Лотерея - Вячеслав Кумин

На взгляд Махова, из дверного проема видно достаточно, чтобы сложилось мнение о мире, в который их занесло волею случая. Это огромная каменистая пустыня, что естественно при такой-то жаре, она уходила, насколько хватало взгляда. Ни гор, только небольшие холмы вдалеке, и никакой растительности в пределах видимости. Что странно, ведь главный компьютер должен был посадить посадочные модули вблизи источника воды, так он запрограммирован.

«Если только здесь вообще есть источники воды и растительность», — подумал Эрик.

Небеса отсвечивали сиреневым. Небольшие рваные белесо-желтые, местами бледно-коричневатые облака плыли так низко, что казалось, стоит немного подпрыгнуть, и можно будет потрогать их рукой. До них едва ли пара сотен метров.

— Хорошо… — ответил он на предложение старшего напарника, и они вышли наружу, ступив на горячий шершавый камень.

Махов невольно присел, когда, подняв голову к небесам, увидел над головой огромный, закрывающий едва ли не полнеба серп газового гиганта, отдаленно походящий на Юпитер. Его поверхность разделяли такие же разноцветные полосы стремительно несущихся атмосферных течений и пятна чудовищных воронок ураганов между поясами.

— Ё-моё… Действительно впечатляет, — нервно хохотнул Ремезов, тоже инстинктивно пригнув колени. — Давай зайдем в тень модуля… может, полегче станет.

В тени действительно стало чуточку полегче, но ничего нового рассмотреть им не удалось. Все тот же бескрайний красноватый пейзаж под сиреневым небом с низкой облачностью.

— Ну что, это определенно не Орхан, — подытожил Антон Николаевич.

— Да уж, — горько усмехнулся Эрик, вспомнив живописное описание планеты, на которую им предстояло попасть. — И близко не стоит. Там просто райские условия, а здесь — адские. Светило едва над горизонтом… что это, восход или закат? Но в любом случае, что творится во время полудня?!

— Ты прав, ничего хорошего. Но… я, кажется, знаю, где мы очутились.

— Вот как?!

— Да.

— И где же?

— Я в молодости увлекался поверхностным ознакомлением со всеми открытыми мирами. Этот мир спутать с чем-то сложно. Он такой один. Это Сахара… не очень-то оригинальное название, но вполне подходящее. Мы на спутнике вот этого газового гиганта размером с Юпитер, плохо только то, что этот Юпитер вращается слишком близко от своего солнца — красного карлика. Отсюда запредельные температуры и повышенная радиация. Сахара почти в два раза меньше Земли, но лишь немногим ее легче, как следствие, здесь достаточно плотная атмосфера. Планета закрыта для колонизации, что неудивительно при такой фоновой радиации и жаре, как в аду… А также из-за малого количества воды. Суша занимает девяносто пять процентов поверхности планеты. То есть это по сути большой каменный шар с каплей воды.

— Каменный шар… — невольно повторил Эрик. — Вы помните из описания, здесь есть жизнь? А то я ее что-то не наблюдаю.

— Есть, и весьма разнообразная…

— Да где же ей тут разнообразной взяться и обитать?! — широким жестом обвел безжизненные окрестности рукой Эрик.

— В каньонах… Этот планетоид испещрен каньонами различных размеров. Несколько больших первого порядка с сетью расходящихся от него трещин второго и третьего порядка. Глубина каньона около трех-четырех километров, в самом глубоком месте, естественно.

— Что еще за порядки? — не понял Эрик.

— От главного каньона первого порядка идет большая трещина — каньон второго порядка. Длина их варьируется от трехсот до пятисот километров. Ширина — два-три километра, глубина до двух. От него соответственно трещины поменьше — каньоны третьего порядка. Длина до двухсот километров, ширина до километра-полутора, глубина до километра. От них в свою очередь идут свои щели, но это несерьезно уже.

— Понятно…

— Как я помню, каньоны образовались не из-за эрозии, хотя и не без этого, а вследствие проседания грунта под собственным весом из-за того, что ядро планетоида остыло и сжалось, — продолжил ознакомительную речь Ремезов. — В каньонах есть вода и, как следствие, свой микроклимат, там же и обитает основная масса местной живности. Теоретически мы должны были сесть рядом с таким каньоном… второго или третьего порядка. Поближе к воде.

Ремезов оживленно осмотрелся по сторонам.

— Да, кажется, вон там… видишь, клубится, светится на солнышке… Сдается мне, что это пар.

— Кажется, да, — кивнул Махов, глядя в указанном направлении.

