев». Ее цитировали тысячу и один раз; еще бы — сам комиссар легендарного Ковпака (и вроде бы даже еврей) признает… Ну что ж, звиняйте, панове, не я начинал разговор про дневник Руднева.

Указанная выше строка в дневнике есть. Вот эта запись от 24 июня 1943 года:

«…За эти дни, а особенно за последний день, нервы настолько напряжены, что я вторые сутки почти ничего не кушаю. Так как здесь такое политическое переплетение, что нужно крепко думать. Убить — это очень простая вещь; но надо сделать, чтобы избежать этого. Националисты наши враги, но они бьют немцев…».

Ни я, ни большинство моих читателей «настоящего пороха не нюхали». Спасибо судьбе. Но в турпоходе, надеюсь, случалось бывать каждому, посему каждый может оценить сам — до какой же степени нервного и физического стресса должен дойти человек, чтобы в лесу, «на свежем воздухе», кусок в горло не шел… В таком состоянии чего только не померещится… Судя по дневнику, в дальнейшем такой срыв у комиссара не повторялся, а вот упоминания про «националистов» идут одно за другим.

Запись от 30 июня:

«…Надоела эта комедия с этой сволочью. Собрался всякий националистический сброд, разбить их нет никакого труда, но это будет на руку немцам, и противопоставим против себя западных украинцев. Среди них только верхушка идейно сильна, а основная масса — это слепое оружие в руках националистических прохвостов. При первом ударе все это разлетится…».

Запись от 2 июля:

«…В наши руки попал ряд ценных националистических документов, которые показывают полное слияние немецких фашистов с украинскими националистами. Есть письмо Мельника, одного из националистических руководителей к германским властям (с просьбой) о помощи им оружием для борьбы с Московией… Нет никакого сомнения, что верхушка националистов обманывает рядовую массу в том, что они ведут борьбу против немцев, а на самом деле они ведут вместе с немцами и при их поддержке борьбу против советской власти…».

Запись от 5 июля:

«…Костяком и основой повстанческой Украинской армии являются полицейские западных областей. После занятия немцами западных областей Украины кулаки и репрессированные элементы пошли в полицию, которая грабила и убивала еврейские семьи, и этим грабежом жили, а когда немцы посадили их на паек, вся эта черносотенная сволочь, которой руководили националисты, забрала данное немцами оружие и ушла в леса. Здесь они объединялись по сотням и первой своей задачей поставили объявить беспощадную резню всему польскому населению. Началась страшная резня, целые села, районы, польское население самым зверским образом убивалось, причем зверски мучили и убивали детей, женщин и стариков, а все постройки предавали огню. Несомненно, что немецкая охранка здесь в этой национальной резне сыграла главную роль…».

Запись в дневнике Руднева от 5 июля 1943 года — это сделанное по горячим следам (увы, в данном случае расхожее выражение приобретает очень мрачный подтекст) свидетельство о самом главном, самом масштабном действии, совершенном бандеровской УПА и СБ. Не случайно, что факт совершения этого тягчайшего преступления (а по действующим нормам международного права преступления геноцида не имеют срока давности) с неподдельной яростью отрицался и отрицается апологетами бандеровщины. Точнее говоря, сам факт массовых убийств польского населения на Волыни никто уже не отрицает. Практически не осталось места и для дискуссии о масштабе резни — 60 тыс убитых насчитывается только на Волыни (не считая Галичину, где, правда, резня началась позднее и проходила с меньшим размахом), и это только в тех населенных пунктах, по которым польским исследователям удалось составить конкретные списки погибших; понятно, что общее число жертв значительно выше. Предметом яростной дискуссии являются причины произошедшего и роль во всем этом руководства ОУН(б).

У самых безсоромных авторов резня называется «вооруженные столкновения между отрядами УПА и Армии Крайовой». Вот такая она, оказывается, польская партизанская армия, на три четверти состоявшая из женщин и детей… Или: «поляки начали первыми».

