Вторжение - Станислав Гагарин

«Я заключаю, — продолжал Горький. — Истинных социалистов нет и не может быть до той поры, пока не врастет в сознание этика, сильная, как религия на заре возникновения. Эти мысли возникли у меня не сегодня. Они дорого стоят мне. Они обязывают меня к той резкости, с которой я их выражаю».

Увы, этика, о которой говорилось выше, не отличает ныне и новоявленных социалистов-демократов, радикалов и либералов.

Не стоит удивляться тому, что раскол рабочего класса с крестьянством не привел к гибели Советское государство. Ведь к середине 30-х годов такового государства уже не существовало. Контрреволюционный переворот, осуществленный Сталиным и его сообщниками, закончившийся почти поголовным физическим уничтожением членов Центрального комитета, избранного на XVII съезде партии, двух третей делегатов съезда, привел к тому, что на шестой части света образовалось вовсе другое государство, которое только по названию продолжало оставаться советским и социалистическим…»

«Подход автора не есть строго научный. Социализм — это главенство общего над честным, верховенство коллективного над индивидуальным. Только при таком подходе можно утверждать, что социалистическим был и Советский Союз в тридцатые годы, и Третий рейх Адольфа Гитлера в тот же период. Формы правления при социализме могут быть и тоталитарными. Суть вопроса в примате общего над частным. Советую автору перечитать историю Спартанского государства. Социализма там было хоть отбавляй».

Далее в статье написано: «…Возродив методы «военного коммунизма», товарищ Сталин превратил первое в мире государство рабочих и крестьян в гигантский полигон для собственных социальных экспериментов весьма сомнительного свойства, создавая антиутопию, до которой не додумались мрачные прогнозисты прошлого.

Вместе с тем, большинство коммунистов, включая и ближайших соратников Сталина, не испытывали в этих условиях духовного дискомфорта. Сложившиеся стереотипы существования, как это не парадоксально на современный взгляд, рассматривались как норма. «Сознательные исторические деятели» воспринимали собственную несвободу как естественное состояние.

Здесь надо говорить об особых способах преодоления страха физической смерти, о том смысле жизни, который был главным ориентиром для этих людей. Проще простого было бы отнести их к заурядным преступникам и вывести однозначный приговор. Ведь по-своему они были даже честны, ибо отрицали примат житейского над политическим, а последнее казалось им истинно возвышенным, истинно революционным.

До собственного перерождения, а оно при осуществлении принципов сталинизма непременно должно было рано или поздно наступить, этим людям было свойственно отношение к социализму, за который они дрались на фронтах гражданской войны, а затем строили его, поелику разумению своему, как к «общему памятнику». Ради этого будущего вмуровывания в памятник, они готовы были принести и личную жертву, отдать молодцам Лаврентия Павловича собственных жен, осудить на смерть невиновных товарищей, а затем и самим перед последним выстрелом в застенке Бутырской тюрьмы выкрикнуть: «Да здравствует товарищ Сталин!»

Именно Сталин был их персонифицированным памятником. Они и служили ему, живому, за право значиться на нем, как значились на урнах с прахом у Кремлевской стены имена их более удачливых, сумевших умереть своей, белой смертью товарищей.

Каждый из них инстинктивно выстраивал психологический барьер для себя и отгораживался им от реальной действительности, изобретал нравственные лазейки индивидуального пользования.

Пойти на сговор против тирана? Нет, на это их не хватало… И даже не только потому, что страх перед вождем, слившийся с искренним его обожествлением, парализовал их волю. Выступить против Сталина означало подняться против Идеи, служение которой они считали делом всей жизни.

Потому-то, к слову сказать, и сейчас разговоры о грядущем военном или правом, консервативном перевороте абсолютно беспочвенны, ибо и наши генералы, и партийные функционеры слишком законопослушны, слишком идейны, чтобы насильственно покуситься на государственные институты власти.

Одновременно у соратников вождя вырастала надежда, что неумолимый меч, уничтоживший многих, не тронет тебя лично. Ведь ты-то сам абсолютно уверен в собственной преданности революции и товарищу Сталину.

А вождь все пугал и пугал их жупелом «историческая необходимость». Эти два слова, которыми он пользовался во всех случаях жизни, стали оправданием любых совершаемых Сталиным деяний.

Но была ли альтернатива тому, что произошло в двадцатых и тридцатых годах?

Была, и еще какая… Об этом надо говорить прямо и откровенно.

Да, в конце двадцатых годов в советском обществе образовался некий вакуум эмоциональных чувств, сенсорная пустота.

Нетерпеливые коммунисты все еще спрашивали себя и друг друга: где же он, немедленный социализм? Почему так долго не приходит? За что мы кровь проливали, надсаживались, ликвидируя разруху? Долго и упорно трудиться в условиях нэпа, который всерьез и надолго? Хватит! Даешь светлое будущее уже сегодня!

Сопротивляется деревня? Не хочет продавать хлеб за бесценок, себе в убыток? Ликвидировать как класс! Куда проще уничтожить плохих, чтобы хорошие жить стали лучше… Только так!

И тут партия должна была устами мудрого руководства разъяснить нетерпеливым диалектику строительства нового общества, незыблемость экономических законов, по которым живет человечество, остудить горячие головы ура-революционеров, призвать тех, кто называл себя марксистами и ленинцами, творчески осмыслить духовное наследие старых авторов, подумать об особенном, русском пути для державы.

Этого, как известно, не произошло.

Возобладал лозунг «Даешь!», теоретически подкрепленный принципом исторической необходимости.

Победил авантюрист-метафизик Сталин. А когда обнаружились его просчеты, ответственность, как и в старые времена, была отнесена на счет происков дьявола, то бишь, вредителей, диверсантов, агентов международного империализма, внутренних врагов. Образ их был психологически понятен народу, только что избавившемуся от груза суеверий, и началась по всей Стране Советов инспирируемая НКВД «охота на ведьм».

Да, со всей ответственностью надо признать, что массовая общественность, социальная база для построения сталинского казарменного социализма в стране сложилась, это бесспорный факт. Но это вовсе не означает, что пресловутая историческая необходимость требовала идти именно таким, преступным путем.