Там километрах в двух-трех, а может, и меньше, действительно клубился пар. И как он его раньше не заметил? Впрочем, это неудивительно. Мир-то новый…

— Там же настоящая баня…

— Влажно… — согласился Ремезов. — Но не думаю, что жарче, чем здесь, возможно, даже прохладнее будет… В конце концов это не из-за кипения воды. А пар отражает большую часть солнечных лучей. Хотя, как знать, может, и жарче, парниковый эффект все-таки. Впрочем, это все придется проверять опытным путем… но позже. Возвращаемся, нужно рассказать людям, что мы увидели, а то они, наверное, беспокоятся из-за нашего долгого отсутствия.

— Давно пора.

— Солнце, кстати, если ты заметил, чуть приподнялось, значит, сейчас еще утро.

Едва ввалившись в нутро посадочного модуля, напарники развалились на полу, тяжело дыша. Внутренняя прохлада едва привела их в чувство.

— Жарко… — простонал Махов. — Чудовищная планета…

— Да уж, попали в переплет, — пробормотал Антон Николаевич.

— Не то слово. Лучше бы уж нас занесло на какую-нибудь ледяную планету…

— Действительно… Есть, правда, один маленький плюсик в нашей ситуации.

— Это какой же?

— Думаю, бактериологическая опасность здесь на поверхности не очень велика. В каньонах — да, там можно подцепить что угодно и сразу.

— Но сдается мне, что нам нужно именно туда. В каньон, к воде.

— Верно, ибо истину: вода — это жизнь, еще никто не отменял. А вода нам нужна позарез. Очень и очень скоро… Собственных-то запасов — ноль.

Сменив слегка пропылившуюся одежду и обтеревшись дезинфицирующими полотенцами, напарники предстали перед жадными до информации пассажирами. И эта информация незадачливым колонистам, естественно, крайне не понравилась. Большинство пали духом и подавленно молчали, беспомощно глядя на Ремезова и Махова, точно ожидая от них какого-то чуда. Но чудес не бывает.

Неожиданно из задних рядов послышался истеричный женский смех.

— Мы все умрем! Мы все умрем здесь! — причитая сквозь дикий смех, бросалась женщина на своих соседей, заставляя тех отшатываться назад. — Мы уже мертвы!!! Ведь у нас ничего нет! Мы не там, где должны были оказаться! Мы все умрем!!!

Ремезов сблизился с безумной и хорошим ударом в челюсть отправил ее в глубокий нокаут.

— Да, ситуация сложная, но не стоит опускать руки и умирать прямо сейчас, — попытался приободрить подавленных людей Антон Николаевич. — У нас есть кое-какие ресурсы в грузовом отсеке, и мы еще побарахтаемся.

— А смысл?.. — пробубнил кто-то.

— Не знаю, вопросы о смысле жизни не ко мне. Я простой человек, а на этот вечный вопрос не смогли ответить даже величайшие философы всех времен и народов. Не хочешь жить, возьми и удавись. Веревка наверняка найдется, мыло — тоже. Я же так просто сдаваться не собираюсь.

— Да кто ты такой?! — вспылил пассажир.

— Уже лучше, — засмеялся Ремезов. — Может, злость придаст тебе сил.

Выступивший мужик смутился и промолчал, понимая, что его просто подначивают.

— Отлично. Нам предстоит много работы, а времени у нас, наоборот, крайне мало, потому давайте сразу приниматься за дело. Нас много, так что не все потеряно, не только для нас, но и для наших потомков, если мы сумеем выкарабкаться и выжить. Помните, что мы можем стать зерном новой цивилизации. Цивилизации, вашу мать! Только вслушайтесь, как гордо и торжественно это звучит — цивилизация! — заводил людей Антон Николаевич.

Похоже, Ремезов обладал неплохими задатками оратора, если не сказать больше, потому как Махов с удивлением обнаружил, что действительно испытывает некоторый душевный подъем.

— Кому-то это может показаться смешным и нелепым, но мало кому выпадал шанс создать свою культуру. Да, никто из нас такой великой чести себе не желал. Но судьба распорядилась иначе. Она решила, что мы достойны стать семенами будущей человеческой цивилизации, и мы должны использовать этот шанс на все сто процентов. Только ничего не получится, если мы все опустим руки, решив, что нет смысла бороться за жизнь, ведь условия тяжелы и шансов мало.

Люди молчали, но Эрик видел по их глазам и неуловимо изменившимся выражениям лиц, ставших одухотвореннее, что ли, что зажигательная речь Ремезова всколыхнула в их душах какие-то струны. Они будут бороться.