Остается спросить — зачем? Перед началом войны, в 1939 г., на Волыни (по оценкам разных авторов) поляки составляли никак не более 15–18 % населения, причем большая их часть была сосредоточена в городах; село же было преимущественно украинским. После аннексии этих территорий Советским Союзом значительная часть польского населения была депортирована в Сибирь и Северный Казахстан; в частности, практически поголовно были высланы (если не арестованы как «шпионы и враги советской власти») так называемые «осадники» — польские крестьяне, которым власти 2-й Речи Посполитой предоставляли лучшие земли на кресах всходних («восточных окраинах»). К моменту начала второй, гитлеровской оккупации Волыни поляки составляли не более 7–8 % сельского населения, распыленного среди моря украинских сел и хуторов. Причем остались именно те, кто жил на этих землях бок о бок с украинцами сотни лет. И вот они-то в припадке массового сумасшествия начали резать десятикратно превосходящих их в численности украинских соседей?

Последний «рубеж обороны» адвокатов бандеровщины выглядит так: «Террор развивался стихийно и массово как реакция на двадцатилетие унижений и насилия со стороны польских властей… Руководство ОУН и командование УПА некоторое время просто закрывали глаза на то, что творится». Просто закрывали глаза. От стыда, надо полагать…

Прежде чем перейти к цитированию документов, обратимся к фрагменту из книги «Горькая правда», написанной в Канаде украинским историком Виктором Полищуком. Автор родился и вырос на Волыни, в крестьянской семье; жизнь, порядки и обычаи этого глухого, бедного края видел он своими глазами:

«Я, як і мої сестри, виховувався (воспитывался) в українській патріотичній родині (семье), яка, однак, не мала нічого спільного (общего) зі зневагою (презрением) до поляків чи євреїв. Найближчим нашим сусідом був єврей Гершко, з котрим батько й мати розмовляли виключно по-українськи, так само, як і ми, діти, з його дітьми. Ніколи між нами не було сварки, а на єврейську пасху сусід давав нам мацу.

В нашому містечку не було української школи, отже я ходив до польськоїа читати й писати по-українськи навчив мене батько. Закінчивши 1939 року сім (семь) класів, я склав екзамен до комерційної гімназії в нашому місті, проте (однако) війна й арешт батька 17 вересня (сентября) 1939 року більшовиками перекреслили плани мого дальшого тоді навчання (обучения). Всі канікули ми, діти, проводили на селі, в діда й баби. Ні від них, нi вiд будь-кого в селi тоді я ніколи не чув поганого слова на адресу поляків чи євреїв. Село було однонаціональне, українське, спокійне, працьовите (работящее). Характерно, ніколи, н/ влітку, я/ и/d час різдвяних чи великодніх свят (ни летом, ни на Раждество или Пасху) я не бачив там пхяної людини. В моїх діда й баби на рік (в год) ішло не більш, як півлітри горілки: по малій чарці випивали дідуньо, л/ш батько й дядько Іван. Хати не мали замків (не имели замков), двері замикали кілочком (палочкой), що мало означати, що нікого вдома немає. Про крадіжки ніхто не чув (про воровство никто и не слышал)…».

То же самое можем мы прочитать и в великом множестве других воспоминаний; те, кто постарше, мог слышать это и от своих родителей. Именно так и жили: работали от рассвета до заката, по великим праздникам выпивали по малій чарці самогонки, двери запирали палочкой. Теперь нас хотят убедить в том, что эти люди так сильно обиделись на польскую власть, что через четыре года после разгрома и исчезновения 2-й Речи Посполитой «стихийно и массово» пошли резать, рубить топорами, колоть штыками, пилить пилами своих польских соседей? Причем произошел этот «стихийный взрыв народного возмущения» именно там и именно тогда, где и когда появились вооруженные отряды УПА. При этом во всех остальных регионах Украины ни массовых, ни даже единичных случаев антипольских выступлений не было и в помине, а в Галичине резня началась примерно полгода спустя и, опять же, «совпала» по времени с организацией вооруженных отрядов украинских националистов (УПА и УНС). И это называется «стихийность?